27

Всего одну ночь пришлось поспать им в тепле, зарываясь в траву. Наутро всех должны были куда-то отправить. - Куда погонят-то? - А я почем знаю? - Говорят во Владивосток. А оттуда в Японию на пароходах. - Тоже скажешь! Чан Кай-ши и Малиновский, говорят, обменялись какими-то письмами, японских военнопленных решили передать Китаю. - Так, значит, в Пекин? - А в Сибирь не хочешь? - Говорят, гоминдановцы уже недалеко. -- Вот здорово! Может, все обойдется? -- Один черт! Домой-то не отправят... Когда переводчик Минагава проходил мимо, Кадзи спросил его: -- Куда идем? - Когда дойдешь -- узнаешь. Куда бы ни шли, все равно придется идти.-- Видно, Минагаве уже осточертели подобные вопросы.-- Я-то знаю, но говорить не положено -- приказ Москвы. - Вон оно что... Кадзи сжал губы. От "высочайших" приказов освободились, так теперь выполняй московские... - Что ты скрытничаешь! -- покосившись на Минагаву, пробасил Наруто.-- Мог бы сказать, если знаешь. - Ладно, хватит, ишь разговорился,-- раздраженно огрызнулся Минагава.-- Куда отправят, туда и потопаешь... И вот колонна двинулась. Впереди колонны шел советский офицер, по бокам -- человек десять конвоиров. Далеко растянувшись, колонна пылила по дороге, напоминая стадо овец. "Доблестной Квантунской армии" больше не существовало. Все слепо подчинялись судьбе. Может, в колонне были и социалисты, но и они шагали наравне со всеми. Тут всех объединяло одно слово -- пленные. Шли не на север, а на юг. Кое-кто обрадовался -- кажется, Сибирь их минует. Они не знали, что железная дорога, ведущая в Сибирь, начиналась на юге. Странно, но шагать в неизвестность налегке, оказывается, было труднее, чем идти к цели с полной выкладкой. Да и слабых было много. Одни страдали от поноса, другие болели простудой. То растягиваясь, то сжимаясь, колонна шла без остановок. Конвоиры шагали легко, а пленные едва волочили ноги. Ноги Тэрады стали заплетаться. На побледневшем лице выступил пот, рот широко раскрылся. Казалось, силы его вот-вот иссякнут. Вскоре он оказался в последних рядах. Еще несколько шагов -- и Тэрада, покачнувшись, упал на колени. -- Стой! -- крикнул Кадзи. Измученные люди, казалось, только и ждали этой команды. По рядам побежал крик: "Стой"! Хвост колонны остановился. Конвоиры, замыкавшие колонну, решили, что это приказ офицера. Один из них подбежал к голове колонны. Кадзи, занятый Тэрадой, не заметил, что дело принимает серьезный оборот. К хвосту колонны подошел офицер. Сразу было видно, что он сердит. -- Переводчик! К офицеру подбежал бледный Минагава. Он слушал офицера с вытянутым лицом. -- Офицер изволил сказать, что тот, кто без уважительных причин нарушает воинские порядки, будет наказан. Кто остановил колонну? Все молчали. Вдруг кто-то крикнул: - Сзади подали команду! - Если виновный не признается, будут наказаны все,-- сказал Минагава.-- Командир очень сердит, он сказал, что все будут работать три дня без пайка. - Ты ведь крикнул,-- обращаясь к Кадзи, сказал один пленный, стоявший впереди,-- чего ж молчишь? Из-за тебя все пострадают. Кадзи побледнел. Он сразу хотел признаться, но испугался. Он испугался гораздо сильнее, чем тогда, перед жандармом Ватараи. Но почему?.. Наконец он сделал шаг вперед и тихо сказал: - Это я крикнул первый. - Зачем? -- спросил офицер через переводчика. - Многие уже хотели отдохнуть, но я не думал, что вся колонна остановится,-- ответил Кадзи. - Когда нужно дать отдых, определяет командир, а подобное самоуправство расценивается как бунт. Кадзи показал рукой на дорогу. - Минагава, скажи ему, что он идет впереди и не видит, что делается в хвосте колонны. А тут столько ослабевших... - Вы забываете, что вы пленный,-- резко сказал командир.-- Вы знаете, что грозит пленному, если он подбивает людей на бунт? Может, извиниться? Сказать, что поступил легкомысленно? Если бы он знал русский язык, он непременно сказал бы это. Но объясняться с Минагавой ему было противно. -- Нет, не знаю... Минагава повернулся к Кадзи. -- Я попросил на первый раз простить тебя, но смотри, чтоб больше этого не повторялось! Офицер еще что-то сказал Минагаве и усмехнулся. Минагава закивая головой и рассмеялся. -- Командир говорит,-- сказал он,-- что фашистские самураи еще живы, а с ними необходимо решительно покончить. Это он говорит о тебе! Кадзи эти слова ударили как хлыстом. Все закружилось у него перед глазами. Офицер с Минагавой пошел вперед. Белобрысый солдат, что накануне задержал его с травой, выкрикнул какое-то ругательство. Колонна снова двинулась. Кадзи встал в ряд. Наклонившись к нему, Тэрада сказал: -- Вы меня простите, я постараюсь больше не падать. А в ушах Кадзи все звучали слова Минагавы. Фашистский самурай! Это он, Кадзи, самурай? Но почему все молчали? Сволочи! Готовы продать товарища! Ладно, это будет ему уроком. Теперь он будет действовать в одиночку. Но что он может сделать. - А мило сказано -- фашистский самурай! -- Это сказал Кира, оказавшийся в их ряду. -- Заткнись,-- отрубил Кадзи.

