22

-- Ни одного трудоспособного. Полагаю, им необходимо дать месячный отдых. Директор сидел отвернувшись, упорно отводя взгляд от изодранного в клочья костюма и воспаленных, налитых кровью глаз Кадзи. - Мы -- не лагерь, мы -- рудник. Мы взяли пленных для того, чтобы они у нас работали. Рудник не имеет возможности кормить их даром. -- Но поймите, они истощены до предела, это не люди, тени. - Послушай, Кадзи, это военнопленные, следовательно -- враги Японии, антияпонский элемент. В конце концов, по их вине мы, японский народ, несем эти огромные жертвы. Их труд -- только частичное искупление... - Я не собираюсь вам противоречить, но очень сожалею, что вы не изволили пожаловать вместе с нами на место приемки, на разъезд... Может быть, вы сочтете возможным проследовать сейчас в бараки, где их разместили? Директора бесило присутствие Кадзи. И все-таки он не решался взглянуть на него. Кадзи придвинулся ближе, пытаясь перехватить взгляд Куроки. - Конечно же, они пленные. Только этим и можно оправдать, что двенадцать задохнулись в наглухо закупоренных товарных вагонах, а пятьсот девяносто два еле ноги волочат... И это тоже вполне естественно, потому что они пленные. Если вам угодно их прикончить -- это проще простого: прикажите им выдать сегодня на ужин по четверть кило соевых жмыхов, и за два-три дня больше половины отправится на тот свет. Они пленные, это сразу видно... - Хватит! -- директор раздраженно хлестнул по столу сводкой добычи. -- Я уступаю тебе в последний раз! - В последний раз? - Да, в последний раз! -- и директор наконец поднял на Кадзи неодобрительный, суровый взгляд. - Можно узнать причину? - Можно. Тебе не занимать самоуверенности. Ты развернулся здесь вовсю, а последствия? Что случилось с рабочими артелей, которые ты распустил, ты знаешь? - Совсем недавно удостоился за это похвалы господина директора. Надеюсь, вы не забыли? - Да, помню. И виню себя за легкомысленную поспешность. Ты выплатил подрядчикам компенсацию и взял на себя управление рабочей силой, так? А то, что за эти самые денежки рабочих переманили на сторону, ты знаешь? - Когда? -- только и выдавил из себя Кадзи. -- Сегодня. Фуруя только что докладывал. - Сколько увели? - По словам Фуруя, человек сто пятьдесят. Из казармы западного участка. Тех самых рабочих, которых ты перевел в непосредственное подчинение конторы. Идеальная система!.. Вот мы и получили твою "идеальную систему"! Я-то понимаю, улучили, мерзавцы, момент, когда тебя и Окидзимы не было на месте, и увели. Но ты-то обязан был предвидеть такую опасность! Кадзи не отвечал. К безмерной усталости, валившей его с ног, к печали прибавился новый гнет -- чувство бессильной ярости. То, чего он втайне опасался, свершилось. Не поняли рабочие его добрых намерений, предали его. Да, видимо, они сами перестали считать себя за людей. Просто немыслимо! Люди сами продали себя, как товар, сами доверили свои жизни кровососу-подрядчику... Так оставайтесь же рабами! Пусть выжимают из вас соки, пока не сдохнете где-нибудь под кустом! - Если о всей этой истории узнают в правлении, тебе не сдобровать, -- предупредил директор. - Должен ли я понимать вас так, что всю ответственность мне следует принять на себя? - Я не это хотел сказать. На сей раз я постараюсь замять дело. Но в дальнейшем будь осторожен, понял? Великодушие директора не обмануло Кадзи. За красивым жестом крылась боязнь за собственную шкуру. Если потянут к ответу начальника отдела рабочей силы, пострадает и репутация директора рудника. Кадзи захотелось хлопнуть дверью и уйти. Не оглядываясь и не возвращаясь. Но со стороны это выглядело совершенно иначе: он приоткрыл дверь и, осторожно затворив ее за собой, вышел, ступая бесшумно и почтительно.

