– Если так, то считай это уже сделано, – колко прошипел Локридж, – но ты, Иден, в этот момент помогла мне решить одну дилемму…

– Какую? – Иден гордо вскинула голову и на какое-то мгновение стала очень похожа осанкой на своего отца СиСи Кэпвелла, который тоже частенько принимал такую позу, только лицо СиСи всегда выражало куда большее презрение к Лайонелу Локриджу.

– Тебе, Иден, придется немного подождать, но ты даже сама не знаешь, как сильно мне помогла, – Лайонел резко повернулся и вышел из бара.

А Иден еще долго стояла в задумчивости, рассуждая над тем, что же имел в виду Лайонел, произнеся подобные слова.

В двери Лайонел Локридж столкнулся с рабочим, который спешил в бар "Ориент-Экспресс".

– Вы не видели здесь мисс Кэпвелл? – спрашивал он у всех.

– Один из официантов указал рукой рабочему, где можно найти Иден и тот вбежал в бар.

– Мисс Кэпвелл, я говорил этой сумасшедшей, чтобы она не подходила…

– Что? Какой сумасшедшей?

– Да этой… Джине, которая на крыше. Она лезет к вывеске. Я говорю ей, чтобы не подходила, но она меня совершенно не слушает.

Тут же в бар вбежал и Кейт Тиммонс.

– Извините, если я перебью вас. Иден, послушай…

– Что такое, Кейт?

– У меня неотложные дела и я вынужден прервать завтрак. Извини, пожалуйста, встретимся позже и пообедаем, возможно, вместе. А сейчас я должен бежать – неотложные дела, – Кейт кивнул и направился к выходу.

– Я жду твоего звонка, – вдогонку ему бросила Иден.

– Я обязательно позвоню, не беспокойся.

– Мисс Кэпвелл, выслушайте, пожалуйста, меня, – рабочий энергично размахивал руками, – я сейчас вам все объясню, объясню по порядку.

– Пожалуйста, я вас слушаю.

– Она совершенно неуправляема. Я ей говорю, но она меня не слушает.

– Кто? Погодите, рассказывайте все по порядку. Кто неуправляем?

– Да эта… ваша подруга, мисс Кэпвелл, – сказал рабочий.

– А кто ее туда пустил?

– Как кто? Она сказала, что вы не возражаете, если она часок побудет наверху.

– Что? Джина забралась на крышу отеля?

– Да, – рабочий кивнул в ответ. – Я ей говорил, чтобы она не трогала вывеску, но это бесполезно.

– Кто трогает вывеску?

– Да ваша подруга! – воскликнул рабочий, – а мы эту вывеску даже еще не проверили.

– А зачем она это делает? Зачем ей это нужно?

– Она говорит, что хочет зажечь вывеску, хочет чтобы она сверкала, а потом она решила сняться на фоне сверкающей вывески…

– Зачем сняться? – Иден никак не могла взять в толк, зачем Джина забралась на крышу отеля.

А Джина в это время снималась в очередной раз, старательно выговаривая слова незатейливой рекламной песенки, неуклюже дергаясь в такт музыки, постоянно сбиваясь и не попадая в кадр. Режиссер уже вспотел. Он морщился, но запись не останавливал.

– Да черт с ней, – шептал он оператору, – пусть дергается как хочет, деньги уже заплачены и это ее проблемы, а не наши. Ведь я предлагал ей взять профессиональную манекенщицу, чтобы та сделала все как следует, но она хочет красоваться сама. Какая-то безумная.

Оператор нажал на кнопку и махнул рукой. Джина Кэпвелл, которая было приостановилась и выжидала, вновь принялась распевать песенку: "Это печенье – просто прелесть! Аромат и вкус, и свежесть! Оно сделано с любовью – Угощайтесь на здоровье!"

– Когда вы захотите себя немного побаловать, – уже остановившись проговорила Джина, – купите пакетик печенья миссис Кэпвелл! Запомните это название. Оно символ качества и символ успеха!

Джина подняла вверх руку и посмотрела на белые облака. Режиссер в это время понуро отошел к распределительному щиту и положил руку на крышку. Его начало трясти.

– Боже! Что с ним случилось? – первой воскликнула Джина, видя как корчится режиссер.

