37

- Тебе, конечно, известно, что в армии запрещены драки? - спросил Кудо. - Так точно. Кадзи стоял по стойке "смирно", в тисках между Хино и Хасидани. - Однако мне сообщили, что ты, затаив личную обиду, собираешься мстить ефрейтору. Это правда? - Нет, не из личной обиды, господин капитан. - Значит, мстить ты все-таки собираешься? - Это не личная месть. - Я спрашиваю, правда ли, что ты собираешься мстить? - Да, правда, господин капитан. - Значит, ты сознательно хочешь нарушить воинскую дисциплину? Кадзи молчал. - Отвечай! - заорал Хино и пнул Кадзи в плечо. Тот повернул бледное лицо к командиру роты. - Я еще не нарушил воинской дисциплины. А ефрейтор Ёсида уже сделал это. Надо допрашивать его, а не меня. В ту же секунду на Кадзи опустился чугунный кулак Хасидани. - Как разговариваешь! - Ничего, - сказал Кудо, - пусть говорит. Удар только добавил Кадзи мужества. - Ефрейтор Ёсида глумился над ослабевшим солдатом. Это и есть причина самоубийства Охары. Почему Ёсида до сих пор не наказан? - Погоди-ка. Ты, кажется, прошел марш на "отлично"? - Так точно, господин капитан. - Как тебя встретили старослужащие? - Сердечно, господин капитан. - Ёсида не делал тебе никаких замечаний? - Нет. - А если бы ты выбыл из строя, вправе он был сделать тебе таковое? - Думаю, что да. - Значит, он решил проучить Охару за то, что тот выбыл из строя? - Так точно, господин капитан. - Что, один Охара выбыл из строя? - Нет, четверо. - А наказали одного Охару? - Нет, всех четверых. - И всех четверых наказывал Ёсида? - Нет, не только он. - И все четверо покончили с собой? - Никак нет, господин капитан. - Значит, только Охара? - Так точно. - А тогда почему ты требуешь призвать к ответу одного Ёсиду? - Потому что Охара покончил с собой. А говоря по совести, их надо наказать всех. - Молчать! - Кудо ударил кулаком по столу. - Теперь ясно. Ненавидя Ёсиду, ты хочешь воспользоваться случившимся, чтобы деморализовать роту и дискредитировать старослужащих солдат. Самоубийство этого слюнтяя только предлог! Бросая тень на Ёсиду, ты позоришь роту. Твои доводы - сплошная чепуха! - Пусть Охара был слюнтяй, но просто так он не наложил бы на себя руки, - возразил Кадзи. - Страдая от того, что он никудышный стрелок, Охара стал мнительным. Семейные неурядицы тоже сделали свое дело. Он был очень восприимчив и легко раним, потому и написал домой неподобающее солдату письмо. И был наказан за это бегом на четыре тысячи метров. Он свалился и попал в лазарет. После он нечаянно повредил винтовку. Конечно, его выбило из колеи письмо жены, но армейские порядки тоже сыграли свою роль. Подавленный, измотанный, он свалился на марше, и это было последним ударом для него. Тут и я отчасти виноват. Но доконал его Ёсида. Впрочем, Ёсида был лишь орудием, исполнителем неписаного закона казармы, позволяющего издеваться над слабыми. Я еще раз прошу наказать Ёсиду. Истинная причина смерти Охары не в семейных неурядицах. - В чем же, говори. Кадзи промолчал. Он колебался. Где-то в груди шевельнулся страх. Но Кадзи устыдился страха. - Тебе не откажешь в красноречии, - усмехнулся Кудо. - Так в чем же была истинная причина? Кадзи глубоко вздохнул. Ну что ж, если настаивают, он скажет: - Причина в самой армии. - Дерьмо! Хино с размаху ударил его. - Ему бы, дураку, молчать... - снова удар. - В ефрейторы произвели бы... - и снова удар. - И такого дурака похвалил его превосходительство господин председатель инспекторской комиссии! - Схватив Кадзи за ухо, Хино толкнул его к Хасидани. Надвинувшись на него, тот угрожающе спросил: - Ну, как мы будем с личной обидой? Кадзи облизал пересохшие губы. - Это не личная обида, господин командир взвода... ...Губы и брови Кадзи давно уже превратились в сплошное кровавое пятно, а его все били. Страх пропал. Осталось тупое безразличие. Он катится туда, откуда нет возврата. Сейчас он почувствовал это особенно сильно. Пусть он не питал к Ёсиде никакой особой злобы, теперь он уже будет стоять на своем. - Передайте ефрейтору Ёсиде, - прокричал он под градом ударов, - пусть остерегается Кадзи... Кудо приподнялся из-за стола и жестом приказал прекратить расправу. - Так вот, - он смотрел на Кадзи, - я запрещаю тебе сводить здесь личные счеты. Это приказ. Ослушаешься - призову к ответу. Ясно? - Он повернулся к Хасидани. - Проследи, иначе накажу весь взвод вместе с тобой. - Приставь к нему кого-нибудь из тех, с кем он дружит, - посоветовал Хино, - врагам он назло насолит, такой уж уродился, ничего не поделаешь. Кто с ним дружит? - Синдзе и Таноуэ. - А, Синдзе... - Хино склонил голову на бок. - Ну что ж, пусть друг за друга и отвечают, одного поля ягода - оба красные. Хино попал в цель. Он будто знал: что-что, а друга Кадзи не подведет,