23

-- А за пленными присматривать легко. Никакой тебе канители, -- мечтательно сказал заведующий продовольственным складом для рабочих Мацуда. -- Хорошо бы сговориться с военными и всех рабочих на нашем руднике перевести в пленные. Вот бы денежек сэкономили! Фуруя, забредший к Мацуде поболтать, и второй собеседник, десятник с одного из участков, одобрительно закивали. - Правильно! -- поддержал десятник. -- А деньжата эти подкинули бы нам. И работалось бы веселей. Больше толку-то будет, чем горланить с утра до вечера: "Увеличим добычу, увеличим добычу!" Конторка, где Мацуда выдавал пайки, находилась в углу продовольственного склада, за невысокой перегородкой. Мацуда просиживал там большую часть дня, водрузив на стол ноги, зудевшие от какой-то непонятной болезни. -- Пленные должны скоро подойти, -- напомнил Фуруя, взглянув на стенные часы. Мацуда спустил ноги со стола. -- Пожалуй, вам лучше убраться отсюда. Неровен час, этот придира сюда сунется, -- и он показал глазами на увязанный в головной платок большой сверток на полу, у ног десятника. В свертке была мука. Японцы, служившие на руднике, регулярно заглядывали к Мацуде и потаскивали муку из рабочих пайков. Раньше Мацуда щедро сбывал на сторону и муку, и сахар, и масло, но с приездом Кадзи жить стало труднее. Этот ворчливый субъект совал свой нос во все щели. Мацуда долго ломал голову над тем, как усыпить бдительность нового начальника отдела, пока не додумался до одной хитрости. На листе бумаги из служебного блокнота, которым он почти не пользовался, Мацуда, основательно попотев, сочинил докладную записку: "В порядке поощрения за увеличение добычи предлагаю выдавать спецпаек служащим-японцам..." Мацуда был неглуп. Ни у одного из двухсот служащих-японцев, которые время от времени получали бы незаконный "спецпаек" из фондов, отпускаемых для рабочих, язык не повернется упрекнуть Мацуду в недостаче. Служащие будут ему благодарны, -- рассчитал Мацуда, и директор будет доволен -- как-никак, это вклад в дело подъема добычи... Мацуда целился убить трех зайцев! Все равно, рассуждал он, продукты эти отпускаются в таком количестве, что рабочим не достанется и по крупице, поэтому их не выдавали вообще. Запасы из месяца в месяц возрастали, сейчас их накопилось довольно. Но беда была в том, что это блестящее предложение могло попасть в главное правление только по инстанции, через Кадзи. Так и получилось. Доклад Мацуды, стоивший ему нескольких дней труда, попал на стол Кадзи, но дальше не пошел и через два дня вернулся к автору с резолюцией, начертанной красным карандашом. Он и сейчас лежал перед Мацудой на конторке. Красные иероглифы, начертанные Кадзи, гласили: "Поощрение служащих-японцев относится к компетенции общего отдела Главного управления". Так Мацуда по вине Кадзи потерял возможность отличиться перед начальством. Он в сердцах обругал Кадзи скотиной и решил разбазаривать продукты старым способом. Мацуда беспокойно глянул на часы. Как только на углу квадратной площадки перед зданием отдела рабочей силы появится Кадзи, все сотрудники отдела снова почувствуют на себе его властную руку. -- Сматывайтесь, -- поторопил он десятника. Но было уже поздно. Дверь распахнулась и в склад вошел Окидзима. Растерянно пряча глаза, десятник, собравшийся было уходить, снова опустился на стул. - Папаша Мацуда, -- сказал Окидзима, обежав конторку свирепым взглядом и мигом сообразив, что тут происходит, -- попрошу с сегодняшнего вечера выдавать на спецрабочих муку и пшено. - Это пленным-то? Тогда вольным рабочим ничего не останется! -- запротестовал было Мацуда. Окидзима усмехнулся. -- Вольным рабочим? Мацуда понял брошенный на него взгляд и сник. -- Потому что мало