Если никто этого не помнил, то сам он помнил прекрасно, как в те дни, когда требовали упразднения монархии и создания республики, в дни, когда парламент забрасывали телеграммами, он на правительственный счёт ездил из одного города в другой и появлялся то на собрании засевших в бест[103] слушателей военного училища, то в доме премьер-министра и таким образом привлекал к себе внимание сильных мира сего.
Если все уже забыли, то он помнит, как своими собственными руками; без чьей-либо помощи, превратил Сафара Али, мальчика на побегушках в доме слепого купца Хаджи Али Ахмеда, в господина Али Фаразджуя, бывшего начальника главного управления министерства финансов и теперешнего депутата национального собрания Ирана от города Саве.
Подлинным волшебником является тот человек, чары и колдовство которого оказываются действительными не только по отношению к нему самому, но и по отношению к другим. Господин Али Фаразджуй никогда также не забудет, как из Хаджар Хатун, бывшей прачки бельгийца мосье Декеркера, начальника главного таможенного управления Ирана, он создал эту нежную ханум Махин, при виде которой приходят в трепет сердца многих знатных мужчин двора, меджлиса и правительства.
Если хотите знать правду, то господин Али Фаразджуй должен был стать министром и депутатом меджлиса значительно раньше. Но что ему было делать? Ведь и тогдашний премьер-министр, и покойный Давер в течение нескольких лет были слишком заняты другими делами. Кроме того, он ещё в детстве, когда они играли на перекрёстке в чижика и в орехи, часто ссорился с будущим дивизионным генералом Мохаммедом-ханом Чаку, жёлтым, хилым мальчишкой, не раз задавал ему хорошие трёпки. И это огородное чучело, находясь у власти, на протяжении всего периода диктатуры не давало ему возможности подступиться к высшей политике шахиншахского правительства. Как ни старался господин Али Фаразджуй, несколько раз даже тайно подсылавший Махин к услугам генерала, ему так и не удалось сменить гнев, бушевавший в сердце его высокопревосходительства, на милость. В конце концов сама история отомстила за него. «Эпоха демократии» как будто была создана специально для того, чтобы господин Али Фаразджуй мог использовать эту смутную пору в своих интересах и добиться осуществления своей сокровенной мечты.
Конечно, работать в период «демократии» было значительно труднее. В эпоху двадцатилетней диктатуры человеку, если даже он не имел нигде никакой поддержки, достаточно было завоевать симпатии дворцового телефониста — и он уже был обеспечен. куском хлеба с маслом.
В «эпоху демократии», чтобы хоть как-нибудь свести концы с концами, человек должен был завязывать хорошие отношения со всеми, начиная от швейцаров посольств и кончая самым последним безродным и полуголодным газетчиком. Уверяю вас, господин Али Фаразджуй был достаточно тёртым калачом для того, чтобы в этой суматохе, подобно застрявшему в грязи ослу, не ожидать окрика погонщика. Он долгие годы был доверенным и самым приближённым человеком покойного Давера, и если не получил от своей матери врождённых качеств интригана, то, во всяком случае, приобрёл их у своего патрона. В первые же дни, как только он вступил в партию радикалов, покойный Давер сразу почувствовал, что он мастак устраивать партийные интриги.
Когда наступила «эпоха демократии», первым человеком, который сумел быстро основать партию, был этот самый господин Али Фаразджуй, нынешний депутат от города
Саве. Да ниспошлёт господь изобилие, до настоящего момента господин Али Фаразджуй основал тридцать шесть партий с различными названиями, и, как только он замечал, что народ раскусил его подлинные намерения, он моментально прикрывал свою лавочку и открывал новую, в другом месте, вывешивал крикливую вывеску, устанавливал в комнате несколько сломанных стульев, два-три ветхих стола, телефон, покупал веник и нанимал швейцара. Всё это обеспечивало ему хлеб насущный и дало возможность продвинуться по служебной лестнице до должности начальника главного управления министерства финансов.
Нельзя сказать, чтобы господин Ала Фаразджуй был неблагодарным. Он всегда поддерживал самые сердечные отношения с хозяевами прессы, которые ему покровительствовали. Вот и сегодня на этом пышном и великолепном банкете будут присутствовать тридцать толстых и худых, высоких и низких, старых и молодых журналистов, которые получили специальные приглашения.
