— В этой больнице от тоски и скуки не только рассказы, но и романы начнешь писать. Что же еще здесь делать целыми днями, если доктор Роулингс не позволяет ходить по коридорам, покидать свою комнату после отбоя, и просто веселиться. Остается только — собственные мысли, с которыми ты всегда находишься наедине. Подумай сама, Келли, ведь это же невозможно сидеть целыми днями взаперти, в этой палате, словно в клетке, пытаться вытянуть Оуэна на разговор или, иногда, через окошко заигрывать с медсестрами.

— Так ты нашел способ развлечения в том, чтобы писать рассказы?

Перл рассмеялся:

— Ну, если хочешь, можешь назвать это и так, хотя, честно говоря, я думаю, что это скорее способ размышления о том, что происходит вокруг. Таким образом мне проще смотреть на мир. Да и время, надо сказать, таким образом проходит гораздо быстрее. Знаешь, я хоть и попал в эту больницу но своей собственной воле, однако находиться долго здесь не могу. Слишком гнетущая атмосфера в этих стенах

Она сочувственно посмотрела на него:

— Да, после того, как ты привел нас к себе домой я понимаю, чем ты жертвовал, отправляясь в клинику доктора Роулингса. Но ведь ты не бросишь меня? — она с надеждой посмотрела ему в глаза.

— Нет, нет, — поспешно сказал он. — Я останусь с вами.

Келли посмотрела в ту сторону, где, задумчиво глядя на пляшущих пациентов клиники, сидела Кортни Кэпвелл.

— А как же… — протянула Келли. Заметив ее взгляд. Перл оглянулся:

— А, ты имеешь в виду К оргии. Она славная девушка и все понимает. Конечно, ей хотелось бы побольше времени проводить со мной, но увы, я слишком занятый человек. Дела требуют моего присутствия в клинике.

Келли понимающе посмотрела на него и опустила голову. Наступила неловкая пауза, которую нарушали лишь звуки музыки и вопли радующихся жизни пациентов. Наконец, она подняла голову, словно очнулась.

— Перл, ты что-то говорил о своих рассказах.

— Да, я прошу у медсестры, миссис Коллинз бумагу я пишу по вечерам, когда все коридоры клиники заперты, и санитары следят за тем, чтобы никто не выходил из палат. Хочешь я прочитаю тебе то, что написал в последние дни.

Она огляделась по сторонам:

— Ты думаешь здесь будет удобно?

Перл улыбнулся:

— Мы пройдем с тобой в другую комнату.

— А как же Кортни?

— Ничего, я ей все объясню. Она поймет.

— Но, может быть, ей тоже захочется послушать?

Перл пожал плечами:

— Не знаю, не думаю. Вообще, честно говоря мне не хотелось бы делиться с ней этим. Пусть это будет наша небольшая тайна.

Келли кивнула:

— Ну хорошо. Я согласна. Перл положил ей руку на плечо:

— Я сейчас окажу Кортни, что нам необходимо обсудить наши дела в клинике и вернусь.

Он быстро направился к Кортни и стал объяснять ей что-то, горячо жестикулируя. На лице девушки появилось выражение глубокого разочарования и угрюмо насупившись она отвернулась в сторону. Перл попытался еще что-то сказать ей, однако она разочарованно махнула рукой.

Спустя несколько мгновений он подошел к Келли.

— Ну вот, все улажено.

Келли с сомнением посмотрела за его плечо:

— По-моему, ты обидел ее,

— Ничего страшного. Должны же быть и у меня какие-то тайны. Идем.

Он взял Келли под локоть и потащил ее в маленькую соседнюю комнату, где мебелью служили две огромные бутафорские кровати я табуретки будто бы сделанные для Кинг-Конга.

— Здесь, конечно, не слишком комфортно, — улыбнулся Перл. — И музыка не слишком мешает.

Они устроились па кровати поудобнее и Перл вытащил из кармана больничных брюк несколько листков плотно сложенной бумаги.

— Ты всегда носишь их с собой? — поинтересовалась Келли.

— Нет. Просто это последнее, что я написал. Буквально вчера. Ну вот, слушай. Рассказ называется «Больная больница».

Он развернул листочки и стал читать написанный мелким я убористым почерком текст: «Однажды я заболел. У меня воспалился желчный пузырь. Мне должны были сделать операцию. Мой личный врач порекомендовал мне клинику «Офелия».

— У нее очень хорошая репутация, — сказал он. — Думаю, что вы не разочаруетесь, если обратитесь за помощью туда.

Я согласился.

На следующий день я приехал в эту клинику и меня провозили в кабинет дежурного врача. Это был мужчина лет пятидесяти, худой и бледный. Он встал с кресла и вынул изо рта градусник.

— Извините, у меня почти тридцать девять. И состояние не слишком хорошее.

Я поинтересовался:

— Что, грипп?

Он уныло махнул рукой:

— Да кто его знает.

Несмотря на температуру, он привел меня в палату я посоветовал немедленно лечь. Потом вошла молоденькая хорошенькая медсестра, чтобы сделать мне болеутоляющий укол. Она слегка прихрамывала.

— Ох, если бы знали вы, сэр, — сказала она виновато улыбаясь. — Как в эту сырую погоду у меня разыгрывается радикулит.

Немного погодя явился профессор T рву мл, который назавтра должен был меня оперировать. Именно о вам говорил мне мой личный врач, рекомендуя мне его, как лучшего специалиста по заболеваниям пищеварительного тракта. Это был молодой, энергичный, обаятельный человек.

— Вам, честно говоря просто повезло, — с улыбкой сказал он. — Вряд ли кто-нибудь лучше меня разбирается в болезнях желчного пузыря. Уж вы мне поверьте.

С этими словами он почему-то оглушительно расхохотался.

— Завтра утром я займусь вами. Послезавтра другие займутся мной.

Я посмотрел на него с легким недоумением:

— Что это значит?

— Как вы не понимаете? Моему желчному пузырю тоже капут.

И он сделал такое движение как будто выбрасывал что-то в помойку.

— Но у меня дело обстоит хуже, гораздо хуже. В вашем случае мы хотя бы знаем как и что, а вот у меня… У меня картина, — как бы вам сказать? Очень и очень не ясная. Разрезать недолго, а вот что там найдешь?

И он снова неудержимо расхохотался:

— Так говаривал мой учитель, профессор Риппер, и был прав несмотря на все научные достижения.

С этими словами профессор Траумп положил руку себе на живот с правой стороны и нажал. На лице у него появилась страдальческая гримаса.

— Ох-хо-хо… Боюсь что… Извините, я сяду — Сейчас пройдет… Схватит, а потом отпустит… Нет, нет, ради Бога не волнуйтесь — приступы у меня бывают только во второй половине дня. Утром никогда, это исключено.

Мы приятно побеседовали, а, прощаясь он сказал:

— Знаете, наш босс, директор клиники, очень хотел зайти поздороваться с вами. Он мне об этом сам сказал. Он просит его извинить. К сожалению, утром у него случился… Ну не то чтобы инфаркт, но… Вы же понимаете, когда плохо с сердцем — вам нужен покой.

Потом пришла, старшая сестра из ночной смены. Я заметил, что она хватается все время за правую щеку. Я спросил ее из вежливости:

— Что, зубы болят?

Она сокрушенно махнула рукой: