11

Купленное ими блюдо Митико повесила над столом Кадзи, на уровне глаз. Пока оно висит здесь, их счастье будет безмятежно -- так казалось Митико. Первые два-три дня пролетели как сон. Они были полны радости, но Митико все казалось ненастоящим. Было так, будто они только играли во взрослых. Проводив Кадзи и прибрав квартиру, она отправлялась в поселок за продуктами, а вернувшись домой, начинала возиться по хозяйству и не замечала, как наступал вечер. Митико легко и безболезненно втянулась в однообразный ритм жизни, который знаком всякой замужней женщине, приняла его и даже нашла интересным. "Вам, наверно, трудно с непривычки?" -- спрашивали соседки. Глядя на молодую женщину, от которой, казалось, исходил аромат юности, они с грустью вспоминали собственную молодость, и в их голосах звучали завистливые нотки. "Я очень плохая хозяйка,-- отвечала она.-- Все у меня что-нибудь не так получается". "Вот это-то и приятно,-- сказала жена Окидзимы. --Так скучно, когда уже все можешь делать, не думая... Постарайтесь, чтобы у вас этого никогда не было..." Однажды утром Кадзи предупредил, что, возможно, задержится на работе. - До вчерашнего дня я только знакомился с рудником,-- пояснил он. -- Ходил, смотрел... Впечатление невеселое. Сегодня приступаю к проверке всего учета. Бухгалтерских книг вот столько! -- Кадзи раздвинул руки. -- Не очень хочется ставить свою печатку, когда не знаешь, что подписываешь. С этого дня Кадзи стал приходить поздно. Но Митико не скучала. Ей было кого ждать -- Кадзи приходил, и они дарили друг другу радостные улыбки и взгляды, полные нежности. Устал, наверно? Нет, только проголодался. Работа трудная? Не очень, конечно, но с непривычки... Да ну ее, эту работу, не будем о ней... Но я хочу знать. Пересмотрел заработную плату рабочих по категориям, сравнил оплату у разных подрядчиков, на разных участках; теперь надо установить нормы и расценки в зависимости от характера работы... И еще -- как им умудриться сохранить тело в чистоте. Ведь бани на руднике нет, нет одежды на смену. Что можно приготовить из жмыхов и репы?! Ну что тут интересного?.. Ты устал! Нет, я не устал, но мне хочется смотреть тебе в глаза, а не разговаривать... И тебе от этого легче?.. Да, потому что ты здесь, со мной... Правда?.. Правда! Они были счастливы и с каждым днем становились нужнее друг другу. Как-то жена Окидзимы позвала Митико с собой за покупками. - На маньчжурском руднике особенно надрываться нельзя,-- неожиданно заговорила она. -- Работают здесь кули, поэтому все делается потихоньку и без спешки. Уж такой они народ -- порядок и организованность им не по вкусу. Посиживай себе да покуривай, а они пусть себе копают потихоньку, вот и будет руда... А начнешь здесь стараться, порядки наводить... - Простите, вы имеете в виду Кадзи? - Муж говорит, что ваш, конечно, правильно поступает, так и надо работать. Да-а... Только боюсь я, всем ли это по душе придется. Да вы не тревожьтесь. Муж-то горой стоит за вашего... -- Спасибо вам! -- понурившись, ответила Митико. А вскоре по дороге с работы завернул и сам Окидзима. -- Ну, как устроились? -- спросил он.-- Жена говорит, вы с коксом замучились? Митико смущенно призналась, что после газовой плиты в городе ей действительно нелегко приходится с печью. -- Но я привыкну,-- улыбнулась она. Когда Окидзима неожиданно посерьезнел, Митико поняла, что он пришел говорить о Кадзи. Кадзи совсем заработался, старается повернуть все по-своему, сидит в конторе допоздна, а работы непочатый край. Окидзима посоветовал Митико попридержать его. -- А не то он у вас скоро выдохнется, -- сказал Окидзима. Вечером Митико рассказала об этом разговоре Кадзи. Он не придал ему особого значения. - Не беспокойся, -- сказал он.-- Я не больно силен с виду, но сколочен куда крепче, чем кажется тебе или Окидзиме. Так что работой меня не свалишь. - А я все-таки беспокоюсь. Ты работаешь больше всех, ты не знаешь отдыха. Вот все на тебя и злятся. Чего доброго, еще возненавидят. - Пустяки! Скоро все уладится. Кадзи привлек ее к себе. Они вдвоем. В домике, отведенном им, три комнаты. Им даже и не нужно столько комнат. Им страшно повезло. В мире бушевала война, а за этими стенами были только они вдвоем, наедине со своим счастьем. Любишь?.. А ты?.. Ты не жалеешь?.. А ты?.. Ты счастлива?.. А ты?.. И если бы вдруг в это мгновение перед ними предстал некий циник и спросил бы -- а можно ли верить словам, которые лепечут влюбленные, они ответили бы ему: "Уйди от нас, нам чужды твои сомнения!"

