Доро́гой Бронислав все смотрел по сторонам, надеясь увидеть учительницу, но той нигде не было.

Сидора он застал в превосходном настроении. Он оформил в волостном управлении купчую на двадцать десятин земли и купил на базаре молодого, здорового коня. А потом, узнав, что неделю назад привезли на поселение скопца[8] тотчас отправился к нему и подрядил на работу. Мужик крепкий, деревенский, дело знает.

Бронислав передал ему записку. Сидор развернул. На листке из школьной тетради детским почерком было написано:

«Ко всем крестьянам Удинского уезда. Вступайте в Молокопромышленную артель — взнос 1 рубль.

Общее собрание членов Артели выберет тайным голосованием Правление в составе трех человек и представителя от Артели в Союз Молокопромышленных кооперативов. Все ваше молоко закупает Артель по рыночным ценам, и вы никому его больше не продаете.

Масло, произведенное Артелью, покупает только Союз Молокопромышленных кооперативов.

Артель откроет магазин и будет отпускать своим членам товары в кредит в счет поставляемого ими молока.

Доходы Артели распределяются пропорционально количеству поставляемого молока.

Прибыль, получаемая кооперативными магазинами, распределяется пропорционально оборотам каждого магазина.

Учредители: В. И. Косой, директор школы, Ф. Н. Тетюхин, фельдшер, С. X. Шестаков, крестьянин». Сидор прочитал и сказал с одобрением: — Народ валом повалит...

Назавтра Бронислав увидел нового работника. Явился он с мешком за спиной. Сидор велел ему запрягать, что тот исполнил быстро и сноровисто. Заметив, что лошади слушаются новичка, Сидор посадил его на козлы, сам уселся сзади рядом с Брониславом, и они поехали домой с третьей лошадью, привязанной сзади тарантаса. У Бронислава все время стояло перед глазами открытое, честное, без следа растительности лицо скопца, в ушах звучал его высокий, немного бабий голос. Его подмывало спросить у Сидора, как он это сделал, что себе отрезал. Но не спросил — отчасти из брезгливости, а отчасти из жалости. Чего только люди не делают ради спасения души, ради чистоты, чтобы даже мысленно не желать женщину... Причем, мало того, что он сам себя изуродовал, еще правительство покарало его ссылкой в Сибирь!

Назавтра Бронислав весь день изучал прессу, полученную от ксендза Леонарда.

В одном из старых номеров газеты «Дзенник Петерсбургски» он прочел заявление центрального органа партии эсеров:

«Инженер Евгений Филиппович Азеф, тридцати восьми лет (партийные клички: «Толстый», «Иван Николаевич», «Валентин Кузьмич»), член партии социалистов-революционеров с момента ее основания, многократно избиравшийся в центральные партийные органы, бывший член Боевой организации и Центрального комитета, разоблачен как агент царской охранки и провокатор» .

Бронислав почувствовал себя так, словно его стукнули обухом по голове.

Придя в себя, он несколько раз прочел историю разоблачения и сделал кое-какие выводы для себя.

Если Бакай, бежавший из Варшавы агент охранки, представил Бурцеву полный список провокаторов, сотрудничавших с Варшавской полицией, то он, несомненно, должен был включить туда и его, Бронислава. Независимо от того, была ли их затея серьезной или легкомысленной, героической или провокационной, она рассматривалась как тягчайшее преступление — покушение на жизнь государя. Бакай не мог забыть о нем. А между тем его фамилии в списке нету. Ей надлежало быть, если он провокатор; в списке названы все агенты полиции до 1908 года. Зато там фигурирует некая «Олена Казимирович, 26 лет, орудовавшая в кругах социалистов Варшавы и Парижа...» Не Юлия ли это Потомская, она была того же возраста, та самая Юлия, которая в Париже уговорила их совершить покушение, вооружила и повела? Он бы полжизни отдал за то, чтобы се увидеть...

Но вот и сообщение, что Станислав Бжозовский[9] — провокатор. Бронислав не верил. Он читал роман «Пламя». Такое мог написать только человек, всем своим смятением, своей болью и мечтой преданный революции. Провокатор бы так писать не смог.

