— А вот и ты, — сказала мать.

— Здравствуй, мама, — ответила дочь.

Они молча смотрели друг на друга. Слышно было, как прошелестели шины по шоссе Голден-стейт Приуэй — соседка возвращалась домой. Потом на другой стороне улицы раздался звук автомобильной сирены. Тихий ангел пролетел...

Наконец Аугуста взорвалась.

— Итак, ты любовница Тэда Кепфелла?

— Что-о?

Как зло порождает зло, так и гнев порождает гнев. Лейкен подхватила эту бациллу сразу же.

— А ты со своим рецидивистом тоже спишь?

— Ты говоришь точно так же, как. Минкс.

— А ты, как пуританка XIX века,

— Судя по тебе, они существуют и в XX пеке.

— Мама, но что скажет папа, если узнает?

— Папа? Кстати, он должен скоро возвратиться.

— Неужели, мама? И когда?

Лейкен не знала, довольна она этим сообщением или нет. Ее отец был личностью сложной и весьма отдаленной. Каждая встреча с ним была встречей с незнакомцем, от которой она изрядно уставала. Но все равно это вносило какое-то разнообразие в жизнь.

— Когда? Не знаю. Не уточняла.

«Естественно, — подумала Лейкен. — Ты предавалась экстазу».

— Давай поговорим, Лейкен, — вдруг, смягчившись, предложила Аугуста. — Выслушай меня хорошенько. Может быть, Джо Перкинс был моей ошибкой, но ты же знаешь, как я одинока. Не сейчас, но когда-нибудь ты это поймешь, Лейкен. Просто ты очень еще молодая. Но у тебя слишком много причин, чтобы жаловаться. Разве я была плохой тебе матерью? И для Уорена я сделала все, что могла. А все остальное вас не касается.

Лейкен, однако, была противоположного мнения. Ей было семнадцать лет, а в этом возрасте жизнь воспринимается без компромиссов, а на ошибки родителей смотрят с юношеским максимализмом.

— Если это меня не касается, то Тэд тебя тоже не касается.

— Но это совершенно разные вещи, — попыталась возразить Аугуста.

— Ну почему разные?

Объяснять Аугусте уже не хотелось и потом ей вконец надоели этот город, эта улица, этот разговор.

— Хватит, Лейкен, едем домой.

— Но там же Тэд, мама.

— При чем тут Тэд? Не хочешь ли ты сказать, что я пойду в эту крысиную нору, крыша которой может обвалиться в любую минуту. Не может быть и речи об этом. Я сказала тебе: мы едем домой.

Тон Аугусты снова стал авторитарным, как в доброе старое время, когда ее дети были всего-навсего малышами. Мать забыла уже о собственной вине, но и дочь тоже забыла о своем проступке и, к своему величайшему изумлению, приняла тот же самый тон:

— Не может быть и речи об этом.

Это было столкновение двух женских характеров, независимых, непокорных и очень похожих. Это было противостояние, и Аугуста поняла, что сделала ошибку, и ее первый шаг навстречу дочери был явно неудачным. Она посмотрела вокруг себя:

— Должно быть, в этом гнилом кварталишке такси вообще не бывает?

Лейкен захотелось исправить неловкость.

— Подожди, мама, я сама найду тебе такси.

Когда она вернулась с такси, то даже прибавила:

— Я вернусь завтра, мама.

Таким образом Аугуста Локридж получила урок, что иногда следует отступить, чтобы приблизиться к цели.

«Нужно бы, — сказала она сама себе, — поговорить обо всем с Лайналом».

Назавтра Лейкен вернулась в Санта-Барбару, а послезавтра тот же самый путь проделал и Тэд.

ГЛАВА 18

Роза Ангрейд не смела больше говорить со своей дочерью о се потерянном ребенке. Сантана, которая еще вчера чувствовала себя настолько неуверенной, что готова была позвать ее на помощь, теперь словно отгородилась стеной. Поело своего выхода из клиники она развила бурную деятельность на вилле Кепфелла. Такой ее никогда не видели. С радостной улыбкой она носилась с какими-то свертками, чертежами, подолгу обсуждая что-то с господином Ченнингом в ого кабинете. Конечно, дело было очень важное, ведь речь шла о том, чтобы обновить все комнаты громадного дома и практически заново перестроить его левое крыло.