12

Горная дорога вилась вверх по лесистому склону. Ярко-зеленая листва источала под майским солнцем пьянящий аромат. От него захватывало дыхание. Далеко внизу, в долине, игрушечными кубиками выстроились красные бараки рабочих. Кадзи остановился и повернулся к Окидзиме: - Какая красота! Даже бараки отсюда выглядят красиво. - Да. И не видно отсюда, что внутри вши да мерзость. Так уж устроен белый свет -- издали все прекрасно. - Опять захотелось подразнить меня? - Нет. Просто хочу, чтобы тебя окончательно не ослепили твои иллюзии. Ты убежден, что стоит получше заплатить, и рабочие тотчас воспылают усердием к работе. Мысль, конечно, красивая. Как эти бараки отсюда. Кадзи повернулся и широким шагом пошел дальше. Окидзима едва поспевал за ним. -- Да не спеши ты так,-- взмолился он.-- И без того уже знаю, что у чернильной души из конторы ноги оказались крепче, чем у горняка. Кадзи замедлил шаг. -- Вот что, Кадзи, я обещал поддержать твой план насчет новой системы оплаты и слово свое сдержу! Очень рад, что ты добился одобрения начальства... Но не жди ты правильного отношения к своей затее от кули, не жди. Потому что сильно просчитаешься! Кадзи остановился. Окидзима опустился на придорожный камень. -- Слушай, я тебе как товарищу скажу, как другу. При существующих расценках на заработок за двадцать восемь дней рабочий сумеет с грехом пополам прокормиться. Так? Без разносолов, конечно,-- гаоляном там, соевыми жмыхами и прочими конскими кормами. По твоим расчетам, при прогрессивной системе оплаты он сможет заработать себе на пропитание на целый месяц за двадцать один рабочий день... Теперь: ты считаешь, что семидневный заработок он ежемесячно будет откладывать. Получается все вроде бы гладко: рабочие усердно трудятся, копят деньги и с каждым месяцем богатеют. Правильно? - Ну и что дальше? - А дальше то, что он заработает себе на прокорм за двадцать один день, а остальные дни... - Можешь не продолжать! -- оборвал его Кадзи.-- Он будет валяться, резаться в кости и все такое. Это я уже слышал от Окадзаки и Кавадзимы. Ты, оказывается, тоже на их стороне? -- В этом вопросе -- да. Ты просто не понимаешь, что такое маньчжурский шахтер. - Ну как же, все они испорченные и тому подобное... Окидзима рассмеялся. - Ты не огорчайся -- кое-чего ты все-таки добьешься. Кадзи не понял. - Потому что,-- объяснил Окидзима,-- ты более умный слуга капиталистов, чем все лакеи из правления. Ты так умело и хитро насадил наживку на крючок, что на нее так и повалит рыбья мелюзга. - Ну, это уж просто гадость!.. Кадзи резко повернулся и, не дожидаясь, пока Окидзима поднимется, пошел. Он шел и думал. Вот сейчас он проверит, в каких условиях работают артели, потом назначит им лучшую оплату... Или это тоже только наживка на крючок?.. Когда запыхавшийся Окидзима нагнал его, Кадзи укоризненно сказал: - Как ты не понимаешь, я просто хочу, чтобы рабочим жилось немного получше, чтобы с ними обращались как с людьми! - Я-то понимаю! -- насмешливо возразил Окидзима, как будто ему доставляло удовольствие дразнить Кадзи.--Ты мне лучше скажи, что у тебя будет сегодня на ужин? Пара аппетитных кусков поджаренного мяса? И салат, конечно? Лично мне жена подаст холодного пива. И будут причитать над нами: "Ах, бедные, как вы устали!" А вот твои любимчики рабочие за двадцать один день заработают ровно столько, чтобы набить себе брюхо гаоляном и жмыхами. На десерт у них будет соленая репа, господин Кадзи! Кадзи круто повернулся к Окидзиме. - Ой, кажется, меня сейчас будут бить! -- шутливо крикнул Окидзима. - Ты обещал мне помогать? - Да брось ты ерепениться! Так тебя и на три месяца не хватит. - Нет, ты скажи, что ты предлагаешь. - Предлагаешь! -- передразнил Окидзима.-- Нет, дорогой, мне самому любопытно узнать, как ты собираешься примирить подобные противоречия. - Какие противоречия? Не вижу ничего унизительного для человека ни в гаоляне, ни в соевых жмыхах. Ты хорошо знаешь, что годового пайка муки и проса им не хватает и на десять дней. Окидзима закурил сигарету, словно не слушал Кадзи, но тут же бросил ее. - Я обещал тебе свою поддержку только потому, что твоя позиция относительно правильна. Запомни -- относительно! Когда я служил переводчиком в карательном отряде, меня время от времени заставляли участвовать в экзекуциях. Истребляли "антияпонский элемент" -- китайцев. Впрочем, не важно, заставляли или нет... Так вот слушай, как это делается: хватают человека, избивают до полусмерти, затем засыпают землей и трамбуют ногами. А жену и детей заставляют смотреть. Под конец детям велят топтать своего отца. Из-под земли раздается глухой треск. Ты думаешь, ребенок когда-нибудь забудет это? Нет, не забудет! И мою образину тоже не забудет. Ну а теперь предположим, что я бы этого не сделал, а кинулся спасать несчастную жертву. Где были бы сейчас мои собственные кости? -- Окидзима вскинул на Кадзи глаза, взгляд его был страшен. -- Скотина! -- раздельно проговорил он.-- По сравнению со мной ты просто счастливчик! В разгар войны ты еще имеешь право думать, что с человеком надо обращаться как с человеком... Ну ладно, пойдем. Вон штольня уже близко. В большой комнате отдела рабочей силы -- тридцать столов, выстроенных рядами, на манер школьных парт,-- стояла тишина. Закончив расчеты, которые ему поручил сделать Кадзи, старший клерк Фуруя сунул их в папку и бросил на стол Кадзи. Стол был завален грудами старых конторских книг и бумаг, тех самых, на материале которых Кадзи строил свои смелые "дилетантские" выводы и дерзкие планы. Фуруя уставился на пустой стул своего нового начальника. Глаза у старшего клерка были невыразительные и сонливые, лишь временами загоравшиеся недобрым огоньком. Этой весной ему наконец удалось выхлопотать должность, которую он сейчас занимает. В общей сложности для этого потребовалось десять лет безупречной службы. Окончив гимназию и отслужив в армии, он поступил в фирму на грошовый оклад, потом его сделали младшим клерком... Сколько лет ему понадобится, чтобы добиться жалованья, какое получает Кадзи? А тот тем временем тоже будет лезть в гору. Все говорят, что в будущем году Кадзи станет начальником отдела. Всего четыре года назад человек окончил университет -- и уже начальник отдела. А Фуруя лучшие годы сгноил здесь, в глуши, и все зря. Если бы не принесло сюда этого мальчишку, ему самому, может быть, удалось бы сесть за этот стол. Поговаривают, что Кадзи имеет броню. И все потому, что сумел с ученым видом нацарапать четыре иероглифа: "организация использования рабочей силы". А что он в этом понимает? Человек, не имеющий никакого опыта в использовании рабочей силы, занимается