47

Ёсиду возвращали к жизни долго. В лазарет его доставили полумертвым, а там у него началась лихорадка. Военврач махнул рукой. Это была местная эпидемическая лихорадка, от которой не знали лекарств. У постели Ёсиды остался лишь санитар, который из чувства профессионального долга вливал Ёсиде витамины. На вторые сутки, посинев от беспрерывной рвоты, больной умер. Кадзи эти дни держался особняком. Недоверчивые взгляды Хасидани встречал с каменным выражением лица. Он терзался раздумьями о тщете человеческой жизни и бессилии людей. Стоя в почетном карауле у гроба Ёсиды, Кадзи почувствовал озноб. От спины к бедрам поползла тупая боль. А потом бросило в жар. Он боролся с негодными средствами, но все же боролся. Он не станет хныкать, как Ёсида, или бежать, как Синдзе. Единственное его убежище - койка в лазарете. Отстояв свое время в карауле, Кадзи подошел к дежурному унтер-офицеру и доложил, что его знобит и он просит разрешения отлучиться к врачу. Дежурный унтер сам отвел Кадзи в лазарет. Ему смерили температуру. Врач покачал головой. - Госпитализация. И, понизив голос, сказал санитару: - На всякий случай продезинфицируйте помещение комендантского взвода. Кадзи трясло. - Что, эпидемическая лихорадка? - с горькой усмешкой спросил он. - Неизвестно. Прошло двое суток. Температура не спадала. Кадзи метался в бреду. Бороться, страдать - ничего этого не хотелось. Он все время видел себя с Митико в домике за казармой. - У этого тоже эпидемическая лихорадка? - услышал он как-то над собой. Ему показалось, что спрашивает Хино. - По-моему, нет, - ответили ему. - Тиф или крупозное воспаление легких. Если так, у него есть шансы на спасение. И Кадзи снова окутал ядовитый туман кошмаров. Сквозь ватную завесу сна он слышал, как врач сказал: - Соедините меня с госпиталем. Завтра утром мы его отправим. * Верноподданническая женская организация.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *

Перевод с японского И. Львовой

1

Первым впечатлением Кадзи, когда он очнулся, было ощущение окружавшей его со всех сторон белизны. Высокий белый потолок и совсем рядом стена, тоже белая. Все вокруг казалось неуютным, но просторным и чистым. Ничего этого в казарме не было. Потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, где он. Кадзи хотел приподнять голову, чтобы осмотреться, но голова, точно чужая, не слушалась. Он мог только чуть повернуть ее, не отрывая от белой подушки. В помещении на некотором расстоянии друг от друга стояло около дюжины коек. На койках лежали и сидели люди в белых халатах. У всех наголо обритые головы. Кадзи слышал их голоса, но смысл слов не доходил до сознания. Постепенно кое-как оформилась мысль, что здесь, очевидно, госпиталь и что сам он чем-то долго болел, а теперь наконец выздоравливает. Он не мог сказать, сколько дней провел в забытьи. Смутно припоминалось только, что его, кажется, на носилках вынесли из казармы. Дальше наступал полный провал. Кадзи попытался восстановить в памяти все, что произошло, и вдруг раньше всяких других воспоминаний его обожгла мысль, что он попал в госпиталь вместе с ефрейтором Ёсидой. Нет, это ему только кажется. Ёсида умер. Потом мелькнуло смутное чувство, будто он много и напрасно страдал во имя какой-то пустой и бессмысленной цели. И