38

- Что с этим типом делать? - спросил Хино, когда Хасидани увел Кадзи. - Слишком уж упрям для новобранца. Если так пойдет, скоро с ним не справишься. - Ничего, не таких обламывали, - усмехнулся Кудо. - Да и старослужащие немного подтянутся. А Кадзи работяга, стоящий парень, смотри, не обойди его при повышении. - Его? - Вот именно. Представь как отличника спецподготовки. Нашивка прибавится - повеселеет. Человек ведь та же пружина, крепче сдавишь - отдача будет сильнее. Наряды давай наравне со старослужащими, чтоб не обидно было. Не сегодня-завтра роту придвинут к границе - отличники из новобранцев понадобятся в карауле. - А как быть с этим дураком Ёсидой? - Хасидани предупредил его? - Не думаю, чтобы он сделал такую глупость. - Значит, Ёсида по-прежнему, как говорится, на коне? Хино кивнул. - Ну и отлично. Пусть первый и затеет драку. Главное, чтоб не стал обходить этого Кадзи, а то не справится. Кудо усмехнулся, но тут же посерьезнел: - Подпоручик Хино, с меня достаточно одного самоубийства в роте. Надеюсь, подобных безобразий не повторится.

39

Приказу о переброске роты на границу по-настоящему радовались только Кудо и Синдзе. Капитан надеялся отличиться. Возможностей много: ну хотя бы для начала установить, откуда запускают эти проклятые сигнальные ракеты. Стоило накануне передислоцировать один-два поста, не говоря уже о передвижении сторожевых отрядов, как в ночное небо взлетали сигнальные ракеты. Не было передвижений - небо оставалось спокойным. Кто-то из Маньчжурии посылал русским сигналы, и Кудо надеялся разгадать кто. Синдзе радовало совсем другое. Уже несколько суток подряд его не посылали в наряды. Синдзе хотелось подойти к Кадзи, поделиться новостью, но тот его сторонился. После полудня, когда уж совсем нечего было делать - учения были отменены, - Хасидани, желая чем-то занять солдат, а заодно и разнообразить скудное меню, повел их собирать лебеду. Они рассыпались по полю. Синдзе держался рядом с Кадзи. - Скоро будем в двух шагах от границы, - сказал он со знакомой улыбкой. - То, что трудно зимой, проще летом... Кадзи взглянул на него, на буро-зеленую тень впереди до самого горизонта. Не пойдет же он по дорогам, дороги охраняются. Значит, напрямик... по болотам... - Рискнешь по болотам? - спросил он. - Один? - Пойдем вместе? Кадзи покачал головой. - Из-за жены? - Нет. - Ты же хотел, а, Кадзи? Кадзи промолчал, наклонился, долго рвал лебеду. Потом резко повернулся к Синдзе: - А ты не думаешь, что, бежав от одних трудностей, встретишь там новые? - Не тот огород. Что ни говори, там страна социализма. - Ты раньше говорил: земля обетованная. - Кадзи улыбнулся, - А тебя примут в этот рай? Тебя, японца? - Сомневаешься? - Не то что сомневаюсь, просто не так наивно верю, как ты. Что такое сделали японцы, почему они везде, на всем земном шаре наталкиваются на недоверие? Тут дело не в тебе лично, - добавил он. - Ты пессимист, Кадзи. Чем я опасен русским? - А ты неразумный оптимист. Разве дело в опасности? Просто ты им не нужен. Синдзе опустил голову, на висках его нервно дергалась кожа. - Ты пойми, логика фактов. Одно то, что ты бежал из армии, которая для них враг, еще не значит, что ты им друг. Дезертир есть дезертир. - Что ты хочешь этим сказать? - А то что бежать - это трусость. Бежать только потому, что на чужой клумбе цветы красивее? Они растут не для беглецов из Квантунской армии. Еще хорошо, если они там есть, Цветы. А если нет? Разумеется, будут со временем. Почва там благодатная! Но разве со временем они не зацветут и у нас? - Брат обрадовался бы твоим словам, - горько усмехнулся Синдзе. Он машинально рвал траву и бросал ее на землю. - А чего стоит твоя теория искупляющего