ее организацией... Просто глупость какая-то! А он, Фуруя, в любую минуту может угодить в солдаты... Правда, эти десять лет, проведенные в горах, принесли ему немалый доходец. Что верно, то верно... Служба на руднике имеет свои преимущества. Стрелки на стенных часах приближались к двенадцати. Распахнув обе створки застекленных дверей, в комнату вошел мужчина лет сорока, с коротко подстриженными усиками и бегающим взглядом. -- А, сто шестьдесят четвертый,-- приветствовал его Фуруя. Подрядчик сто шестьдесят четвертой артели Усида вопросительно показал на стул Кадзи. -- Ушел на рудник. Вернется не скоро. Усида, один из немногих японцев-подрядчиков на руднике, с облегчением вздохнул. Притянул к себе стул, уселся. -- Вот, узнал от Окадзаки, будто ваше начальство собирается ликвидировать подряды... Это правда? Фуруя молча вытащил из ящика стола Кадзи папку и бросил ее Усиде. На обложке было написано: "План мероприятий по ликвидации системы подрядов". План был подписан Кадзи, завизирован директором рудника и утвержден самим начальником отдела горнорудных предприятий. - Что он хочет, сразу всех под метлу? - Не думаю. Фуруя многозначительно улыбнулся. Усида знал Фуруя много лет. Когда тот вот так улыбается, спрашивать бесполезно. -- И правильно, -- сказал подрядчик.-- Нельзя этого делать -- всех под метлу. Рудник станет. - Не беспокойся, он не такой дурак, -- тихо сказал Фуруя и снова замолчал, покосившись на конторщика-китайца, сидевшего в дальнем углу. Чен хорошо знал японский. Он с первых же дней стал верным помощником Кадзи. Тот ему благоволил. Усида подождал, потом вынул из кармана портсигар, раскрыл его и положил на колени Фуруи. На сигаретах лежала бумажка в десять иен, сложенная пополам... Фуруя взял деньги и положил в карман, сохраняя бесстрастное выражение лица. - Японские подряды тоже разгонит? -- спросил Усида, уже настойчивее. - Хочет понравиться маньчжурам,-- пожал плечами Фуруя. - Да не ходи ты вокруг да около, говори прямо! Фуруя еле заметно улыбнулся. Сколько там бумажек, интересно? Две или три? На ощупь как будто три... А может, и две -- старые, растрепанные... Ну ладно, тоже неплохо -- как-никак, четверть месячного жалованья! - Нацелился на сто шестьдесят четвертую, сто третью и пятьдесят восьмую, -- сообщил он наконец, соображая, за сколько этот ловкач Усида перепродаст новость Кобаяси с пятьдесят восьмой и Канэде со сто третьей. - Вот скотина. Чего же это он с меня-то начал? -- Усида обиженно надул губы. Фуруя криво усмехнулся. - Подряд крупный, артель большая, производительность, прямо скажем, неважная, а подрядчик загребает денежки немалые. - Уж не ты ли ему внушил все это? Фуруя показал, что в таком тоне продолжать разговор не намерен. -- Проверил выработку и оплату работ по всем подрядам за последние два года, -- показал он головой на груды книг, высившиеся на столе Кадзи. -- Считает быстро, проклятый, и уж не ошибется! В чем, в чем, а в счетоводстве силен!.. Хотел я тебе дельце одно предложить. Усида наклонил ухо к Фуруя, но в этот момент мальчишка-рассыльный, мешая японские и китайские слова, завопил на всю комнату, что к ним идет "красавица". Открылась дверь, и в комнату вошла застенчиво улыбающаяся Митико. Стройная, тоненькая, в красном свитере, она как будто принесла с собой в эту унылую контору