Погоняй, котейка. Выходит, за без малого тридцать лет ничего-то ты не видел. Разве Камишер родной, так там ни князя, ни герцога. Там только друг за дружку держатся, иначе конец – стопчут людей Дебри. От суровой жизни что ли там терпимости больше: человек, не человек – какая разница, лишь бы не кусался.

Вернуться в Камишер? Можно, только сначала надо товарищей найти.

Развилку за лесом, от которой арлекины двинулись восвояси, Саня и с закрытыми глазами бы не проехал. Что земля перерыта, и кусты помяты – полдела. В воздухе что-то такое витало. Кот натянул поводья, зажмурился, повёл носом. Вот с Шаковой телеги сполз возница. Апостол перебрался на облучок.

Фасолька тихо, чтобы никто не услыхал, всхлипнула, утёрла мокрый нос кулаком.

Эд легко прыгнул на свой облучок: вокруг головы будто тёмное облако. Саня вспомнил князя. Не соврал Пелинор, как есть, собака лапу к поспешному отъезду приложил. Ну и что? Поворачивать и просить у хранителя Границы прощения кот не станет, догонит арлекинов, а там и разберётся, с чего это Дайрен беременную Цыпу и ни в чём неповинных Апостола с Фасолькой, не дожидаясь Саниного возвращения, за собой потащил.

«Ты его не вини. У него судьба страшная…»

Мученик! А по рылу он у меня всё равно получит…

Саня повернул от развилки на южную дорогу. След и тут сохранился. Зря князь печалился, что котейка своих не найдёт. Граница, не граница – нос он завсегда при себе… г голова.

К полудню впереди замаячил дорожный камень, такие по всему герцогству стояли. Стрелка налево – Землероевка, стрелка направо – Хрумки, прямо – Малоперекопанное.

На этом камне указаний не выбили. Зато на правой дороге виднелись следы огромных лап. Конь прянул ушами, совсем как Апостол. Саня подъехал ближе. Медведь был тут совсем недавно. Ушёл в ближнюю балку, и по сей момент недалеко обретается. Кот на всякий случай привстал в стременах оглядеться, но ничего особенного не заметил. Внял, стало быть, князюшка голосу разума, не послал родаков против сумасшедшего кота. Но медведь тут очень долго путь сторожил – старого и свежего помёта полно.

Опять пришлось зажмуриваться и смотреть, что там было. А ничего, как выяснилось, и не было. Пришли повозки, медведь порычал, попугал, но не кинулся. Он остался на своём посту, они покатили на юго-восток.

* * *

– Не ходите туда, господин кот!

Девчушка пришла в рощу за ягодами и, нарвавшись сразу за опушкой на незнакомца, перепугалась до икоты. Пришлось спешиваться. Саня полез в торока, нашёл мешок со снедью и уже развязал, собираясь достать угощение, когда за спиной раздался свирепый мужской голос:

– Отойди от ребёнка!

Да кот и не приближался к ней. Девочка сидела в траве и икала шагах в пяти. Саня распрямился и начал тихо поворачиваться. Здоровущий мужик зажал в побелевших руках пику, какой рыбу острожат. Дёрнись, не задумываясь, пустит в дело. Саня показал ему пустые ладони.

– Ты кто, что тут делаешь? – мужик ещё грозился, но уже разглядел богатую одежду и тон немного сбавил.

– Я друзей ищу. Они по вашим землям дня три назад должны были проезжать. Две кибитки. На одной конь, на другой собака. И женщины с ними.

– Их медведи съели, – вдруг прорезалась осмелевшая девчонка.

– Как съели, не может быть! – кинулся к ней Саня. Мимо просвистела острога и воткнулась в землю рядом с девочкой. Та опять икнула.

– Остолоп! – заорал Саня на мужика. У того уже не только руки побелели, всё лицо стало известковым. – Ты же её убить мог.

– Ляночка… – мужик сам икнул, споткнулся, не зная куда кидаться: на незнакомца или к чуть было не пострадавшей дочери. Выбрал всё-таки дочь, подхватил в охапку и, только отбежав на край поляны, обернулся:

– Что тебе от нас надо, уходи!

– Заладил. Никто ни тебя, ни твоего ребёнка трогать не собирается. Ты что, слепой? Не видишь? У меня и в руках-то ничего нет.

– А мешок зачем развязывал?