Роза догадывалась, что этим сногсшибательным контрактом Кепфелл-старший пытается искупить свою вину перед ее дочерью. Но в чем конкретно он был виноват? Вряд ли это можно связывать с падением Сангины с лошади. Кепфелл тут ни при чем. Другое дело, если речь идет о ребенке. Возвратившись из Акапулько, Сантана говорила что-то о похищении. Но как можно согласовать с заказом? Если господин Кепфелл действительно знал, где и кто воспитывал ребенка, то единственное, чем он мог искупить свое чудовищное преступление в прошлом, было рассказать Сантане правду, и чем раньше, тем лучше. Таким образом, как ни билась Роза Ангрейд, никакого разумного объяснения происходящему она так и не находила. Энергия, которую проявляла Сантана, ее одновременно удивляла и пугала. Но еще больше она боялась нарушить то душевное равновесие, которое, как ей казалось, дочь только что восстановила. Что же касается господина Кепфелла, то, как только он стал крупным клиентом ее дочери, он сделался еще более недостижимым для нее. Теряясь во всех этих загадках и противоречиях, Роза, по крайней мере, была уверена в одном, в том, что она была бабушкой и что ей все больше и больше хотелось бы хоть разок увидеть своего внука. И она знала, что, в конце концов, она заявит это Сантане.

— Она хочет, чтобы я возвратился на виллу, Круз. В тайнике Ченнинга оказалось кое-что интересное.

— Она? Кто это «она», Джо?

— Ах да, я теперь зову ее «она». Ну я хотел сказать: «Доменик». Мне все-таки кажется — это женщина. Она передала мне такое сообщение и назвала телефон, по которому мне следует Позвонить ей. Ну, полагаю, что это был номер телефона-автомата. Я позвонил по этому номеру точно в назначенное время, но никто не ответил.

Круз раздумывал: он знал, что теперь больше, чем когда-либо, старый приятель нуждается в его помощи и поддержке. Его снова заманивают в ловушку, из которой однажды он чудом спасся. На этот раз и Круза рядом с ним не окажется. Он уже совершенно решительно упаковал свое оружие и багаж на катере. Катер был идеей Сантаны, она все так чудесно устроила.

Сантана... Круз даже удивился, что сразу же подумал о ней. Это же совсем просто. На вилле Кепфеллов Сантана чувствовала себя как дома. Она входила во все комнаты, поэтому никто не должен был бы обратить внимания па нее. Нужно только попросить Сантану. Да, но Сантана ненавидела Джо, потому что он убил Ченнинга. По если молодая женщина так любила Ченнинга, все, что связано с ним, должно быть ей дорого. Она, конечно же, захочет узнать его еще лучше. А остальное зависело только от Круза, было вопросом его собственного шарма и способности убеждать. По крайней мере, никогда еще никто из семейства Ангрейд не отказывал в просьбе семейству Кастилио, ведь это была мексиканская солидарность. Во всяком случае, игра стоила свеч.

— Игра стоит свеч, — повторил Круз свои мысли вслух.

По Джо уже не слышал его. С предельной достоверностью он видел, как его опутывают проводами, Филипп кричит, как тысячи полицейских сирен, а собаки прыгают, пытаясь достать его горло:

Тут появляется Мейсон, у которого по револьверу в каждой руке, а с ним целая армия полицейских.

Старый Кепфелл стоит неподвижно на крыльце, как фигура командора, и созерцает этот спектакль. «Интересно, а почему же нет Келли, где же Келли?»

Да, так о чем это говорит ему Круз?

— Тебе незачем появляться на вилле, — разъяснял тот. — Я займусь этим сам. Через несколько дней ты будешь все знать о Ченнинге. О его классных отметках, о его первой бутылке джина и о его неприличных журнальчиках, — и уже менее убежденным тоном он добавил: — Потому, что такова была ее воля...

Он с усилием поднялся со своей кушетки и потянулся к холодильнику. Жара сегодня была совершенно невыносимой. Он распечатал две бутылки пива и протянул одну Джо.

— Постарайся описать мне Доменик, — попросил он, — и как можно более подробно.

— Даже не знаю... Она была одета в белую каску и такой комбинезон, какой обычно носят мотоциклисты. Черный, мне кажется. Наши любовные свидания проходили в обстановке строгой интимности, подальше от мира живых. Тем не менее наши отношения оставались достаточно куртуазными и даже несколько отдаленными.