вдруг мутным потоком нахлынула тоска, завладев всем его измученным болезнью существом. Кадзи с удивлением обнаружил, какие худые стали у него руки, и долго, пристально разглядывал их. Надо было дойти до такого вот, чтобы получить наконец передышку. Но все равно передышка, и это несло блаженное, неизведанное чувство освобождения. А если б ему предложили на выбор: быть здоровым и сильным, как прежде, или наслаждаться этим покоем? Прикрыв глаза рукой, он задумался. Этот неожиданный отдых имел особый смысл в его жизни, он уготован ему заранее. Приятно было так думать. Но ведь в пограничной зоне не было армейских госпиталей. Значит, его отправили куда-то далеко? Он покосился ни соседнюю койку. Она была пуста, - что-то зловещее мерещи-1 лось в белизне простынь. Кадзи закрыл глаза. Разом навалилась усталость, тупая| как боль. Теперь ему стало мучительно жаль самого себя. Какой бессмысленный поединок! И завершился он в конце концов поражением Кадзи. Эти последние полгода он держался только своей выносливостью. А теперь тело и душа измучены, это предел. Кадзи похож на сухой лист, гонимый вет-1 ром. Ни одной здоровой жилки, кажется, не осталось в его| исстрадавшейся плоти... Кто-то коснулся его лица. Кадзи открыл глаза. Милое веснушчатое лицо над ним улыбалось. Медсестра поздравила его; теперь дело пойдет на поправку, сказала она и стала ласково выговаривать, какой он был трудный больной, как он не давал колоться... Кадзи ничего не помнил. - Когда вас привезли, я, признаться, испугалась, как бы не пришлось вас нести прямиком в морг... - сестра бросила взгляд на соседнюю койку. - Я бредил? Кадзи смотрел на сестру тем глубоким, изучающим взглядом, какой бывает у выздоравливающих после тяжелой болезни. Она улыбнулась. - Я расслышала только два имени: Синдзе и еще Митико... Белый потолок внезапно исчез, вместо него Кадзи увидел перед собой болото. И Синдзе, исчезавшего во мраке ночи. Удалось ему добраться до "обетованной земли"? Сообщение о побеге неминуемо попало в официальное донесение. Конец честолюбивым мечтам капитана Кудо, так стремившегося выслужиться перед начальством! Кто знает, может, Синдзе и рассчитывал в худшем случае хотя бы на это? - Видно, крепко вы к ней привязаны... - сестра понизила голос. - Жена или любимая? - Любимая жена. - Кадзи улыбнулся. - Когда меня выпишут? - После крупозного воспаления легких надо полежать. Бывают осложнения. А у вас к тому же было еще и воспаление брюшины... - Кто ходил за мной? - Об этом не стоит тревожиться, - лицо сестры сразу приняло строгое выражение. - И, пожалуйста, постарайтесь не волноваться. Кадзи машинально кивнул. Конечно, это она ходила за ним. Он испытывал и неловкость и - сильнее неловкости - какое-то теплое чувство к ней, будто к близкому человеку. - Спасибо вам... - Что вам принести? Хотите чего-нибудь? Кадзи закрыл глаза. На месте этой женщины он теперь представил себе Митико. - Если можно, принесите духи. Немножко... Какие духи? Все равно. Ему нужны не духи, а то неуловимое, что живет в их аромате, смутное, о чем он так стосковался. - Хорошо, - поправляя одеяло, шепотом пообещала сестра. - Я принесу вам духи. Кадзи лежал с закрытыми глазами. Ради того чтобы наслаждаться этим блаженным покоем, стоило очутиться на больничной койке.

