– Разумеется. Мы туда уже месяца три назад собирались, но потеряли кота, и надеяться забыли.
– Теперь пойдешь?
– Не знаю. Если проскочить Венс и по ничейным землям двигаться в сторону герцогского домена, год потеряем. А до феста осталось восемь месяцев.
– Смотри…
Саня отодвинулся к девушкам. Ему стало неинтересно. Чалый сыпал названиями неизвестных городков и деревень: пойдешь туда-то, там свернешь налево, здесь – направо.
Цыпа уже не зеленела в темноте впалыми щеками. Фасолька ее укутала в плед и сунула в руки миску с горячим супом. Потянув носом, Саня икнул. За волнениями о голоде как-то позабылось. Зато сейчас аж, скрутило.
– Солечка, налей мне, поесть.
– Ах ты, наш маленький, наш полосатенький, – пропела Фасолька. – Садись, мой хороший, я тебе супчика принесу, а ты мне потом на ушко расскажешь, кого убил, кого ограбил, кого съел.
– Договорились, – пообещал Саня.
Вот свинюшка! Теперь всю дорогу будет дразниться. Но у нее получалось как-то необидно. Кот решил: подыграет, а там – забудется.
Не сознаваясь самому себе, он уже связал с ними свою ближайшую жизнь. Так и подумал: в начале подыграет, потом сравняется, и только после спохватился: он же еще ничего не решил. А что тут решать-то! Они ему нравились. И не в том дело, что не продали его на границе. Они были свои. Грубые, нищие, странные, но – свои. Он пока ни с кем кроме приемных родителей не чувствовал себя так свободно. С людьми не получалось из-за необходимости, выдавать себя за человека. А тут не надо. Здесь ты – только то, что ты есть. Кот – это звучит гордо. Лошадь – тоже хорошо. Собака, он собака и есть, а девчонки вообще класс.
Фасолька возилась у костра. Саня спросил у Цыпы:
– О каком сборе толковал Чалый?
– Раз в пять лет в герцогском домене собираются все арлекины страны. Там месяц идут представления. Герцог смотрит. Тех, кто ему больше всех понравится, объявляют победителями.
– И что?
– Получают награду.
– Какую?
– Следующие пять лет они живут при дворе. Мы два раза туда собирались. Ни разу не дошли.
Фасолька вернулась с двумя мисками. Одну сунула коту, другую пристроила у себя на коленях. Цыпа осторожно дохлебывала суп. Саня тоже взялся за ложку, только теперь в полной мере оценив собственный голод. Молчал, пока ложка не заскребла по дну. Шутка ли, за полтора суток съесть пол лепешки. А погоня, а страх, а граница? На девку тоже, между прочим, силы ушли. И не малые.
Без всяких просьб с его стороны, Фасолька взяла миску и принесла добавки.
Во красота! Нет, так просто они теперь от него не отделаются. Гнать будут, не прогонят. А он отработает. Кот нужен? Вот он я! И фыркнул, так что брызги полетели. Мамка приемная долго его отучала за столом фыркать. Мол, пока ест спокойно – человек, как фыркнет, сразу видно кот.
У костра Чалый что-то рисовал на куске клеенки.
– Цыгане тоже едут? – спросил Саня у Цыпы.
– Что ты! Туда только нам можно. И чтобы в составе обязательно были лошадь, собака и кот.
– А петухи?
– Нет. Петухов там не бывает.
– Если со всего герцогства собрать арлекинов, – начал вслух размышлять Саня, – это же сколько наберется?
– В том-то все и дело, – печально отозвалась Цыпа. – Собираются очень многие. Я только раз видела группу, они вообще отказались ехать, и нас отговаривали. Шак их послушал, посовещался с Собакой и все-таки пошел. Понимаешь, туда не просто надо добраться. Желательно, чтобы кроме тебя не дошел никто.
– Почему?
– Тогда и соревнований никаких не надо. Тогда награда точно будет твоей.
– Короче, – перебила подругу Солька, – если по дороге встретишь таких же арлекинов, или убей, или беги, пока тебя не убили.
– А как же власти? – опешил Саня.
– Человеческие? Видишь ли, на время Веселого Похода, особым распоряжением герцога властям на местах запрещено вмешиваться в разборки между арлекинами.
– Мы ни разу не дошли, – печально подытожила Цыпа. – В этот раз собрались, подготовились, но от нас ушел Рик. Мы уже и надежду потеряли…
– Что, девочки, открыли парню глаза на наши дела? – крикнул от костра Шак. – Иди сюда, котяра, есть разговор.