с бетонным полом и грубо побеленными стенами свежий весенний ветер. - А где... - Вы хотите видеть господина Кадзи? -- спросил Фуруя, сменив сонное выражение лица на любезную улыбку. - Да, я принесла ему обед... Фуруя строго посмотрел на рассыльного. Тот, запинаясь, объяснил, что господин Кадзи пошел на рудник и не велел его беспокоить. - Вы не скажете, он скоро вернется? -- спросила Митико. - Затрудняюсь ответить. Когда господин Кадзи работает, он не замечает ни времени, ни окружающих. Все было так, как говорила жена Окидзимы, -- Кадзи уже потерял симпатии сослуживцев. Плечи Митико дрогнули. Она хотела что-нибудь сказать, но смогла лишь вежливо улыбнуться. Сидевший неподалеку верзила с усиками поднялся со стула. Кажется, собирается представиться ей. Митико растерялась. Она терпеть не могла усов. Усы казались ей свидетельством высокомерия, легкомыслия, тщеславного кокетства -- всех мужских недостатков. Но, может, ради Кадзи ей следует быть приветливее? -- Эй, Чен, ты в главную контору пойдешь? Отнеси заодно обед, оставь в проходной рудника, -- крикнул Фуруя. Чен подлетел к Митико и взял у нее из рук посуду с обедом. Митико вышла вместе с ним. Фуруя смотрел ей вслед и невольно сравнивал Митико со своей женой. Разве та не такая же женщина? Разве она не мечтает об успехах своего мужа, как эта о карьере Кадзи?.. Но ей никогда не дотянуться до этой Митико, как и ему не догнать Кадзи... А все оттого, что одни кончают университеты, а другим это не по карману. - Ты мне хотел рассказать о чем-то интересном,-- напомнил Усида, пощипывая усики и подвигаясь к Фуруе поближе. - Что делать-то будешь, если разгонят твою артель? - Что-о? Не допущу! Лоза золотые ягоды родит, да чтобы я дал ее срубить!.. - План утверждали -- тебя не спрашивали и теперь спрашивать не станут, -- безжалостно заявил Фуруя. - Ладно, выкладывай, что задумал. -- Говорят: лоза вянет -- ягодам не пропадать,-- загадочно сказал Фуруя. -- Ягоды-то, мол, нечего на земле оставлять... Усида понял. - А не рискованно? У Окидзимы нюх острый. - Опасно, конечно. В два счета вышвырнут, если что... - Ну, ты уж постарайся, а? - Подумаю... -- И, сонно поглядывая из-под полуприкрытых век, Фуруя заговорил о том, что в любой день может получить красную повестку и что ему надо позаботиться о семье... Усида понял. Он был доволен ходом разговора. Если говорить по-военному, он, так сказать, закрепился на плацдарме для контратаки под самым носом у противника. -- Ты не думай, я понимаю,-- сказал он,-- тебе этот выскочка тоже насолил. Должность-то из-под рук увел! А один ты против него что? -- Сколько дашь с головы? -- напрямик спросил Фуруя. Усида помедлил и показал три пальца. Это означало, что он даст по три иены комиссионных за каждого рабочего. Фуруя хмуро улыбнулся: - Здорово считаешь. Погонишь на соседний рудник -- получишь по пятнадцать с носа. - Что ты! Столько не сдерешь... Потом придется ведь еще одного "мастера" брать со стороны, которого в округе мало знают. Ему тоже надо будет дать по две, не меньше. Устремив взгляд в окно, Фуруя размышлял. По три иены с головы. Если перетянуть с Лаохулина пятьсот человек, получится полторы тысячи. Его жалованье за полтора года! Усида встал. -- Пойдем, спрыснем? Фуруя разложил на столе бумаги, будто вышел на минутку, и последовал за Усидой.