28

Огромный ангар -- это и есть лагерь для военнопленных. Пол устлан рисовой соломой, но даже в хлеву ее стелят больше. И все же люди ей радовались. И крыша есть и стены, а самое главное -- это не Сибирь. Недалеко расположен бывший целлюлозный завод, и пленным, вероятно, придется его демонтировать. Когда они окончат эту работу, их, может быть, и отправят в Сибирь. Но пока они в Маньчжурии. Может, тем временем состоятся японо-советские переговоры. Как хочется, чтобы это было так, ведь людям очень тяжело расставаться с надеждой. Паек был скудный: миска гаоляна. Иногда ломоть черного хлеба. На неделю чайная ложка соли и столько же сахара. Изредка давали по горстке махорки. Вот и все. Со снабжением, видно, дело обстояло плохо. Почти все пленные злились, но ворчи не ворчи -- злостью желудок не наполнить. И тогда стали тащить все, что можно. Работали по двенадцать часов, но работа была не тяжелая, да и улизнуть от работы было не так уж трудно. Демонтаж завода происходил неорганизованно. Укрывшись от глаз конвоиров, пленные часами грелись на солнышке, и это объяснялось вовсе не тем, что бывшие "императорские воины" не хотели работать на Советский Союз. Люди просто плохо питались и совсем обессилели. Но кое-кого лагерное начальство подкармливало. В основном подкармливали офицеров и унтер-офицеров, от них ждали помощи в руководстве пленными. Пленных офицеров было всего человек пятнадцать, унтер-офицеров -- около семидесяти. Самым старшим среди офицеров был майор Ногэ. Он и распоряжался всеми пленными, получая инструкции от белобрового русского лейтенанта. Таким образом, лагерь стал приобретать черты некой военной организации. Кадзи хмурился -- опять возрождается проклятая японская армия. Как-то на собрании пленных Ногэ сказал: -- С этого дня мне поручено руководство всеми работами по демонтажу. Нам всем пришлось испить горечь поражения, но помните: родина не погибла. Придет время, когда мы ступим на родную землю. Так что мужественно сносите все лишения и старайтесь сохранить здоровье, чтобы приблизить день возрождения родины. Пленные слушали, затаив дыхание. Горечь поражения они узнали на собственной шкуре. Но как они могут "приблизить день возрождения родины" -- этого никто не знал. Однако слова Ногэ о том, что придет время и они "ступят на родную землю", видно, всем были по душе. Потом Ногэ обрушился на пленных за их увиливание от работы. -- Все здесь распустились, обленились, а каков результат? Русские нас будут презирать! А ведь презрение для японца хуже смерти. Так вот теперь господа унтер-офицеры будут следить за работой солдат. Надо добиться доверия русских, и тогда я смогу разговаривать об улучшении условий для всех. А вы, господа унтер-офицеры, должны помнить, что являетесь нашей опорой везде и всегда. Понятно? Мы должны приложить все силы, чтобы добиться уважения со стороны русских. Возвращение на родину зависит от нашего усердия!.. И унтер-офицеры начали действовать. Однако уговорить солдат было трудно. Им на все было наплевать. А тут еще согласно какому-то международному соглашению офицеры питались сравнительно хорошо и ничего не делали. Это солдатам не нравилось. И хотя унтер-офицеры из кожи лезли вон, чтобы солдаты работали с огоньком, ничего у них не получалось. Группа Кадзи работала на складе. Мешки с серой, используемой для производства целлюлозы, грузились в вагоны, стоявшие на железнодорожной ветке, которая заходила на территорию завода. От склада до вагонов было далеко, и носить тяжелые мешки было не так-то просто. А тут еще в глаза лезла серная пыль и они все время слезились. Выполнив норму, все шли греться на солнышко, перевыполнять ее никому не хотелось... Лентяй Кира неизменно посмеивался над усердно работающим Кадзи. - Посмотрели бы на тебя сейчас твоя мать или жена. Уж очень у тебя трогательный вид, даже слезы навертываются. Верно, в Сибири пролезешь в активисты, чтоб одним из первых "ступить на родную землю". Подожди, скоро тебя заприметит Ногэ и будет всем ставить в пример. Но ты учти, что если и дальше будешь так надрываться,-- до Сибири не доедешь. А те, что прохлаждаются за твоей трудолюбивой спиной, как раз и выживут... - Себя, что ли, имеешь в виду? -- спросил Кадзи, подымая четвертый мешок.