Огромная вывеска на несколько мгновений вспыхнула, неон в трубках засветился, а во всем отеле погас свет, потом вновь вспыхнул и снова погас.

– Что это? – стоя в баре рядом с рабочим воскликнула Иден.

– Это, наверное, ваша подруга попыталась зажечь вывеску.

– Боже! Она же сейчас сожжет ее и погибнет сама! Быстрее наверх! – Иден и рабочий заспешили на крышу отеля.

Келли робко вошла в кабинет доктора Роулингса и испуганно осмотрелась по сторонам. Выражение ее лица было таким, как будто все в этом кабинете действовало ей на нервы, угнетало, пугало, раздражало.

Садись, пожалуйста, – вежливо предложил доктор Роулингс, отрываясь от небольшого листка бумаги, который он заполнял мелким аккуратным почерком.

– Я не хочу садиться, – произнесла Келли.

– Это еще почему? Может, из-за того, что я изменил время сеанса?

– Нет, – Келли повертела головой и ее светлые волосы разлетелись в разные стороны, несколько светлых прядей закрыли глаза.

– Доктор Роулингс, мне здесь не нравится.

– Пойми, Келли, наши с тобой беседы – это часть лечения, это процедура, – он положил перед собой руки и посмотрел на аккуратно обработанные ногти. – Тебе не нравятся мои сеансы?

– Да нет, дело не в том, – Келли вновь испуганно огляделась по сторонам, – мне не нравится ваш кабинет и я думаю, эти сеансы лучше проводить в моей палате, потому что среди своих вещей, среди вещей, к которым привыкла, я чувствую себя спокойнее и уютнее. И мне кажется, доктор Роулингс, там я смогу что-нибудь вспомнить.

– Но раньше ты мне никогда не жаловалась, – доктор поднялся из-за стола.

– Я боялась, – Келли опустила голову. – У себя в палате я кое-что вспоминаю, слышу какие-то звуки, какие-то мелодии, – уже более настойчиво проговорила девушка.

Доктор вышел из-за стола.

– Думаешь, в палате наши сеансы будут проходить лучше?

Келли кивнула.

Выражение ее лица было робким, наивным и испуганным.

Доктор Роулингс пожал плечами. Он не любил нарушать им же заведенные порядки, но случай Келли Кэпвелл был не совсем обычным, даже можно сказать, из ряда вон выходящим. Поэтому к этой пациентке он относился с большим интересом, чем к другим.

– Келли, мне кажется, что ты с кем-то говорила об этом.

– Что вы хотите сказать? – вскинула голову девушка. – Я хотела вам сказать это раньше, но все время боялась. Мы можем перейти в мою палату? – Келли даже подала доктору Роулингсу руку.

– Мне кажется, это не твоя идея, – холодно сказал доктор.

Нет моя, моя, – возразила Келли.

– Мне кажется, кто-то пытается на тебя влиять и будет лучше, если ты скажешь кто. Кто этот человек, Келли?

Лицо Келли стало напряженным, она боялась, что сейчас не выдержит и проговорится. Но собрав всю свою волю в кулак, она отрицательно покачала головой и произнесла:

– Никто, никто, доктор Роулингс, меня этому не учил, я сама чувствую – в палате мне будет легче что-нибудь вспомнить. Поверьте, я давно хотела вам это сказать, – ее голос звучал очень естественно, а испуг выглядел натуральным, волнение тоже казалось неподдельным.

Первой опомнилась и пришла на помощь режиссеру Джина. Она принесла стакан воды и принялась отпаивать перепуганного режиссера.

– Выпейте, вам станет легче.

– Отойдите все от него! Да и вы отойдите от меня! Прочь! Прочь! – разгневанно кричал режиссер, – это все из-за вас! – он показывал пальцем на Джину.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо, – пыталась успокоить его женщина.

– Мне не нужна ни ваша вода, ни ваш воздух – мне вообще ничего не нужно, мне надо, чтобы сюда позвали адвоката, – кричал режиссер. – А ты, ты, кухарка, – обратился он к Джине, – и тебе никогда не напечь столько печенья, чтобы ты была в состоянии выплатить мне компенсацию.