Когда Круз кончил говорить, его голова устало опустилась на грудь Казалось, из него ушло последнее дыхание и он совершенно обессилел.

– Послушай, – уже тихо сказал Круз, – если я нарушу собственную клятву, то как же мне жить дальше?

Иден посмотрела на Круза вопросительно.

– Все правильно, ты дал клятву, но эта клятва была дана при других обстоятельствах, ведь ты не хотел тогда жениться на ней, – Иден сказала это спокойно, убежденная в своей правоте.

– Иден, а вот это уже не твое дело, – тихо ответил Круз, сделав шаг в сторону.

– Ах так! – на губах Иден мелькнула едва заметная улыбка, – значит, это не мое дело и я всю жизнь обречена жить без тебя? Ты это хотел сказать? И ты это называешь не моим делом?

Залетавший в открытую дверь ветер шевелил белокурые волосы Иден. Круз помимо своей воли залюбовался этой светлой волной, которая мягко покачивалась у груди Иден.

– Я не хотел тебя сделать несчастной, – тихо, сдавленным голосом произнес он.

– Нет! Это ты ее хотел сделать счастливой! – громко и зло закричала Иден, неотрывно глядя в глаза Круза, словно хотела испепелить его своим взглядом. – И что! Что! Круз, ты хочешь сказать, это у тебя получается? Но ты подумай, ведь у нее один день горше другого, каждый ее день полон слез. Конечно, она прекрасно знает, чувствует, что ты любишь меня.

– Иден, – уже прокричал Круз, – если ты не ценишь мои обещания, то уважай хотя бы свои. Ты мне обещала, что никогда не будешь вмешиваться в мою личную жизнь – никогда, – повторил Круз.

На лице Иден появились разочарование и боль, но она смогла подавить в себе эти чувства. Она, глянув в глаза Крузу, спокойно, уверенно и тихо сказала:

– Но ведь мы, Круз, не можем друг без друга, и поэтому я не могу сдержать обещания.

Иден сказала спокойно, но от этого спокойствия все перевернулось в душе Круза. Его глаза странно блеснули, в них появились влажные блики. Волевое лицо нервно дернулось и его исказила гримаса боли.

Он попытался собраться, найти слова, которыми сейчас можно еще все остановить, у него был шанс попытаться предотвратить сложное объяснение в любви, прекратить тяжелый для него разговор, хотя Круз понимал, что может быть, это один из самых важных и самых желанных разговоров в его жизни.

– Иден, я давал клятву, я давал обещания и я их сдержу. И если я тебе не безразличен, то постарайся и ты сдержать свои обещания, клятвы.

От этих слов лицо Иден буквально окаменело. Слеза задрожала на длинной реснице, готовая сорваться и побежать по щеке. Иден отвернулась от Круза и прошла к двери, но вдруг резко остановилась, немного наклонив вперед голову. Длинные белокурые волосы свесились, прикрыв ее лицо.

– И не надо плакать, – тихо в спину ей произнес Круз, – сегодня ты испробовала почти все, но как видишь – не помогает.

Иден не выдержала, она отбросила тяжелую волну волос набок и не оборачиваясь, произнесла:

– Не смей, Круз, не смей со мной так говорить, я тебя прошу, – Иден повернулась, на ее глазах блестели крупные слезы, а губы подрагивали от обиды на любимого человека, от обиды на брошенные им слова. – Вспомни, Круз, когда ты пришел ко мне, ты тоже плакал и умолял не прогонять тебя, помнишь?

– Да, Иден, я это прекрасно помню, но то была Другая жизнь, совсем другая, мы были не теми. И все еще тогда могло сложиться к лучшему, но сейчас… – Круз беспомощно развел руками.

Но на Иден это не подействовало. Она чувствовала, что любит Круза, даже не чувствовала, она была уверена в том, что Круз для нее – самый дорогой на земле человек. И она страстно желала быть с ним, страстно хотела принадлежать только ему одному.

Она была уверена – в ее жизни все будет прекрасно. Иден знала: только она сможет принести счастье Крузу, сделать его жизнь полноценной и насыщенной.

