От ошеломляющей догадки она даже не смогла вымолвить имя, которое можно найти в любом модном журнале.

— Я не могу сказать, точно она это или не она написала это письмо, но, судя по пометкам, оставленным на полях письма доктором Роулингсом, речь идет именно о той, о ком ты подумала.

— И что же там было написано? — Келли сгорала от безумного любопытства.

Перл улыбнулся.

— Не стану рассказывать подробности, но вкратце это выглядит так. Дело было довольно давно, когда она была еще нищей и безвестной. Властное «тик-так» преследовало ее всю ночь, в то время как она, отчаявшаяся, всеми покинутая, в комнате убогого пансиона где-то в Аризоне уже готова была покончить счеты с жизнью. Но не прошло и суток, как случайная встреча с молодым юрисконсультом крупной фирмы готового платья, открыла перед ней блестящие перспективы. Вот так-то…

— Да, — пораженно протянула Келли. — Перл, ты настоящая кладезь, ты так много знаешь, столько испытал в своей жизни…

— Да, — односложно подтвердил он. — Испытать мне пришлось действительно немало» как, впрочем, думаю Я тебе.

Келли на мгновение задумалась.

— Со мной, наверное, действительно происходило много всякого. Однако, честно говоря. Перл, я почти ничего этого не помню. Я хорошо помню только то, что со мной случалось в этой клинике,

— Тебе, наверное, тоже есть о чем рассказать.

Она пожала плечами.

— Не знаю, будет Ли тебе это интересно. Все это, в основном, неприятные вещи.

— Если ты хочешь выговориться, — пожал плечами Перл, — то валяй… Я готов слушать тебя хоть до утра, а наши спутники пусть пока наслаждаются жизнью.

— Ты знаешь, — задумчиво сказала Келли глядя на веселящихся спутников, — глядя, как они наслаждаются жизнью, я почему-то думаю о смерти.

— Действительно странно. Почему? — удивился Перл.

Келли пожала плечами.

— Не знаю. Может быть, потому, что я встречала в своей жизни много самоубийц, ведь в нашу клинику попадают не только те, кто перенес тяжелые психические расстройства, но и пытавшиеся покончить счеты с жизнью. Например, в палате я однажды видела мертвенно-бледного человека с блуждающим взглядом и огромной раной от уха до уха. Он потом несколько недель лежал там в палате под неусыпным наблюдением санитаров. Молчаливый, мрачный, озлобленный тем, что ему спасли жизнь. Он ничуть не скрывал, что снова попытается покончить с собой, как только окажется на свободе.

— И что же с ним случилось? — поинтересовался

Перл с любопытством глядя на Келли

— Не знаю, потом он исчез Наверно, его перевели куда-то в другую клинику. А еще один бросился в океан с утеса. Его вытащили из воды и доставили в больницу, а через десять дней он заболел брюшным тифом от того, что наглотался воды.

— Он умер?

— Да, — кивнула она. — Я до сих пор не пойму, надо ли считать это самоубийством или нет… Чудные эти самоубийцы. Сестра рассказы вала мне про одно безработного. У него умерла жена, он заложил все свои последние вещи, а деньги прокутил. Потом на оставшиеся пару сот долларом купил себе револьвер, но у него так ничего и не вышло — только прострелил себе глаз и поправился.

Пора усмехнулся.

— Вот это уже более оптимистично! И представляешь себе, потеряв глаз и изуродовав себе лицо, он пришел к убеждению, что мир не так уж и плох. И жил потом в свое удовольствие.

— Очевидно нанеся себе физическую рану он излечился от раны душевной. Интересно было бы узнать, как он жил дальше.

— Кто его знает. Знаешь, Перл, что я заметила…

— Любопытно будет услышать.

— Люди и никогда не накладывают на себя руки из-за любви, как надо было бы ожидать. В конце концов, всегда оказывается, что люди кончают с собой потому, что им просто не на что жить. Ума не приложу, отчего это так бывает.

— Может быть, потому, что деньги важнее любви, — неуверенно сказал Перл.

— Может быть, — так же неуверенно произнесла она. — А один мексиканский эмигрант рассказывал мне о том, как он пытался покончить жизнь самоубийством.