отпускают. Хотел накопить и тогда уж выдать... Окидзима не выдержал, захохотал. Он поддал ногой сверток у ног десятника. -- Порядком мучицы. Белая? Напуганный возбужденно сверкающими глазами Окидзимы и его необычным, растерзанным видом, десятник что-то лепетал в свое оправдание: "Работа... неприятности..." -- Ладно, нечего хлопать губами, не рыба! Выметайся отсюда. Живо! -- прикрикнул Окидзима, -- а не то я устрою тебе неприятность -- век не забудешь. Растягивая рот в вымученной угодливой улыбке, десятник поспешил убраться. -- Я не больно силен в счетоводстве, -- заговорил Окидзима, присаживаясь на конторку в то самое мгновение, когда Мацуда собрался водрузить на нее ноги в знак полного пренебрежения к заместителю начальника, -- так вот, я не больно силен в счетоводстве, но все же подсчитал: месячный паек муки и пшена на шестьсот человек составляет всего двухдневную норму на десять тысяч. Выходит, вольным рабочим придется только один раз растянуть на десять дней восьмидневную норму. Так что нельзя сказать, что на их долю ничего не достанется. - Это что, военное начальство приказало так заботиться о пленных? -- зло спросил Мацуда. -- Не-ет, это, так сказать, долг человечности, -- усмехнулся Окидзима, вспомнив слова Кадзи, сказанные им по дороге на рудник. -- Ты, конечно, не будешь возражать, верно? К директору ходить не стоит. И без того понятно -- соевыми жмыхами этих скелетов на ноги не поднять. Больному положено больничное питание -- это же долг человека. Фуруя ехидно хмыкнул. - Очень похоже на рассуждения одного ученого господина. - Чего? -- резко переспросил Окидзима. - Да так... Господин Кадзи у нас не от мира сего. Уж если ему взбрело в голову, что пленные несчастные люди и нуждаются в любовном обхождении, он не уймется, пока не сделает по-своему, чем бы это ему не грозило. - Оно и понятно,-- глубокомысленно изрек Мацуда, -- молод он еще, Кадзи-то. Где же это видано: муку, которую вольные рабочие видят раз в год, пленные будут жрать что ни день подряд! Да если я это сделаю, меня вольные-то из-за угла пристукнут. Нет уж, увольте! - Брось, не рабочих ты боишься, а своих крыс, что у тебя тут кормятся. Боишься -- скажут: "Папаша Мацуда стал что-то непокладистый!" -- Окидзима слез с конторки.-- Так вот, учти: будешь упираться, Кадзи назначит ревизию и так тебя прочистит -- до смерти будешь помнить. Ты ведь знаешь, если Кадзи возьмется -- за три дня на чистую воду выведет. Мацуда надулся и умолк. Если копнут отчетность, ему не уцелеть. На глаза опять попалась его докладная с красной резолюцией. Да-а, занесло его к ним на рудник... Мацуда схватил листок и хотел было разорвать со зла, но тут же передумал. Эта бумажка еще может пригодиться. Такого-то числа такого-то месяца он, Мацуда, внес патриотическое предложение, но господину Кадзи китайцы, по-видимому, дороже японцев, и он это предложение отверг. Мацуда открыл ящик стола и запрятал свою докладную поглубже. Окидзима повернулся к Фуруя. - Возможно, Кадзи не от мира сего, как ты сказал. Но я не могу по справедливости не признать за ним одного: он живет не только брюхом, как ты, у него есть чуточку души. - Наработала его душа, как же. Вон рабочих-то, которых он перевел в подчинение конторы, потихоньку переманили от нас... Окидзима вытаращил глаза. - Как это переманили? - Да уж не знаю как, а только мне сегодня крепко досталось от господина директора. Мацуда ядовито улыбнулся. - Так как же прикажете с мукой и пшеном? Откормим, а они и убегут, а? - Твое дело выполнять разнарядку, -- сухо сказал Окидзима, сбросив ноги Мацуды со стола. - Хорошо, господин Окидзима, -- испуганно заморгал папаша Мацуда. -- Хорошо. Окидзима даже не усмехнулся, что бывало с ним редко.