– Еще метров двести, и повернешь налево, – приказал провожатый.

Послушался. Как не послушаться, если человек тебя только что вызволил из крупной неприятности?

За поворотом пошли те самые межи, по которым они еще с час петляли, пока не вышли к сараю. За это время спутник успел представиться Жуком, предупредить, что идут они в табор к арлекинам и, что главаря зовут Шак Апостол.

В сарае Сане предложили, садиться к столу. Главарь сначала смотрел из угла. Там крыша прохудилась. На полу и на серых неровных стенах лежали косые полосы света. Насмотревшись, Шак бросил провожатому несколько тихих слов. Жук не ответил.

А Саня тем временем уже дошел до крайней степени напряжения. Цыкни над ухом – порскнет, только его и видели.

Шак еще потоптался в своем углу, потом медленно подошел и уселся напротив.

– Как тебя зовут?

– Александр.

– Угу, – Апостол косо глянул на Жука. Тот пожал плечами.

– Родительница Леком звала?

– Нет.

– А как?

– Не знаю. Меня чужие люди подобрали. – Саня, между прочим, говорил чистую правду.

– Ну, а они-то как тебя кликали? – продолжал въедаться Апостол.

– Саней.

Шак собрал лоб в складки и улыбнулся, показав большие желтые зубы. Улыбка вышла до жути ненастоящей – арлекин. И страшный арлекин. Зато сразу понятно: ни одному слову он не верит.

– Человек, говоришь, – усмешка стала просто-таки зловещей.

Саня крепче зажал руки коленями. Не хватало, чтобы на глазах у чужаков когти полезли. А они полезли. Сами, сволочи! Он же еще не решил враги они или друзья. Он только насторожился. А когти – вот они. Они, гадство, его не спрашивают, когда вылезать.

– Ты кому врешь? – донеслось со стороны.

Саня быстро оглянулся. Ешь, твою трешь! Собака! Верхняя губа Жука поднялась. Под ней обнаружились клыки, не хуже волчьих. Нос заострился. Уши прижались к черепу.

Шерсть у Сани на загривке встала дыбом. Он уже готов был вскинуть руки: нате, выкусите, если сможете, когда напротив громко стукнуло. Это Шак выложил на стол свои кулаки – каждый с Санину голову. При соприкосновении с деревом, они издавали сухой копытный стук.

Значит – драка. Зачем? Саня не любил насилия. Ни в каком виде. Ни, когда – тебя, ни, когда – ты. Зачем они нарываются? Ой, дурак! Да им просто раб нужен: манатки таскать, за скарбом присматривать. Думают, вдвоем осилить и ошейник надеть.

Значит, будем драться, решил Саня. Рабом он не станет. Он – кот!

Руки легли на стол. Лапы, конечно, поменьше Шаковых копыт, но тоже весьма и весьма внушительные. Пальцы заканчивались длинными острыми как бритва когтями. Раз вжикнут по шее, и прощайся с белым светом.

Жук-собака метнулся от стола и встал у стены. А вот Шак как сидел, так и остался на месте. Копыта, правда, не убрал, но и нападать пока не стал. Саня опешил: или испугал арлекинов?

– Зачем тебе кровь, котяра? – глядя исподлобья, спросил главарь.

– Я рабом не стану.

– Он сумасшедший? – не поворачивая головы, спросил Шак у собаки.

– Не думаю. Просто, напугался парень, – отозвался тот.

– Ты какой-то совсем дикий, – озадаченно протянул Шак. – Сам подумай, кому кот в рабах нужен? Тем более нам. Мы вообще рабов не держим. Мы – свободные арлекины.

– Зачем тогда сюда привели? Зачем стращаете?

– Кто это тебя пугал?

– А чем тебе мое имя не понравилось?

– О, дает! Если ты шерсть на лапах вывел и человеческое имя присвоил, думаешь тебе все верить должны? Людей дурачь. А нас-то зачем?

Отвлекает, решил Саня, зубы заговаривает, а сам готовится. Собаку он, пожалуй, возьмет с первого рывка. Но не пропустить бы удар копытом. Если такая болванка в лоб прилетит – мозги по всему сараю брызнут.

От стены послышался короткий лающий смех:

– Ты прав, Шак, он действительно дикий. Но в городе, сам понимаешь, было не до расспросов. За ним гнались. Дай, думаю, помогу котику. Поймают – кастрируют. Жалко. Молодой еще.