– Хотел твоей дочери калач дать, чтобы не плакала.

– Покажи.

– Смотри.

Мужик вытаращился на калач, будто тот был невиданным и от того ещё более опасным оружием. Зато девочка начала выбираться из отцовских объятий.

– Пусти, я плюшку хочу.

Саня положил угощение на траву, взял лошадь под уздцы и увёл на другой конец поляны. Девочка за это время успела выкарабкаться из родительских рук, подхватить калач и даже сунуть его в рот. Сейчас они побегут с поляны, а Сане останется идти в деревню и расспрашивать селян.

Он и в лес-то заехал, чтобы не мозолить людям глаза. Что Пелинор родаков поберёг – отрадно. А людей мог не пожалеть. Явишься так посреди бела дня в село, против тебя ватага с дрекольем: заворачивай, господин кот. И что, лезть с ними в драку?

Мужик не убежал. Посмотрел, как дитя за обе щёки уплетает гостинец, на чужака, как тот терпеливо дожидается в сторонке, и заговорил:

– Зачем тебе, добрый человек, нелюди?

– Они тебя обидели? – спросил Саня.

– Нет, ночевали они у нас. Овса купили. Потом от князя голубь был, но они уже уехали. Там за деревней…

– Их медведи съели, – повторила девочка набитым ртом.

– Не слушай её.

– Ты мне можешь толком сказать, что случилось?! – озлился Саня.

– Зачем тебе, добрый человек?

– Я не человек!

– А кто?!

– Кот я, хочешь, спину покажу? Спина лохматая.

– Ой, кот! А я котов никогда не видела.

Но папаша не дал дочери подойти, ухватил за рубашку и, отвесив челюсть, вымолвил длинное: «А-а!».

– Ага, – подтвердил Саня. – А теперь покажи, в какую сторону они уехали. Раз говоришь, живы.

– Ага, ага… Вы её, господин кот, не слушайте. От князя голубь прилетел, чтобы задержать, значит, гостей до особого распоряжения. Но они уже катили в сторону большой плеши.

– Плешь горячая?

– Ага. Там трясина с одной стороны, а с другой дорога в порубежный лес…

– На дороге медведи сидели! – выпалила девчушка, чем привела папаню в большое смущение.

– Говори! – зарычал Саня. Дальше продираться сквозь осторожное косноязычие крестьянина не было уже никаких сил. – Они на плешь заехали?

– Нет, господин кот. Говорят… говорят… прилетел дракон и кадьяка на глазах у всех порвал. А друзья Ваши в порубежный лес свернули и как сгинули. Староста по их следам вчера ходил – нет следов.

Саня сел в траву, где стоял, и даже за голову схватился. С перепугу не иначе у мужика всё в голове перепуталось. Кадьяки – медведи-гиганты – в природе существовали, а драконы – чистая сказка. Но опять же – Граница. Пустобрюхого кровопийцу видел? Видел, даже руками трогал. Почему не быть драконам?

– Да Вы, господин кот, так не убивайтесь. Может, они живы, друзья Ваши, – отец с дочерью осмелели и подошли к коту. Девочка подёргала его за рукав куртки.

– А? – поднял голову Саня.

– А ты обратно к князю поедешь? – спросила девочка.

– Нет, я должен найти своих друзей. Пусть мне твой папка дорогу покажет.

– Не ходите туда, господин кот, там место плохое. Лучше, пойдёмте в деревню. Переночуете у нас, отдохнёте… – замялся крестьянин.

Саня поднялся на ноги, отряхнул штаны, потрепал девчушку по светленьким тонким волосам, забрался в седло и сверху приказал мужику:

– Веди.

Цыпа умирала. Фасольку Эд насильно увёл во вторую кибитку, посидел с ней немного и вернулся. Смрад под тентом стоял вовсе уже невыносимый. У Шака слезились глаза. У Дайрена распух нос. Ко всему немного похолодало, но и этого немного хватило, чтобы не открывать доступа воздуху. Всех и в первую очередь роженицу тут же начинала колотить крупная дрожь. Цыпа больше лежала без сознания.

– Уходи, Эд, я с ней посижу.

– Шак, ну сделай что-нибудь!

– Ты второй день просишь, Эдди. Если бы я мог, давно бы сделал. Яйцо застряло. Даже если разрезать живот, плод не удастся вынуть.