В этот раз Саня подходил к лошадям без опаски. После рассказа девушек он почувствовал себя увереннее, но все же кольнуло: вот почему арлекины его спасали. Нужда приперла, а так – сдали бы, и деньги в карман.
– По роже вижу, сомнения в тебе так и кипят, – заключил собака. Он тут прятался за пламенем костра. Саня дал себе слово, следить за физиономией. Ему надоели собачьи подковырки.
– На, – Шак протянул коту кружку.
Саня принял посудину. Вино ему приходилось пробовать редко. Такое лакомство не для бродячих котов. Но пить он не стал. Понюхал и отставил.
– Мы тут с Чалым поговорили. В общем, дела такие: тебе лучше остаться с цыганами. С ними, считай, легально дойдешь до восточной границы Венса. Там они тебя переправят в Глечики, и дуй, котяра, во все лопатки, – деловито заговорил Шак.
– А почему не в Гошенар? – Спросил Саня, первое, что пришло в голову. Он-то думал, его уговаривать начнут, да расписывать будущие награды.
– Кленяки, Гошенар и Венс недавно договорились, сообща ловить преступников. В Гошенаре тебе дороги до первого стражника. По княжеству Венс с живым котом-людоедом тоже не погуляешь. Нас начнут проверять на каждом посту, и тебя, так или иначе, поймают. Можно рвануть к восточной границе, минуя поселения. Только, какой смысл?
– Но вы же туда так и так собирались.
– Если ты с нами идешь на фест, тогда – да. Тогда смысл есть. Если нет, дадим пару представлений в Венсе и повернем на юго-запад. Там зима теплее. Мне о девочках надо заботиться.
– Не сомневайся, кот, – подал голос Чалый, – тебе у нас понравится. Покрасим тебя в черный цвет, кольцо золотое в ухо вденем, дадим гитару – такой цыган получится, пальчики оближешь. И ни один стражник не привяжется. А там, и насовсем с нами останешься. Это ты еще наших женщин не видел. Как увидишь, сам в табор запросишься.
Саня сидел к костру боком. Припекало. Он отодвинулся, вспомнил о кружке, поболтал содержимое, понюхал, хлебнул…
Чем бы еще заняться? Можно блох половить. Но, во-первых, таковые на нем не водились; во-вторых, не вежливо – лошади ждут. Девчонки притихли. Тоже ждут. У Чалого улыбка от уха до уха – зубы наголо. Красивый цыган, значительный. Такому не захочешь, да поверишь. Шак, наоборот, уставился в землю. На роже ни одна морщинка не дрогнет. Что же делать?
Саня закрыл глаза. Под веками мерцали всполохи.
Горел костер. За костром стояли кибитки. Много кибиток. Чалый соберет большой табор. И пойдут они по долам и весям. Красивые, вольные, черные. Кто натуральный, кто – крашеный. Какая людям разница – цыгане. С одной стороны любопытно, с другой – боязно.
Прикочевали на край деревни, сразу женщины по дворам идут. Хозяйка, куртку купи. Твоему мужу понравится. Нет мужа? Давай наворожу. Завтра сваты придут. Денег нет? Отдай курицу. У тебя в сарайке квохчут. Не бойся, мы такие же люди как ты. Давай, давай курицу. Ай, молодец. Жди завтра сватов…
У кибитки стоит старый одноглазый цыган. К нему ребятишки подбегают. В доме с соломенной крышей одинокая тетка живет. Мужа нет. Хозяйство справное. Старый цыган кличет молодого: Сашко, пойдешь в тот дом. Сашко, – невысокий, коренастый с пышной кудрявой шевелюрой, с ясными светлыми глазами красавец, – идет к тетке, заговаривает, смеется, показывает ровные белые зубы, подмигивает, улещает. Можно не сомневаться, оставит тетка парня ночевать. И на завтра оставит и на послезавтра. А на четвертое утро, проснувшись, да потянувшись от стонотного ночного счастья, не найдет ни парня, ни кошеля, что в сундуке лежал, да и самого сундука не найдет. Выбежит на подворье: стайка распахнута, сарайка – тож. Тихо пусто, а за плетнем соседка, которая вчера от зависти чуть не удавилась, на всю деревню хохочет: лови свое счастье.
Всполохи… Шак по пояс в воде толкает осевшую телегу. До судорог замерзший, Саня тащит на тот берег Цыпу. Несет на плече, как волки барашков. Обрывая кожу на руках, цепляется за ветки и камни. Собака рычит от натуги, тянет завязшую лошадь. Сечет холодный дождь. Фасолька плачет на берегу.