– Так бы сразу и сказал, – главарь обернулся к Сане. – Я к тебе, как к нормальному, а ты – драться. Когти-то убери. Сейчас девчонки вернутся, напугаешь.

Неа, не будет он убирать когти. Хоть и напруга в пальцах ослабла – не чувствовалось в собеседниках злого напора – а вдруг, таки, отвлекают?

Об арлекинах ходили самые разные слухи. Что они детей крадут, что кровь по ночам сосут, что зельями торгуют, что воры, разбойники, что людей спасают, что последним делятся, что никого к себе из чистых людей не принимают, что все поголовно колдуны, что между княжествами ходят невозбранно. В общем – вне закона.

А сам-то ты кто,– пронеслось в голове у Сани. Когти-предатели поползли, пока не спрятались совсем. Только что на столе лежали страшные лапы и уже – обычные руки. Если присмотреться, на тыльной стороне ладоней видны темные треугольники. Там когда-то росла шерстка. Еще приемная мамка ее вывела, свела Саню к деревенскому знахарю. Он пошептал и притирание дал. Долго чесалось. Да и сама шерстка была красивая. Но мамка сказала: зачем? Имя у тебя человеческое, так и представляйся человеком. А что на спине полоска из такой же шерсти, кто под рубахой видит? Чистому человеку легче в жизни, чем алларию. В нашем-то княжестве, все едино, а в других законы бывают очень даже строгие. Где и в города полулюдей не пускают.

Слово получеловек Саня не любил. Его только мамка говорила необидно. Другие так ругались. Со временем, когда пообтерся, да привык и вовсе себя человеком представлял. Почему: «полу»? Он ведь такой же, как все. Шерсть на спине растет? Так у другого вся туша курчавится. Раздень – медведь медведем. Однако, он – человек. А ты – нет. Но мир не переделаешь. Живи и приспосабливайся. Когти еще! Саня одно время даже хотел их вырезать, но как раз нарвался в поле на шайку чистюков. Они сперва не поняли, что он кот – привязались, лишь бы подраться. А как рубаху на нем рванули, да увидели спину, тут уж разговор пошел предметный: ты не имеешь права находится на нашей земле, нечисть, погань, выродок… Когти как раз пригодились. Бежали от него те чистюки, только пыль столбом стояла.

Вообще-то он предпочитал не нарываться, и шел в те княжества, где законы позволяли жить рядом с обычными людьми, и где чистюки не встречались. Он и в Кленяки-то забрел, потому что не добраться до его родного княжества, кроме как через эти земли. По Камишеру, говорят, моровая прошла. Саня хотел повидаться с приемными родителями и сестренкой, если живы, конечно. Говорили, Камишер в последние годы сильно обезлюдел. То нашествие диких трав, то – железная саранча, то, как нынче – моровая. А приемные родители уже старенькие. Раньше нет-нет да посылали весточку. А с начала этого года замолчали.

И всего-то надо было – заработать на подорожную. Без нее через границу не пустят. Он и заработал. Осталось, заплатить и бумагу выправить. Нет же! колдун, будь он неладен, подвернулся.

Но арлекинам свои трудности объяснять не станешь. Они им даром не нужны. Что им нужно, Саня не понимает, а спрашивать не станет. Спрашивать – еще больше нарываться.

Однако обстановка как-то сама собой устаканилась и замирилась. Шак убрал со стола копыта, да и собака не казал больше клыков, стоял у стенки, ногти ковырял.

– Давай разойдемся красиво, – после долгой паузы предложил Сане Апостол, – Жук хотел тебе помочь из чисто гуманных побуждений. Его вина. Нечего! – прикрикнул он на собаку. – Не ерепенься. Каждому помогать, сам без головы останешься.

– Значит, надо было кота бросить, чтобы ему яйца оторвали?

– Его проблемы.

– Он же совсем молодой.

– Будет таким дураком, никогда не состарится.

– Да брось ты, Шак, все путем. Котик пойдет своей дорогой, мы – своей.

Саню вовсе отпустило. Удерживать силой его ни кто не собирался. Наоборот: Шак не чаял, побыстрее избавиться от глупого кота. Осталось, встать и уйти. Другое дело – куда? Подорожной у него нет. В город не сунешься, там законный колдун у ворот караулит, все глаза проглядел… Кстати, о какой кастрации речь? В этом княжестве за самовольное поселение аллария в городе, всего-то штраф полагался. Саня помнил.