Первая сборная — как первая любовь. Она вселяет безумную радость, потом лихорадочное беспокойство, делает чувствительным к ничтожнейшим мелочам. Появляется страх потерять ее. Пропадает сон, человек мечтает по целым дням. И когда она наконец приходит, это чудесно…

Игра первой сборной остается неизгладимым воспоминанием. В часы раздумий переживаешь ее вновь и вновь. В памяти возникают удивительные детали. Словно это было вчера.

Шестнадцатого ноября 1952 года команда Роже Пьянтони находилась в Дублине. В ту пору Роже задавал тон в «Нанси» и вместе с Деладерьером играл на левом крае; жители Лотарингии грустят о них по сей день, ибо финты этих двух «карманных» нападающих, получивших меткие прозвища «кочерыжка» и «малыш Леон», стоили многого.

Пьянтони давно уже терпеливо ждал своего часа у порога сборной Франции. И вот наконец он был включен в ее состав, но без своего напарника Деладерьера, который присоединился к нему 11 ноября следующего года в игре против Ирландии.

Роже заранее предупредили:

— Для твоего дебюта тебе не очень повезло. Имей в виду, на своем поле ирландцы способны на все. Это сущий ад, настоящая волчья яма! А как болельщики поддерживают свою команду! Это нечто невероятное!

Предупрежденный футболист стоит двух… Однако реакция ирландской публики в действительности оказалась еще страшнее, чем мог себе представить новичок французской сборной. К счастью, капитан Марш успокоил Роже:

— Это пройдет, парень! Стоит им получить один мяч, они тут же успокоятся.

И они успокоились. Но истошный вой стоял весь первый тайм, во время которого французы буквально лезли из кожи вон, сопротивляясь отчаянному натиску хозяев поля. Рюмински героически защищал свои ворота, и его хладнокровие тем более заслуживало похвалы, что зрители висели чуть ли не на сетке. Огромный Сезар в ближнем бою отвечал ударом на удар. Он уступил только один раз.

— А теперь мы им покажем! — воскликнул Марш, возвращаясь на поле после перерыва.

Это был сигнал к великолепному штурму трехцветных. И на шестьдесят седьмой минуте Пьянтони справедливо свел встречу вничью, невиданной силы ударом левой ноги направив мяч в ворота ирландцев.

Отличное начало в составе сборной Франции!

На следующее утро Роже проснулся в своем номере счастливый, как ребенок. Вместе с ним находился Доминик Колонна, дублер Рюмински. Мысли Роже были еще там, на стадионе, как вдруг внимание его привлек уличный шум.

— Доминик, ты слышишь?

— Что?

— Крики на улице.

— Мы, корсиканцы, когда спим, мы ничего не слышим, ни о чем не думаем, мы уносимся далеко-далеко…

— Это хорошо, однако…

— Отстань, я сплю.

Пьянтони встал и подошел к окну. Перед отелем он увидел человек четыреста-пятьсот. Движение было остановлено, но явно с ведома полицейских, которые мелькали в толпе.

— Доминик, погляди!

— Ну, чего там еще?

— На улице демонстрация.

— Говорят тебе, я сплю.

Роже открыл окно. Тут же к нему понеслись возгласы. Он обернулся к Колонна и закричал:

— Доминик, это из-за нас.

— Что из-за нас?

— Демонстрация, люди там, на улице! Они ждут нашего появления, я не шучу. Это потрясающе! Ни за что бы не поверил после вчерашней-то корриды… Посмотри!

Доминик наконец сделал над собой усилие и присоединился к Пьянтони. Оба они появились на балконе. Сотни рук тотчас взлетели в воздух, разразилась бурная овация.

— Выходит дело, ты прав, — сказал Доминик. — Ну, знаешь…

— Я же тебе говорил, это они в нашу честь!

— Во Франции ничего подобного не увидишь, — заметил Доминик. — Нет, ты можешь себе представить, чтобы мы стояли на втором этаже дома федерации и отвечали на приветствия восторженных болельщиков? Можешь вообразить, чтобы улица Лондона была блокирована в течение часа?

