Мейсон удрученно покачал головой.

— Вот над этим я и думаю.

— А знаешь, что кажется мне!? — вдруг сказал Кастильо.

Мейсон вскинул голову.

— Любопытно было бы послушать мнение полицейского инспектора о снах убийцы.

Кастильо прошелся по комнате.

— Мейсон, ведь твой отец, насколько я знаю, практически не пьет, это правда?

Мейсон пожал плечами.

— После перенесенного тяжелого заболевания сердца он, в основном, воздерживается от употребления крепких горячительных налитков, — с апломбом школьного учителя заявил Мейсон. Круз укоризненно кивнул.

— Вот именно, чего не скажешь о тебе. По-моему именно этим и объясняются эти все твои сны.

Мейсон испытующе посмотрел на инспектора.

— А тебе, Круз, разве не снятся по ночам сны? Или ты спишь, как в черной дыре — провалился и снова выбрался наружу?

Кастильо отвернулся и глухо произнес:

— Во всяком случае, женщины в масках в моих снах не появляются.

Мейсон неожиданно засмеялся.

— Да, я изрядный выпивоха, признаю. Что ж поделаешь, у каждого свои недостатки. Вот у тебя, например, Круз, есть свои недостатки?

Кастильо промолчал и тогда Мейсон продолжил:

— Недостатки — это продолжение наших достоинств, а, может быть, и сами достоинства, кто знает, это вопрос сложный, вряд ли ты захочешь его сейчас обсуждать, Круз. Вот у меня, например, есть еще один крупный недостаток — я не хочу стареть, мне хочется оставаться таким, каким я сейчас есть. Представляешь себе, Круз, эта тихие радости преклонных годов, скопом ожидающие нас на подходе к обещанному у певца псалмов семидесятилетию: хилость, импотенция, недержание, кишечные раки, камни в желчном пузыре, гной в глазах, конюшня во рту, тупоумие, отрыжка, зевота, газы, запоры, воспаления простаты, застопоренное пищеварение, одинокие дни, пустые ночи, мышечные боли, кризис сбыта, рост цен, урезание пенсии, отсутствие планов и оскудение памяти, инфаркты, инсульты, а если повезет — сонный автобус в аэропорт и тамошнее предотлетное ожидание деловитого голоска: «Всех пассажиров рейса ноль, ноль, ноль, не знаю там сколько, на преисподнюю, просим пройти к выходу номер тоже ноль, ноль, ноль. А знаешь, Круз, почему я этого боюсь? Потому что я уже остался один. Вот тебе легче, ты не один, у тебя есть семья, тобой может кто-то заняться. Я должен сейчас позабыть об этом.

Круз осуждающе посмотрел на Мейсона, который низко опустил голову и смолк.

— Не стоит себя жалеть, Мейсон, — сказал Кастильо, — это ненадежное занятие. — Я думаю, что тебе стоят стать потверже.

Несмотря на кажущуюся сонливость, Мейсон с необычайной резвостью вскинул голову.

— Это ты мне об этом говоришь? Слушай, ты еще не устал быть Крузом Кастильо, не ведающим страха я боли камнем? Тебе никогда не хочется передохнуть, перевести дух, испытать слабость, сомнения, колебания, ну и что-нибудь еще в этом роде?

Круз почувствовал смущение. Все-таки этот парень, Мейсон Кэпвелл, определенно нравился ему. Как точно он нащупал его больную точку.

Тяжело вздохнув, Круз кивнул головой:

— Бывает. И довольно часто.

Но его собеседник неожиданно сказал:

— А мне вот надоело быть Мейсоном Кэпвеллом. Хорошо бы поменяться с кем-нибудь жизнью.

Круз проявлял уже явное нетерпение.

— Ну ладно, может быть не стоит сейчас об этом говорить, — произнес он торопливо. — Мейсон, ты уже сделал свой телефонный звонок?

Тот озабоченно почесал макушку.

— Телефонный звонок? Ах да, конечно, сделал.

Только, кажется, я не положил телефонную трубку, — он повернулся к столу, но увидев, что трубка лежит на месте, удивленно сказал:

— Нет, но я же твердо помню, что я ее не ложил туда.

Круз успокоил его:

— Это я положил ее на место.

Мейсон равнодушно махнул рукой:

— Ну и бог с ней. Главное, что я позвонил. Этот звонок запомнится надолго.

Круз стоял, засунув руки в карманы джинсов.

— Что, Мейсон, может быть продолжим наши дела?

Кэпвелл с недоумением воззрился на полицейского инспектора.

— Продолжим? — переспросил он. — Разве мы еще не все слова сказали друг другу? А, — он снова махнул рукой, — продолжим, раз тебе так хочется. А потом я отвезу тебя на место преступления к телу, которое стило теперь не просто телом, а уликой, составом преступления.

— Ну хорошо, — обеспокоенно сказал Круз, — а где находится это мертвое тело?

Мейсон вдруг покачал головой.

— Прошу тебя, Круз, не спеши, я так давно не получал удовольствия, не лишай меня этой редкой возможности, дай мне насладиться.

Круз прошелся по комнате.

— Ты можешь наслаждаться сколько хочешь, Мейсон, но не забывай — ты только что признался в убийстве Марка Маккормика, и я начинаю уставать от того, что ты относишься к этому, как к шутке.

Не сводя глаз с инспектора, Мейсон поднялся и тоже прошелся по комнате.

— Извини, Круз, если тебе это не понравилось, — сказал он. — Это отнюдь не шутка, все совершенно серьезно, чертовски серьезно. Найди машину, и я отвезу тебя к телу.

После бесплодного разговора с Иден Кэпвелл в ресторане «Ориент Экспресс», окружной прокурор Кейт Тиммонс отправился домой. Было уже далеко за полночь, когда он остановил машину перед своим домом. Он не успел зажечь свет, как в дверь позвонили.

Кто бы это мог быть? — пробормотал Тиммонс, направляясь к двери.

На пороге стояла Сантана Кастильо. По ее нервному лицу Тиммонс понял, что сейчас предстоит очередная разборка. Появление Сантаны в его доме в такое позднее время не предвещало ничего хорошего. Она взволнованно теребила сумочку, кусая губы. Увидев ее, Тиммонс удивленно произнес:

— Сантана? В такое время?

Он демонстративным жестом повернул к себе руку и посмотрел на наручные часы. Но ее это ничуть не смутило. Увидев перед собой окружного прокурора, она возбужденно воскликнула:

— Как ты смеешь обращаться со мной так? Зачем ты ставишь меня в такое неловкое положение?

Тиммонс едва только открыл рот, чтобы произнести нечто похожее на оправдание, как Сантана шагнула через порог и, размахивая сумочкой в руке, продолжила ночной сеанс выяснения отношений.

— Круз не должен был знать, что я здесь была. Зачем ты пригласил его в дом, зачем ты втянул меня во все это вранье? Ты что, не мог с ним поговорить на улице, если тебе очень хотелось этого? Тебе обязательно нужно было веста его сюда я демонстрировать меня?

Тиммонс озабоченно наморщил лоб.

— Какое вранье, про что ты говоришь? Я ничего не понимаю. Сайта на, уже почти час ночи, ты врываешься сюда и о чае-то мне рассказываешь. Хотя бы объясни, что все это означает?