Брониславу показалось, что «Дзенник Петерсбургски» пользуется большой свободой слова. Очевидно, петербургская цензура мягче, чем варшавская. К этому выводу он пришел, прочитав отчет о прошлогоднем посещении польских поселений в Восточной Сибири епископом Яном Цепляком в сопровождении еще нескольких священников. Маршрут их поездки проходил через Вологду, Екатеринбург, Омск, Новониколаевск, Красноярск, Иркутск, Нерчинск, Благовещенск, Сахалин, Владивосток. Этим мероприятием епископ прогневал власти, ему запретили дальнейшие поездки и лишили жалованья.

А в полутора десятках номеров «Курьера Варшавского» за первое полугодие отражалась хорошо знакомая Брониславу унылая жизнь покоренной страны. На масленицу, как всегда, устраивали балы. Бал «Молодого искусства» в Филармонии, доход от которого пред назначался на строительство Дома изобразительного искусства. Бал под названием «Маскарад прессы», организованный Обществом писателей и журналистов в пользу вдов и сирот работников пера. Бал «У полюса» по случаю экспедиции Кука и Перри к Северному полюсу. Декорации изображали ледовые пещеры, публика была в костюмах эскимосов и т. д.

Этой зимой охотнее, чем раньше, ходили к «Момусу» в ресторан «Оазис». По случаю годовщины кабаре дирекция пригласила из Кракова Боя-Желенского[10] который привез с собой текст своей последней песенки про панну Стефанию.

«Внешне мы веселимся от души, но это веселие и свобода — искусственны... Подлинная Варшава — та, что трудится, думает, творит, живет вне масленичной атмосферы и все менее склонна к взрывам смеха и веселья».

Арнольд Шифман организовал акционерное общество по созданию нового частного театра. Акционеры: графы Маурицкий, Замойский, князь Станислав Любомирский и барон Леон Гольштанд. В замке майората Замойских состоялось заседание, на котором Шифман представил проект и смету строительства.

На сцене Летнего театра молодой актер-дебютант Юлиус Остерва, выступивший в комедии Ксанрофа «Маленький король», произвел фурор среди зрителей и критиков.

Днем 8 мая экстренные выпуски варшавских газет сообщили о смерти Элизы Ожешко, скончавшейся в Гродно в возрасте 68 лет. Похороны писательницы превратились в массовую национальную демонстрацию. Из Варшавы прибыло 900 делегаций, много писателей, журналистов. За гробом шло пятнадцать тысяч человек. Магазины во всем городе были закрыты, уличные фонари — закутаны в черное. На кладбище выступили тридцать ораторов.

Бронислав узнал, что новая церковь католиков-мариавитов, отлученная от официальной церкви папской буллой 1907 года, насчитывает 200 тысяч приверженцев, имеет в Польше 60 приходов, 200 костелов и часовен. Знаменательно, что ее приверженцы в подавляющем большинстве — рабочие и крестьяне.

Жена Азефа, урожденная Нивкина, известная в свое время русская революционерка, не имела ни малейшего представления о двойной роли, какую играл ее муж. После его разоблачения заболела нервным расстройством и на днях покончила с собой в своей парижской квартире в Латинском квартале.

В военном суде слушалось дело крестьян, совершивших в 1907 году нападение на имение гражданки Шиманской. Семеро подсудимых приговорены к смертной казни.

В Варшаве в районе Краковского предместья произведены многочисленные аресты. Задержаны несколько десятков ремесленников, рабочих и учащихся.

В русской прессе широко обсуждается вопрос о пределах и разновидностях русского национализма. В Петербурге, организован Клуб русских националистов, в который входят люди из верхних слоев общества. Его руководителем считается П. А. Столыпин. Лозунг клуби государственный патриотизм. Против этой разновидности национализма выступают профессор Милюков, профессор Мануйлов и П. Устинов.

Много места в газетах занимает авиация. Это новость. 19 июня знаменитый авиатор Уточкин совершил в Варшаве полет над Мокотовским полем. На счету у русского летчика уже двести полетов, он получил пять наград. Дополнительной сенсацией было участие в полете «Момусовой примы» Миры Мрозинской... Ежедневные авиаконкурсы на Мокотовском поле с участием Уточкина и иноземных летчиков: де Катера, Фишера, Тика... Дебаты в прессе по поводу лексики, связанной с воздухоплаванием. В «Курьере Варшавском»: как говорить? Авиаторство или авиация, летатель или летчик, одноплан или моноплан? Критика варваризмов: амитоптеры, геликоптеры. Найдено вместо геликоптера новое слово — вертолет.