— Так ведь это ж вопрос темперамента: футбол здесь любят больше, чем все остальное.

— Согласен, но приветствовать так команду противника?! Вот что меня потрясает! Будь мы ирландцы — другое дело, но ведь мы французы!

— Кто поверит, что эти же люди освистывали нас на протяжении всего матча! Какая порядочность!..

Овация длилась минут десять, и оба француза продолжали учтиво отвечать на приветствия ирландцев: как-никак они представляли Францию, ее престиж на чужой земле…

— Надеюсь, там есть фотографы, — сказал Доминик. — Мне бы хотелось иметь на память фотографию, дома я бы вставил ее в рамку.

Прошло минут пятнадцать. Пьянтони чуть больше перегнулся через перила, дабы полнее насладиться зрелищем и, возможно, увидеть еще кого-либо из своих соотечественников. Внезапно он отвернулся к Колонна и сказал:

— Доминик, посмотри туда.

— Ты хочешь, чтоб я свалился вниз?

— Посмотри…

Колонна наклонился и увидел ниже этажом ярко-рыжую женщину, которая широко улыбалась и дружески приветствовала публику.

— Случайно это не… — прошептал Доминик.

— …ради нее такой праздник? — закончил Роже. — Нет, послушай, почему ты считаешь, что столько людей аплодируют одной девушке? Если б она сделала что-нибудь выдающееся…

Друзья взглянули еще раз и убедились: ирландцы действительно приветствовали эту очаровательную, сияющую красотой рыжую женщину.

— Я хочу все выяснить, — решил Пьянтони. — Обожди, я схожу посмотрю, что происходит.

Роже спустился в холл и обратился к портье:

— Кто эта красотка?

— Как?.. Неужели, вы ее не узнали?

— Признаться, нет…

— Ну что вы, мосье, это же Марион О'Хара, героиня «Спокойного человека», лучшего ирландского фильма. Настоящий шедевр, мосье! Какая игра, какие краски, какой юмор!..

Пьянтони вернулся в номер.

— Рыжая особа, мой дорогой, это Марион О'Хара, ирландская кинозвезда! — сообщил он Доминику.

Редко в команде Франции смеялись так, как над этой поучительной ошибкой. Пьянтони запомнил ее навсегда.

Это случилось на другой день после его первого выступления за сборную Франции, когда он уже помышлял о славе…

При вас нет ничего запрещенного?

Этот вопрос может быть задан по-разному: иронически и с намеком, твердо, если на ум приходит инструкция, равнодушно и формально, если ты тридцать лет честно и добросовестно прослужил в таможенном управлении.

Андайские таможенники на франко-испанской границе верны… отнюдь не железным принципам своей корпорации. Но они питают, однако, слабость к спортсменам и куда охотнее болтают с ними, вместо того чтобы проверять их багаж. Так было и в это утро…

— Ну как, в хорошей форме, молодые люди? — спросил бригадир.

— В сентябре-то месяце?.. — ответил самый авторитетный из группы, без сомнения, капитан.

— И куда направляетесь?

— В Сен-Себастьян, конечно, как всегда в начале сезона. Это единственная возможность встретиться с настоящим футбольным противником.

— Эх вы, безрукие!

— Что поделаешь!

— Знаете, как только пересечешь границу, мяч сразу же становится нормальным.

— То есть?

— Круглым.

— А овальный вам не нравится?

— Разумеется! Овал — это неестественно.

— Что же тогда естественно?

— Круг. Земля круглая. Колеса велосипеда круглые. Двухлетний ребенок и то играет круглым мячом. Да я могу привести десяток, два десятка, целую сотню доводов…

— А ноги?

— Что ноги?

— Вы считаете, что это умно играть ногами, когда есть руки?

— Безусловно! Во всяком случае, это куда труднее…

Дискуссия разворачивалась. Вскоре бригадира стали поддерживать его коллеги. Была поставлена извечная проблема футбола и регби. Адвокаты круглого мяча сражались на поле овального.