– Почему именно сегодня?

– Прочёл утреннюю почту и вспомнил, что давно туда не заходил.

А глазки-то у Ария… того. Игорь почувствовал лёгонькое покалывание на шее, как в жару перед грозой. Ворохнулось чувство беспокойства и… беспомощности.

От приведения шарахнулся, теперь очко перед герцогом сыграло. С чего? Игорь давно и прочно уверился, что Арий друг. В смысле – не враг. Во время утренних докладов герцог обычно сидел, расслабившись, и только изредка что-нибудь уточнял. Сегодняшний разговор больше походил на допрос.

Какого чёрта! Начальник внутренней стражи прямо глянул в глаза герцога, и тонкие холодные лезвия будто обломились. Померещился даже лёгкий надтреснутый звон.

Герцог уставился в стол. Голос стал почти что прежним, только холодным, вот-вот ледышки изо рта посыплются:

– Что на голубятне?

– Одна птица вернулась раненой.

– Уничтожили?

– Нет. Смотритель голубятни пытается её лечить.

– Он так любит этого голубя?

– Смотритель говорит, что птица, которая знает дорогу в приграничье, всего одна. Она ранена. Обучение новых займёт очень много времени.

– Что, Горностай не может лететь!? Почему ты мне не доложил тотчас! – герцог выскочил из-за стола, взмахнул широкими рукавами и даже продемонстрировал свои детские кулачки. Бумаги на столе сами собой поехали в разные стороны, дробно покатилась печать, Игорь отшатнулся.

– Ваш посыльный застал меня как раз, когда я покидал голубятню.

– Когда птица сможет лететь?

– Вряд ли она быстро встанет на крыло, – осторожно проговорил Игорь.

– Кто её ранил?

– Неизвестно. Смотритель считает, что на неё напал ворон или сокол.

– Почему в самом центре герцогства остается возможность для случайности?! Я вас спрашиваю?! Государство должно работать, как часы. Ты понял?

– Ваша Светлость прикажет переловить всех хищников в стране?

– Ты позволяешь себе ехидничать?!

Герцог снизу вверх скосился на начальника внутренней стражи. Голос стал вкрадчивым. По коже Игоря опять поползли колючие искры.

– Я не знаю, что делать, Ваша Светлость, но выполню любой Ваш приказ.

Игорь вытянулся в струнку и щёлкнул каблуками, осталось изображать тупое повиновение.

И стало скучно, будто в спектакле, который вызывал настоящее сопереживание, случилась фальшивая сцена. Ты перестал чувствовать себя участником действа, сделавшись посторонним наблюдателем, которому жаль уходить с середины, хотя надо домой, в буфет или в туалет…

– Любой приказ? – ядовито переспросил герцог. – Замечательно. Вылечи больную птицу! Что кривишься? Не можешь? Ничтожество! Я много лет держал возле трона лживое ничтожество.

Ария вдруг сложило пополам. Он слепо побрёл на подгибающихся ногах, схватившись руками за живот.

– Ваша Светлость! – подскочил к нему Игорь.

– Убирайся!

– Позвать лекаря?

– Убирайся, иначе лекарь понадобится тебе!

Он шаркал в сторону малой галереи, которая вела в башню. Даже со спины было видно, что влечёт его туда посторонняя сила.

* * *

– Ты придумал, как отправить почту в приграничье? – Арий ёрзал на стуле, будто в сидение натыкали гвоздей.

– Если дело терпит, можно послать гонца…

Игорь пытался заснуть и уже почти преуспел, когда его грубо подняли с постели и, считай, под конвоем привели в личный кабинет герцога, бывшей некогда библиотекой правителя аллари.

Полки с книгами раздвинули, точнее, задвинули в дальний угол. Посередине квадратной комнаты остался очень красивый широкий стол и два кресла. У стены примостилась лежанка под вышитым зелёным покрывалом.

Успевший за время пробега по дворцу проснуться и даже не на шутку встревожиться, Игорь не сразу сообразил, о чём его спрашивают. А когда сообразил, брякнул первое, что пришло в голову.

– Не можно! – взвизгнул герцог. – Тебя что подвесить вверх ногами, чтобы ум в голову вернулся?

– Только голубь, Ваша Светлость?

– Думай!