страдания? Кадзи пожал плечами. - Это не теория, а твоя мораль, Кадзи. Не могу не восхищаться, но разделять тем более не могу. Да, я дезертирую потому, что у меня нет больше сил терпеть. Бессмысленные, никому не нужные мучения. Война проиграна, это ясно любому. Так чего же тянуть? Я отдаю должное твоей выдержке и упорству, Кадзи, но нельзя же быть таким фанатиком, надо смотреть жизни в глаза. Кадзи тяжело вздохнул. Жаль, Синдзе опять не понял его. Как не понимали и другие. Синдзе продолжал: - Ну что ты можешь сделать, Кадзи? Самое большее - отомстить Ёсиде? Кадзи молча рвал лебеду. Синдзе мог бы этого не говорить. Он и так считал свою месть Ёсиде бросовым делом. Ну что в самом деле она даст? Поубавит спеси старослужащим - и только. Армейские-то порядки не изменятся. Армейская машина сотрет Кадзи в порошок и еще больше утвердится в своем могуществе. А если так, выходит, что вся его месть и вправду пустое дело. И все-таки он не на шутку встревожил капитана, Хино и Хасидани. Почему - об этом стоит призадуматься. Постепенно его гнев на Ёсиду сменился чисто рассудочной неприязнью. Кадзи так и не придумал, как отомстить ему, хотя оставить его подлость безнаказанной тоже не мог. Ничего, пусть начальство поволнуется; мина заложена, теперь дело только за взрывом. Кадзи смотрел в степь. Солдаты в грязно-бурых гимнастерках казались стадом коров, пощипывающих корм. От земли веяло тишиной. Завтра, когда они переберутся на границу, спокойствию придет конец. Но сейчас тихо. Мягко светит весеннее солнце. Выкупавшись в его теплых лучах, солдаты придут с охапками лебеды в казарму, польют траву соевым соусом и съедят. По вкусу лебеда напоминает шпинат. Мирная крестьянская трапеза - какое она имеет отношение к побегу Синдзе или к мести Кадзи? - Обиделся? - спросил Синдзе. - Нет. - Ёсида вроде почуял недоброе. Последние дни сам не свой. Кадзи усмехнулся. Неужели Ёсиде передали? Действительно, он все дни напролет отсиживается в каптерке. У каптенармуса, конечно, сейчас дел хватает, но с чего вдруг он рычит из-за каждого пустяка? Пусть боится. Пусть места себе не находит. Пусть вздрагивает, лишь скрипнет дверь в темном коридоре. Пусть не выходит по ночам в уборную. Пусть ходит голодным, когда Кадзи дежурит на кухне, не то наглотается лошадиных блох. Пусть на маневрах не становится впереди Кадзи. Кадзи ошибался. Ёсида ничего не знал о его намерениях. Но когда ему рассказали, как шутя расправился Кадзи с Сирако и Кубо, Ёсида звериным инстинктом почуял опасность. Он сразу озлобился, но не из-за страха перед Кадзи, а из-за того, что до сих пор не проучил его. - Если даже свалишь Ёсиду, не надейся, что справишься с остальными старослужащими, - предупредил Синдзе. - И вообще не кажется ли тебе вся эта затея пустым ребячеством? - С меня достаточно поставить на место Ёсиду. А если и начальство признает его виновным в смерти Охары, буду считать свой долг выполненным. - Ну хорошо, ты накажешь Ёсиду, но с тобой тут же расправится Хасидани! - Ну и что? Ты предлагаешь сложить оружие? - Лицо Кадзи стало суровым. - По-твоему, моя затея - ребячество. Да, я иду на риск. Но я осуществлю то, что задумал. Не знаю как, но отомщу Ёсиде. Месть - дело низменное, я знаю, но то, что мстит новобранец, да еще отличник, первый кандидат на повышение, заставит многих призадуматься. Синдзе сжал губы и больше не проронил ни слова. Кадзи импонировал ему своей прямотой и одновременно вызывал жалость. Он уже воочию видел его провал, а поражение никого не убеждает. Он ни минуты не сомневался в том, что Кадзи потерпит крах, и от этого у него было тяжело на душе. Синдзе казалось, что Кадзи его укоряет: "Я иду напролом, а ты отсиживаешься в кустах",