-- Все философствуешь, Кира! Скептика из себя строишь! Ты, Кира, лодырь от природы. Тебя лень скоро так засосет, что штаны спустить будет трудно. Ты скоро сам себе осточертеешь. Кадзи поднял мешок и пошел к вагону. А во имя чего он работает? Конечно, смотреть на бездельника Киру противно, но почему все-таки он сам работает, несмотря на голодуху? Кадзи не смог себе ответить. Но уж, конечно, не для того, чтобы первым "ступить на родную землю". Нет, теперь ему все равно. Да если разобраться, то и родины-то в обычном смысле у него нет, есть только его народ, который связан с ним общим страданием. И прежде чем "возрождать родину", надо бы позаботиться о собственной жизни. Это желание таилось где-то глубоко внутри и нисколько не влияло на его усердие в работе. Нет, просто тяжелая физическая работа приносила ему какое-то духовное облегчение. И, конечно же, он работает так вовсе не потому, что хочет помочь социалистической стране. Эта страна как огромная преобразующая сила существовала в его сознании как-то отдельно от всего. Да, эта страна избавила людей, подобных Кадзи, от оков милитаризма. После того как новобранец Кадзи говорил с Синдзе о побеге, эта страна долгое время была для него как бы маяком. Но оказалось, что та Россия, о которой он мечтал, и та, пленным которой он стал,-- две разные вещи. Этой второй России он принадлежал как орудие труда, после того как в осенней степи после душа определили его физически пригодным для работы. Разумеется, он должен понести наказание за военные преступления Японии, поскольку он принадлежит к японской нации, но душа Кадзи требовала справедливости, а ее он пока еще не видел. Но тогда зачем же так надрываться в работе? Не в искупление же вины Японии! И не из страха! Своих конвоиров Кадзи вовсе не боится. Просто его энергичная натура не терпит безделья, и к тому же труд дает забвение от тягостных дум. Спотыкаясь, Кадзи добрел до вагона. А это пока всего четвертый мешок. Видно, он стал сдавать. Во рту было сухо, перед глазами плыли огненные круги. Опустив мешок на землю, Кадзи присел отдохнуть. К нему подошел Наруто. Этот великан тоже задыхался, его глаза, казалось, сейчас выскочат из орбит. Наруто сбросил свой мешок на землю. - Проголодался -- мочи нет,-- прохрипел он, глядя воспаленными глазами на вагоны. - Я тоже,-- Кадзи слабо улыбнулся. Было время обеда, но пленные ели лишь два раза в день -- утром и вечером. И то один гаолян. - Давай хоть с этими мешками разделаемся. - Давай. Кадзи помог Наруто взвалить мешок на спину. - А со своим-то справишься? - Попробую. Ведь я на десять лет моложе тебя. Но он не справился, выше пояса не поднял. На лбу выступил холодный пот. Он натужился еще, но вдруг пошатнулся и упал. Э, черт! Если, так пойдет дальше, он не выдержит. Советский солдат, увидев, что Кадзи упал, спрыгнул с вагона, подошел к нему и с улыбкой что-то сказал. Потом он подмигнул Кадзи, словно говоря: "А ты отдыхай",-- и с поразительной легкостью вскинул мешок себе на плечи. Кадзи видел, как солдат играючи складывает мешки в вагон. Глядя на Кадзи и Наруто, солдат жестами объяснил, что наступил обеденный перерыв и надо "кушать". Он, видимо, не знал, что