Она несколько минут растерянно молчала, перебирая длинными пальцами сверкающую цепочку ридикюльчика. Круз тоже молчал, потупив взор.

– Что же мне делать, Круз? Что мне делать? – прошептала Иден.

Ее губы подрагивали, она была готова сию же минуту заплакать.

– Ну что же мне делать, Круз, ведь я люблю тебя… Неужели ты хочешь, чтобы я исчезла? – шептала Иден дрожащим голосом.

Круз уже был готов сорваться, броситься к Иден, прижать ее к себе, утешить, погладить по мягким шелковистым волосам. Но последним усилием воли он подавил в себе этот порыв и остался стоять на месте.

– Я хочу, чтобы ты, Иден, не усугубляла ситуацию.

– Понятно, – зло выкрикнула Иден, – ты хочешь, чтобы тебе было полегче. Ну что ж, тогда иди, возвращайся к ней, – Иден говорила настолько страстно, что сердце Круза было готово вырваться из груди.

Ни Иден, ни Круз не видели, что за дверью стояла Сантана и внимательно вслушивалась в их разговор. Они не видели, как дрожали ресницы Сантаны, как зло кривились ее губы, как нервно она сжимала кулаки, впиваясь длинными ногтями себе в ладони. Они не видели Сан-тану, они думали только друг о друге.

Круз боролся со своими чувствами.

– Мне кажется, что ты, Иден, поступаешь сейчас ужасно непорядочно, – выкрикнул Круз и отошел от Иден на несколько шагов.

И тогда Иден, сверкнув глазами, бросила свой последний аргумент: она сказала то, что хотела сказать уже очень давно, то, что боялась произнести.

Это случилось как бы само собой, потому что у Иден уже не было никаких аргументов. Она посмотрела прямо в глаза Крузу и тихо, ломающимся голосом, прошептала:

– Я хочу тебя, я хочу тебя, Круз…

В ее голосе было столько страстной мольбы, что Круз вздрогнул, но тут же собрался и тихо, ровным голосом произнес:

– До свидания, Иден, до свидания, иди домой. Круз понимал, что оставаться сейчас рядом с Иден опасно – его силы воли может не хватить и он может не удержаться. Поэтому он резко развернулся и заспешил прочь от любимой женщины.

Иден нервно прижала свой сверкающий ридикюльчик к груди, слезы покатились из ее глаз и она стремительно покинула место, где они только что разговаривали с Крузом.

Сантана посмотрела вслед Иден. В ее взгляде было уважение, ненависть, непонимание и зависть.

А чета Локриджей все так же продолжала сидеть за столиком ресторана. Лайонел с такой же любовью смотрел в глаза Августе, а та улыбалась ему в ответ. Они подняли высокие хрустальные бокалы на длинных тонких граненых ножках и чокнулись.

Поднеся бокал к губам, Лайонел подмигнул Августе.

– На деньги Кэпвелла я скуплю произведения искусства, а потом ты их выставишь в своей галерее, – как бы угадав мысли своего бывшего мужа произнесла Августа.

– Конечно, – кивнул Лайонел, бережно поставил бокал на стол и развел руки в стороны, – конечно, Августа, ты очень догадлива.

– Как всегда, – ответила бывшая жена. – Я обязательно выставлю эти картины для всеобщего обозрения, чтобы все вновь узнали – они принадлежат Локриджам, а не Кэпвеллам или кому-либо еще.

– Ты молодец, Лайонел, – сказала Августа, делая маленький глоток пенящегося напитка из искрящегося хрустального бокала.

– А тебе, дорогая, я куплю шикарное платье, – Лайонел уже видел Августу в новом роскошном платье, он уже ощущал на себе завистливые взгляды мужчин и женщин, которыми те будут провожать их чету при входе в ресторан, в театр или в клуб.

– Дорогой, хоть я и не принадлежу к семейству Локриджей напрямую, твоя мысль мне нравится. Спасибо, Лайонел, я тебя люблю.

Августа, приподняв бокал, послала бывшему мужу воздушный поцелуй и сделала глоток шампанского.

– А еще я отправлю тебя на Таити в сопровождении персонального гида и храпящего спутника.

Августа улыбнулась, показав свои прекрасные ровные белые зубы.