2

Койки стоят в два ряда. Между ними проход метра в три. Для того чтобы преодолеть это пространство, приходится напрягать все силы. Ухватившись за железную спинку кровати и отирая со лба пот, Кадзи улыбается жалкой, беспомощной улыбкой. Просто не верится, что когда-нибудь ноги станут слушаться его, как прежде. К спинке напротив привязана бирка: "Рядовой 1-го разряда Тангэ". Лицо бледное, но выглядит Тангэ бодро. Приподнявшись на койке, он некоторое время наблюдает за упражнениями Кадзи, потом тоже улыбается. - Зря мучаешься. Придет время - поднимут. И на работу еще пошлют. Спешить некуда, себе же в убыток. - Больных на работу? - удивляется Кадзи. Тот со своей койки внимательно оглядывает Кадзи. - Новобранец? - Да. А вы?.. А вы, господин солдат первого разряда, - поправил себя Кадзи, - давно в армии? - Третий год. Третий год службы - и не ефрейтор! - думает Кадзи. - Определенно неспроста. Опять вспоминается Синдзе. Внешне Тангэ ничуть не похож на Синдзе. И все-таки он чем-то напоминает его. - Третий год? Вы намного опередили меня! Чем вы болели? - Аппендицит, перитонит... - махнул тот рукой. - Но теперь уж скоро вытурят. Тангэ подвинулся, освободил место рядом. - Садись, потолкуем. Кадзи еще не знает, как себя вести с этим человеком. В глазах Тангэ тоже мелькает настороженность. - Сайпан сдали, слышал? - Нет... - у Кадзи перехватило дыхание. Как что-то далекое, припомнились толки о высадке американского десанта на этом острове. С тех пор, оказывается, прошло всего три недели. Пока он, как безумный, кружил по болоту и валялся здесь в бреду, на фронте опять произошла катастрофа... - Вот тебе и "нерушимая линия обороны", - горько усмехнулся Тангэ. - Теперь противник сможет спокойно бомбить Японию. - Да, дело идет к развязке, - пробормотал Кадзи. - Сказал тоже! - набросился на него солдат с соседней койки. - Наши нарочно заманивают противника к Окинаве! Понимать надо! - голос звучал бодро. Только растерянный взгляд не вязался с этой решительной интонацией. Тангэ усмехнулся. - Еще бы, в Японии на это и рассчитывают. А когда падет Окинава, станут говорить, что нужно заманить противника в Японию... - Что ж, по-твоему, нас побьют? - Поживем - увидим, - улыбнулся Тангэ. - Пока не даемся - драпаем. - Черт бы вас побрал с такими разговорами! - Солдат резким движением откинул одеяло и уселся на койке. - Этим образованным забавно, когда их собственную родину бьют! Насмехаться готовы! Эй, ты, новенький, ты тоже из таких? - беспокойный взгляд остановился на Кадзи. - Я и не думаю насмехаться. - Кадзи бросило в жар, на бледном лице выступили капельки пота. - Что же тут смешного? Части, расположенные в Маньчжурии, когда-нибудь тоже пустят в дело, и на нашу долю достанутся те же радости, что на Сайпане. - Нет, оба вы насмехаетесь! - губы у солдата скривились, он вскочил и вышел. Кадзи встревожено взглянул на Тангэ. - Не обращай внимания. Плеврит он подхватил, ну и рассчитывает на отправку в Японию, демобилизоваться надеется. Так что, если американцев не остановят на Окинаве, это ему нож острый! - Ну, до Окинавы пока еще далеко... А что, отсюда можно вырваться в Японию? - Туберкулезных, кажется, иногда отправляют. Но только у этого ни черта не получится. Выпишут и как миленького отправят обратно в часть. Так же, как и меня. - Нас всех теперь перебросят на Южный фронт. - Ну что ж, - в голосе Тангэ не было уныния. - Перебросят - и там постараемся уцелеть. - Это как же? - не понял Кадзи. - А я почем знаю? - Ответ прозвучал резко, но в глазах Тангэ светилась улыбка. - Нет у меня привычки загадывать на будущее, ничего от моих загадок не меняется... Кадзи посмотрел на узловатые пальцы Тангэ. Ростом Тангэ поменьше Кадзи, а руки крупнее. Рабочие руки. - Вы до армии чем занимались, господин солдат первого разряда? - Господина солдата ты оставь, - засмеялся Тангэ. - Токарь я, на токарном