пленным обед не полагается. -- Нет кушать,-- печально улыбаясь, сказал Наруто. Солдат удивленно развел руками, как бы говоря: "Как жаль, с удовольствием дал бы вам что-нибудь, но сейчас ничего нет". Потом он энергично стал объяснять жестами: "Отдохните, а потом приходите. Ребята что-нибудь принесут, и тогда я вам дам. Поняли?" Наруто и Кадзи переглянулись и сошли с насыпи. - Как, придем? -- спросил Наруто. - Не стоит. Если бы сейчас! - А может, он и в правду что-нибудь даст... Кадзи не ответил, но у него стало тепло на душе. Все-таки это было проявление человечности со стороны советских солдат. И все же в этот обеденный перерыв они поели. Вот как это случилось. Кадзи и Наруто шли по пустырю, высматривая укромное место для отдыха. В небольшой выемке они заметили толпу пленных, стоявшую кругом. Подойдя ближе, они увидели обедающих советских солдат, окруженных пленными. В руках у пленных были пустые консервные банки. Все внимание пленных было сосредоточено на мисках солдат. Пленные ждали, что, может быть, им что-нибудь перепадет. Брось сейчас кто-нибудь из солдат кусок хлеба или картофелину, началась бы драка. - Пошли, Наруто. Противно! -- сказал Кадзи и потянул товарища за рукав. Он знал, что если задержится здесь еще на минуту, то тоже вопьется глазами в чью-нибудь миску. - Видел бы это Ямада! Вот чем кончила Квантунская армия! - А что поделаешь... Посмотрела бы жена сейчас на меня -- расплакалась бы.-- Наруто тяжело вздохнул.-- Я хоть простой плотник, но жил хорошо, а сейчас вот слюни глотал, думал, может, и мне перепадет... - И мне показалось, что жена на меня смотрит,-- ответил Кадзи. Господи, как он опустился. Может, Митико осудила бы его за жадность, но что поделаешь, это жизнь... Скоро и он будет вот так стоять с жестянкой в руках... "Нет, он бы не смог так стоять. Скорее по помойкам бы стал бродить... Да, Митико, сейчас я думаю не о тебе, а о заплесневелой картофелине... Ведь на помойке можно кое-что найти..." Кадзи и Наруто побрели дальше. У небольшого барака один солдат и три русские женщины в солдатской форме строгали доски. Здесь пленных не было -- наверно, потому, что едой тут и не пахло. Солдат, видно, был плотником, женщины работали под его началом. Кадзи уставился на обтянутые брюками крутые бедра одной из женщин. Ее упитанное, крепко сбитое тело вызывало, как ни странно, чувство зависти. Плотник Наруто смотрел на их работу с профессиональным интересом. - Народ мы разный, а с лесом орудуем, оказывается, одинаково. А Кадзи, не отрываясь, смотрел на женщину. Такой крутобедрой японки не встретишь по всей Японии. Но вот работавших окликнули из барака. Они бросили работать. Крутобедрая женщина выпрямилась и, отерев пот со лба, посмотрела на Наруто и Кадзи. У нее было молодое краснощекое лицо. Сначала женщина удивленно посмотрела на японцев, потом улыбнулась, обнажив крупные белые зубы. Она крикнула что-то людям, сидевшим в бараке. Голос у нее был настолько мелодичный и чистый, что в груди Кадзи что-то дрогнуло. Почему его так взволновал этот голос? Может, потому, что он был сейчас придавлен одиночеством? -- Драсте...-- еле слышно пробормотал Кадзи по-русски.