— Ему тоже не на что было жить?

— Нет, тут история посложнее. Я попробую рассказать тебе об этом, но, честно говоря, я не совсем точно представляю, о чем идет речи» Я запомнила те слова, которыми он это рассказывал, но так ли это на самом деле — кто знает… Он сказал мне, что его спас запах жареной печенки с луком и острым соусом «чили». Это была критическая ситуация. Он говорил, что жизнь протекает в разных пластах и у каждого пласта есть своя пауза, обычно эта паузы не совпадают. Один пласт подпирает другие, и которых жизнь на время угасла. Самая большая опасность — когда эти паузы возникают одновременно во всех пластах, вот тогда и наступает момент для самоубийства, причем иногда без всякой видимой причины. Вот его в такой момент спас запах жареной печенки.

Перл удивленно посмотрел на Келли

— Да, да. Перед смертью он решил поесть. Просто поужинать напоследок как следует в небольшом мексиканском ресторанчике. Ну как ты сам понимаешь, в ресторанах не обслуживают сразу, ему пришлось немного подождать. За стаканом крепкого темного пива он завязал разговор с соседом. Ты не поверишь, слово за слово и он передумал. Это на самом деле не анекдот.

— Что ж, — улыбнулся Перл, — охотно верю, особенно если дело касается мексиканских эмигрантов.

— Да, он рассказывал еще об одной уже пожилой женщине, которая на старости лет, чтобы спастись от ни щи ты приехала сюда из каких-то глухих районов Мексики. Она некоторое время работала служанкой в богатом доме, а потом, когда заболела, ее вышвырнули на улицу. Женщина уже решила покончить с собой и исполнила бы свое намерение…

— Как же она собиралась расквитаться с жизнью?

— В маленькой квартирке, где она снимала комнатку, была газовая плита. Женщина решила просто открыть конфорку и отравиться. И тут она вспомнила с каким трудом ей давался английский язык и как с каждой неделей она все лучше и лучше его понимала. Ей стало жалко все вот это так разом бросить. Невероятно! Крохотные познания в английском — это все, что у нее было, поэтому она уцепилась за них и выжила. Теперь я наверно всегда буду вспоминать об этой женщине, слыша английские слова чудовищно исковерканные эмигрантами, которые самыми невероятными путями проникают сюда, в Америку.

— Да, тебе много пришлось пережить, — сочувственно произнес Перл, — чтобы во всем этом ты не потеряла себя, не забыла о том, что ты тоже человек пусть, может быть, не во всем похожий на остальных. Ведь это так скучно, когда ты похож на остальных. Не представляю себе, чтобы случилось со мной, если бы я вел респектабельную спокойную жизнь обеспеченного служащего. Представь себе восьмой этаж какого-нибудь огромного небоскреба, огромный кабинет, электронная мебель… И я за письменным столом правлю рукопись доклада, но ручка моя неподвижна. Мне сорок пять лет, я в очках, С усами, богат, привык повелевать. Место секретарши пусто, ушли комиссионеры, заказчики, клиенты, доверенные лица консорциумов, корпорации; советники, делегаты, посланники каких-то африканских королевств, банкиры, полномочные представители. Наступил вечер. Работа закончена и никому больше не нужен. Молчит куча черных утомленных за день телефонов, телексов, телефаксов я прочей дребедени. Я смотрю на них с тревогой и ожиданием, с затаенной надеждой. Неужели мало мне того, что у меня есть, громадного величественного, прочного, вызывающего зависть? Чего мне не хватает? Свободы? Безрассудства? Молодости? Любви?

Наступает вечер и я вижу как этот я — важный, влиятельный, грозный — беру один за другим эти черные куски пластмассы, ставлю их к себе на колени, глажу, ласкаю их словно ленивых избалованных котов. И я прошу их, умоляю — ну же, трещите, звоните, вызывайте, изводите меня, старые верные соратники, свидетели стольких баталий, но не надо цифр платежей в рассрочку, давайте хоть раз поговорим о чем-нибудь незначительном и вздорном. Но не один из этих пяти ужасных черных котищ не шевелится.