станке работал. Ничего, ремесло свое знал неплохо. - Разве металлистам не положена бронь? - Попадаются, брат, такие металлисты, которых спихнуть в армию, пожалуй, даже спокойнее... Кадзи понимающе кивнул. - Вас, выходит, тоже сплавили в армию? Мне поначалу изрядно досталось. - Да уж это как водится, - Тангэ беспечно рассмеялся. И тогда Кадзи почувствовал, что избавился от томительного одиночества. В палате военного госпиталя случайно встретились и сидели теперь рядом на покрытой белой простыней койке двое мужчин, шагавших, как видно, сходными дорогами. Это ощущение воскресило в памяти Кадзи долгие месяцы, когда он был так ужасающе одинок. С того самого дня, когда в снег и метель покинул Лаохулин, он только и знал, что огрызался, как дикий, затравленный зверь, и, как зверь, был одинок. Ему захотелось поделиться пережитым, рассказать этому человеку именно о днях, полных горечи и гнева. Интересно было узнать, как этот бывший металлист оценит его поступки, всю его жизнь, приведшую на эту койку в армейском госпитале. Он уже собирался начать, но его снова бросило в жар, лоб покрылся липкой испариной. - Тебе лучше лежать, - посоветовал Тангэ. - Да, пойду лягу. Кадзи поднялся с койки. - Солдат! - раздался пронзительный голос от дверей. - Да-да, ты самый. Кто разрешил вставать? В дверях стояла старшая сестра отделения, за ней санитар и знакомая Кадзи веснушчатая сестра. По званию старшая медсестра приравнивается к унтер-офицеру. Она это хорошо запомнила. - Кто такой? - спросила она у сестры, кивнув на Кадзи. - Рядовой первого разряда Кадзи. Доставлен в тяжелом состоянии. Старшая медсестра прошествовала на середину палаты. - Мидзугами, почему не инструктируете выздоравливающих? - прикрикнула она на санитара. - Без разрешения господина врача или старшей медсестры вставать с койки запрещено! Ухватившись за спинку кровати, Кадзи растерянно уставился на сестру. Впервые в жизни па него кричала женщина. - Учился ходить, сестрица! Жиденькие брови старшей сестры дрогнули. - "Госпожа старшая медсестра", - поправил санитар, уловив взгляд начальницы. - Виноват! Госпожа старшая медсестра! - отчеканил Кадзи со смешанным чувством протеста и привычной солдатской покорности. - Тренировался в ходьбе, госпожа старшая медсестра! Из группы больных за спиной старшей сестры послышался приглушенный смех. Смеялись над растерянным видом новичка, но она, неожиданно круто повернувшись, молча двинулась к одному из нарушителей и влепила увесистую пощечину. Кадзи стоял с раскрытым ртом, не веря своим глазам. Рушится представление о женщине как о существе мягком и сдержанном. Глаза старшей сестры метали молнии. - Мидзугами, в этой палате полное отсутствие дисциплины! Почему не следите за порядком? Больные у вас разгуливают в неурочное время! Военный госпиталь не проспект! Форменная распущенность! Вскинув голову, со строгим лицом, старшая сестра вышла из палаты. Санитар Мидзугами, толстый увалень из запасников, у дверей задержался и показал палате большой красный язык. - Да что же это такое в самом деле! - застонал тот, что получил пощечину. - Будь она хоть чуточку посмазливее, тогда еще куда ни шло, но от такой стиральной доски получить по морде! Кадзи взглянул на Тангэ. - Разве нельзя вставать? - Да все едино, что лежать, что стоять, этим от беды не спасешься. Попробуй-ка в следующий раз, попроси у нее урыльник - покраснеет от злости, что твой индюк! Кадзи добрался до койки, лег, вытянулся. В госпитале тоже царил армейский порядок. Только вместо защитного цвета здесь белый - вот и вся разница. Немного погодя вошла сестра Токунага, на этот раз одна. Раздала градусники, Кадзи последнему. Глаза у нее смеялись. - Лежите? То-то. Вздумайте у меня пошевелиться - живо получите затрещину! Он подумал, что ее голос напоминает по тембру голос Митико: не просто воспринимается на слух, а будто обволакивает тебя всего.