Мысли ворочались с натугой. Хотя…

Когда герцог рванул в башню, будто его прохватило, Игорь просто так, исключительно для себя, прикинул несколько вариантов выхода из сложной ситуации. Почему только для себя? Потому, что его советов обычно не спрашивали. Наоборот, пресекали инициативу, мотивируя тем, что он де незнаком с местными обстоятельствами, нравами и задачами текущего момента, историей Алларии, прогнозом погоды и т. д. Потом явились постоянные обязанности и заботы, да и активничать расхотелось. Жил себе и жил.

Не иначе какие-то флуктуации в атмосфере пошли: съехавший с ума из-за паршивой птицы герцог зачем-то будит давным-давно по жизни заснувшего Игоря и заставляет мозгом думать.

–Как я понял, голубь прилетел из Невьи… – осторожно повёл начальник дворцовой стражи.

– Ну!

– Там сидит Пелинор.

– Я это и без тебя знаю!

– Его родственники из герцогского домена… могут сноситься с князем посредством голубиной почты.

– Болван! Они враждуют… хотя… а почему бы нет, а?

Герцог изогнул красивую светлую бровь и улыбнулся. Лёгкие, обрамляющие лоб кудри пошли золотыми искрами.

– Да, Мец не в лучших отношениях с Пелинором. Он предан мне и Клиру… но кто поручится, что за нашими спинами он не ведёт свою игру… Если предположить, что бурые и красные медведи… у Меца прекрасная голубятня. Помнится, отбывая на Границу, Пелинор часть своих птиц оставил кузену. Да! Вот и прекрасно. Поезжай в Мец и привези мне нужного голубя. Тем самым мы убьём двух зайцев. Но действовать будешь от собственного имени.

– Ваша Светлость, что я скажу Мецу? Да он велит меня с моста в ров кинуть.

– Купи у него птичку, денег я тебе дам, либо укради.

Герцог смотрел в пространство и разговаривал уже сам с собой. Подразумевалось, что, дослушав, Игорь очертя голову кинется исполнять поручение. И что самое главное – исполнит.

Случая что ли раньше не подвернулось или ночь сегодня была особенной!? Игорю вдруг показалось, что герцог тяжело болен тихой, но неотвратимой душевной болезнью. И что, что чудеса? Ну, чудеса. От них ещё быстрее свихнёшься.

– Ваша Светлость, я ровным счётом ничего не понимаю в пернатых, – твёрдо заявил начальник дворцовой стражи, возвращая синьора к реалиям.

– Какое это имеет значение?

– Вашему официальному посланнику, Мец, разумеется, отдаст горностаев, либо скажет, что у него таких птиц нет. Явись я сам по себе, мне впарят первую попавшуюся ворону.

У Ария задёргался угол рта. Тупой слуга его не на шутку уже разозлил. Однако синьор справился и даже внял, а вняв, изрёк:

– Сколько человек служит на голубятне?

– Шестеро.

– Возьмёшь одного с собой.

– Любого?

– Да! Всё, иди! Отправляйся прямо сейчас!

Горюта сидел на пороге казармы и прилаживал к сумке кожаную петлю. Саня сам не заметил, как вышел к северной стене крепости. Посидел в тени беседки, птичек послушал – верещат – и побрёл, куда глаза глядели.

Длинная приземистая казарма приросла одним боком к стене. С торца – дверь нараспашку, а в ней – скрюченный, занятый починкой старшина.

Домой не пошёл. А у него там, между прочим, жена, дети. Интересно, какого лешего он на службе прохлаждается!? И лицо у Горюты смурное, сильно задумчивое, в тугую тёмную печаль.

– Службу исправляешь? – вместо приветствия спросил Саня.

– Угу.

Гукнул и опять уткнулся в своё рукоделие. Но кот не обиделся на такую непочтительность, наоборот, интересно стало, отчего это открытый, прямой Горюта глядит, будто кум обиженный.

– Что на границе? – спросил кот, усаживаясь рядом.

– Тихо, – последовал короткий ответ, в том смысле, что не пошли бы Вы, господин кот, по своим делам.

Но Саня уже бы никуда не пошёл. Тащи, от ступеньки не оторвёшь. За спиной старшины в полутьме казармы стояли приготовленные в дорогу седельные сумки. На лавке распласталась кольчуга. Чуть в стороне в рядок – меч, короткий крутой лук, метательные ножи. И несло от Горюты не в смысле конюшней или потом – чёрной тоской.