Августа потянула сестру за руку.
— Джулия…
Мейсон резко обернулся.
— Конечно, я сейчас не могу и мечтать о том, чтобы меня, в конце концов, оставили в покое, — тон его голоса был вызывающим.
— Но Джулия решительно шагнула ему навстречу.
— Извини, конечно, но мне приходится это сделать. Я не знаю, когда ты сможешь разговаривать по-человечески, но есть вопросы, которые нам обязательно нужно решить, Мейсон. Не знаю, как к этому относишься ты, однако я не собираюсь оставлять все это без внимания. Я думаю, что мы должны раз и навсегда покончить с этим.
Мейсон хмуро пожал плечами.
— По-моему, нам не с чем кончать, нечего решать.
Она нахмурилась.
— Почему?
В гробовой тишине церкви слова Мейсона прозвучали, как обвинение.
— Вспомни, что произошло с Дэвидом, — заявил он. — Ты хотела помочь этому бедняге, а он тебе, бессовестный, наврал, при этом воспользовался твоими слабостями.
На мгновение закрыв глаза, Джулия бессловесно проглотила эти горькие и обидные для нее слова Мейсона. Она решила про себя, что сейчас не время и не место отдаваться во власть эмоций. Когда нужно решать серьезные дела, это может только помешать.
— Я разделяю твое горе, Мейсон, — стараясь сдерживаться сказала она. — Я совсем не хочу усугублять его, но все-таки не стоит в таком состоянии уничтожать другого человека и отказываться поговорить с ним, потому что ты находишься не в настроении.
Мейсон с презрением посмотрел на Джулию.
— Чего тебе надо?
Джулия старалась не обращать внимания на его вызывающий, оскорбительный тон. Лишь дрожащие губы и сверкающие возбужденным блеском глаза выдавали ее напряженное внутреннее состояние.
— Я была сегодня в суде, — заявила она. Мейсон пожал плечами.
— Ну и что? Я тоже там был.
— Я об этом знаю, — сказала Джулия. — Я пыталась попасть к судье, но в приемной мне сказали, что он занят.
Мейсон кивнул.
— Да, я был у него. Джулия вскинула голову.
— Вот именно. Я знаю, что ты прекратил дело против своего отца, но взамен подал в суд на меня.
Нахмурившись, он отвернулся.
До сих пор не вступавшая в разговор Августа Локридж, которая тихо стояла в стороне, вдруг решительно шагнула навстречу ему.
— Нет, я этого не вынесу, — возбужденно воскликнула она. — Все это слишком беспокоит меня. Я не могу просто так оставить это.
Она подошла к алтарю, возле которого стоял Мейсон, и нервно воскликнула:
— Ты не справедливо обвиняешь Джулию, она же не собиралась защищать Марка Маккормика, она как раз-таки наоборот хотела посадить его в тюрьму. Я могу поклясться чем хочешь, чтобы доказать тебе, что это правда.
Джулия подхватила ее возмущенные слова:
— Я уже говорила тебе об этом, Мейсон.
— Она считала, что факт изнасилования будет невозможным доказать, а потому рискнула своей профессиональной карьерой ради тебя, Мейсон, и ради Мэри. Я пыталась отговорить ее. Что ж, в таком случае, можешь подать в суд и на меня.
Мейсон холодно смотрел на обеих сестер, не считая нужным сказать ни слова. Все красноречие Августы, словно в болоте, утонуло в этом холодном молчании.
— Ну что ты молчишь? — взволнованно спросила она. — Ты мне веришь? Я не позволю сводить счеты, уничтожая близких мне людей. Ты понял меня, Мейсон?
У нее на глазах проступили слезы, что с Августой случалось крайне редко. Это говорило о крайней степени ее эмоционального возбуждения, и даже на Мейсона, в его нынешнем состоянии, подействовало впечатляюще. Его глаза тоже подозрительно заблестели.
— Может быть, я тебе верю, — тихо сказал он. Августа попыталась изобразить на лице улыбку, однако выглядело это довольно жалко.
— Ну что ж, и на том спасибо, — пробормотала она. — Прими мои соболезнования. Джулия, мне пора в аэропорт.
Она направилась к выходу. Джулия нерешительно посмотрела на сестру.
— Я сейчас, подожди меня на улице.
Когда Августа вышла, Джулия с надеждой посмотрела на Мейсона:
— Так ты заберешь свое заявление из суда?
Он тяжело вздохнул и с сожалением протянул:
— Значит, всепрощение?
Джулия обеспокоенно посмотрела на него.
— А ты возражаешь?
Мейсон холодным взглядом смерил Джулию.
— Кажется, Августа верит тебе. Если это правда, то я должен быть благодарен тебе за то, что ты хотела наказать Марка за его преступление.
В прямую на этот вопрос Джулия не ответила.
— Меня обвиняют в преступной халатности, приведшей к гибели Мэри. Мне не надо благодарности, Мейсон, я просто хотела бы, чтобы ты был справедлив ко мне.
Мейсон облокотился на алтарь.
— А что ты делала на крыше с Мэри и Марком? — вызывающе заявил он. — Это ты устроила их встречу?
— Нет, — решительно заявила она. Но Мейсона это не убедило.
— В таком случае, почему ты не остановила Марка Маккормика? — в его голосе по-прежнему слышались обвинительные нотки.
Джулия всплеснула руками.
— Ну там нечего было останавливать, Мейсон. Убийства там не было, была трагическая случайность, несчастный случай. Марк тут ни при чем. А я — тем более. Ты ничего не сможешь доказать, Мейсон. А если даже попробуешь…
Он скептически хмыкнул.
— В таком случае ты вызовешь в суд Августу и вылетишь из коллегии адвокатов?
Он медленно зашагал мимо Джулии к выходу из церкви. Она посторонилась, пропуская его, и бросила ему вслед:
— Ты думаешь, Мэри понравилось бы то, что ты сейчас делаешь?
Мейсон обернулся.
— А что, по-твоему, такого я делаю?
Она пыталась сдерживаться, но слова вылетали из ее уст, словно пули, которыми она старалась сразить противника.
— А как ты думаешь? Все это своеволие, все эти обвинения — это нормально?
Он бросил на нее последний, угрюмый взгляд.
— Мэри мне уже ничего никогда не скажет. Но так, как называешь это ты, она бы это никогда не назвала.
Джулия отрицательно помотала головой.
— Ну конечно, она ведь любила тебя, и ты должен помнить об этом. Она ни в чем не винит тебя, Мейсон, ни в том, что она оказалась на крыше с Марком, ни в том, что ты заставил строить из ее личной трагедии громкий скандал, — я тебе это говорю, она бы тебе это не сказала, она тебя ни в чем не винит. Поэтому не надо стрелять обоймами бумаг по каждому, кто может указать на тебя как на главного виновника происшедшей трагедии. Мы ведь знаем, Мейсон, — она сделала паузу так, словно выступала в суде адвокатом со стороны обвинения, — что это ты заставил ее обратиться в суд.