-- Разреши на тебя поглядеть, девушка. Один вид твой радует глаз. Ты живешь и излучаешь жизнь. Как бы я хотел быть таким... Женщина еще раз улыбнулась и исчезла в бараке. Тут же из барака вышли все три женщины, неся в руках огромные миски с рисовой кашей. Видно, зажаренная на масле, она была покрыта сверху золотистой корочкой. Дальше здесь оставаться нельзя, надо уходить, а то... Но глаза Кадзи уже не могли оторваться от рисовой каши. Кадзи с силой потянул за рукав Наруто, который тоже оцепенел, впившись взглядом в кашу. Но как только они повернулись спиной, женщина окликнула их. Большим половником она зачерпнула из миски кашу и жестом пригласила японцев поесть. Наруто посмотрел на Кадзи, тот замер в нерешительности. Это промедление стоило им обеда -- к женщинам уже бежало несколько пленных. Наруто не успел сделать и шага, как орава пленных налетела, словно воронье. Женщина подняла половник, как бы защищаясь от набежавших, и что-то крикнула. "Не вам, не вам", хотя совершенно не обязательно она должна была дать кашу именно Кадзи и Наруто. Наконец ей, видно, надоела эта канитель, и она уже хотела бросить половник каши в одну из протянутых консервных банок, но тут кто-то подставил руку и рисовый комок упал на землю. Началась свалка. -- Вот дьяволы,-- выругался вышедший из барака солдат и, погрозив кулаком, крикнул: -- А ну, мотай отсюда! Все кончилось, пленные разошлись. Кадзи шел, чувствуя себя последним идиотом. -- Наверно, я, Наруто, уже того... спятил... Кадзи как-то сразу сник. Тут была виновата и крутобедрая женщина, и мечта о свободе, вызванная ею, и многое другое, чем он не мог поделиться с Наруто. -- Черти голоштанные! -- пробурчал Наруто.-- Ни чести, ни совести! Ноги сами несли их в сторону железнодорожной ветки. - Может, пойдем к тому вагону? -- спросил Наруто. - Не стоит. Опять ни с чем уйдем. Вагонов стояло много. Советские солдаты отдыхали, никто не появлялся. Наруто и Кадзи улеглись между рельсами на землю. Если и поспать немного -- не беда, никто их здесь не найдет. - Вот это да! -- воскликнул Наруто.- Погляди, Кадзи, все вагоны полные. И чего тут нет! Ну, машины -- я понимаю, Но старую жесть с крыши зачем? Неужто они такие бедные? - Война с Германией, верно, здорово их подкосила. Во всем нехватка,-- задумчиво проговорил Кадзи, глядя на стиснутое вагонами небо.-- Но мне нравится их простота, у них нет ложной гордости. Сами о себе заботятся, ведь им не на кого надеяться. Кадзи внезапно умолк. Действительно, к чему эти разговоры. Океан шумит над ними, а они валяются на его темном дне... Но сколько на небо ни смотри -- ничего не изменится. И оставят ли его здесь или погонят в Сибирь -- все равно Митико будет бесконечно далека, как и сейчас. Норовистая кобыла -- жизнь сбросила их наземь как раз в тот момент, когда они пытались ухватиться за ее хвост. -- Я, знаешь, Наруто, что подумал? С завтрашнего дня один из нас, сказавшись больным, не будет выходить на работу. Ведь вокруг лагеря много советских палаток, так что можно найти объедки. Увидишь что-нибудь съестное -- бери без разбору, хоть ботву морковную. С крупой ее сварим, иначе ноги протянем и зиму не одолеем. Уж если мы с тобой сдаем, каково остальным? - Да, нужно выжить, выжить наперекор всему. Выжить и снова стать свободным. Кадзи с силой ударил кулаком по земле. -- А каша, наверно, вкусная была... Но рассчитывать на подачки нам нельзя. Кадзи было приятно думать, что та женщина в военных брюках хотела дать кашу именно ему, а не кому-нибудь еще. От этого сознания как-то сладко щемило в груди. -- Сегодня нам один раз улыбнулся ангел...-- Кадзи как-то неестественно рассмеялся. В одном вагоне вдруг открылась дверь. В проеме появился огромный детина. Увидев двух пленных, он усмехнулся. Затем величественно расставил ноги и стал мочиться. Он скрылся в вагоне, но через секунду опять появился и протянул Кадзи прямоугольный черный предмет. Кадзи взял и не поверил своим глазам -- в руках он держал целую буханку хлеба. Детина мигнул, давая понять, чтобы хлеб они спрятали под куртку, потом еще раз мигнул -- с богом, мол. -- Спасибо,-- сказал Кадзи по-русски. От этой буханки под курткой сразу стало теплее.-- Пойдем, Наруто. То-то наши обрадуются... И они понеслись, словно на крыльях.