В дни, когда эпоха диктатуры потерпела крах, многие были в растерянности и не знали, что им делать. Особенно это относится к людям, которые в течение долгих лет сотрудничали с полицейским управлением и привыкли к такому режиму. Однако господин Али Фаразджуй скорее всех сориентировался и уяснил свою задачу. Он немедленно объединил в своём квартале группу мало-мальски заметных людей и создал так называемое благотворительное общество для помощи беднякам, а фактически — общество для проведения всяческих комбинаций и сделок.
Господин Али Фаразджуй первый собрал несколько нахальных, бесстыжих молодых людей и подговорил их начать носить аба и чалмы, таким способом вновь подняв движение, уже однажды потерпевшее фиаско. Первой женщиной, которая вышла из дому на улицу, укутавшись в чадор-намаз, была Махин Фаразджуй — чтоб ей напороться за нож! — которую сейчас вы можете наблюдать на всех аристократических собраниях Тегерана размалёванной и расфуфыренной. В годы диктатуры, когда госпожу Махин Фаразджуй называли Хаджар-хатун и в регистрационных книгах пятого района имя её ещё не было записано как Махин Фаразджуй, а имя её мужа Сафара Али — как Али Фаразджуй, они иногда варили в большом котле, который Махин-ханум принесла из отчего дома в качестве приданого, то ли для того, чтобы привлечь к себе внимание жителей квартала, то ли по обету, данному богу, жёлтое шоле[104] и рассылали его чашками друзьям и знакомым. Но какой-нибудь нищий, почувствовав запах приготовленного шоле, мог разбиться в лепёшку и не получить от них даже ложечки.
Теперь опять наступило время достать этот пресловутый котёл, почистить его песком у бассейна и, поставив в кухне на огонь, приготовить то самое шоле, которого уже многие годы никто не видел, и, разлив его в чашечки и нарисовав на нём толчёной корицей месяц, звёзды и другие узоры, послать соседям. Но только на этот раз их соседями были вновь испечённые аристократы эпохи диктатуры, постепенно снова поднимавшие свои головы.
Спустя тридцать-сорок дней после прихода «демократии», когда новая власть постепенно набиралась сил и авторитета, повсюду стали возникать благотворительные общества, которые даже и ломаного гроша не дали беднякам, но быстро реорганизовывались в различные партии… Инициатива создания этих обществ принадлежала господ дину Али Фаразджую. Он первый организовал с участием нескольких начальников главных управлений, бывших министров и нескольких ахундов партию и тем самым подал пример другим. Программа этой партии была полным и фактическим отражением многолетнего опыта господина Али Фаразджуя на различных административных постах. В этой игре в партии больше всего Али Фаразджую помогало то, что он, слава богу, — тьфу-тьфу, как бы не сглазить, — имел личные связи с огромным количеством влиятельных людей столицы. Ведь он провёл свои юношеские годы среди столичной и провинциальной аристократии, некогда наклеивавшей на почтамте марки, затем служил в десяти-пятнадцати различных учреждениях, во время эпохи диктатуры долгое время был доверенным лицом министра юстиции, а потом вместе с покойным Давером перешёл из министерства юстиции в министерство финансов и довольно долго проработал там. Теперь всюду у него были знакомые, друзья, товарищи, компаньоны, единомышленники, которые понастроили себе дома по всему городу, начиная от привокзальных районов и до самых высот Тахте Джемшида и Сарабе Кереджа[105]. Однако господин Али Фаразджуй не был похож на тех нахальных, но легкомысленных и пустых людей, которые могли, сделав шаг вперёд, потом отступить на десять шагов назад, то есть, став однажды министром, просить после этого должность хотя бы начальника канцелярии министерства, на которую, кстати, его не хотели назначать. Он был мужчиной солидным, разумным и опытным. Каждый свой шаг он тщательно продумывал, чтобы потом не приходилось отступать. Он не торопился быстро пройти по политической и административной лестнице, чтобы не вызывать удивления и зависти окружающих, которые в этом случае постарались бы навредить ему, заставить его поскользнуться, а после в один прекрасный день выкинули бы его из игры. И ведь неспроста в Тегеране не было более прочного поста, чем тот, который занимал господин Али Фаразджуй. Люди приходили и уходили, многие, подобно струе фонтана, взвивались ввысь и друг за другом летели вниз, а он сидел за своим столом, словно гранитная скала, и никто не был в силах сдвинуть его с места. Все помнят, что даже сам Айрем, который вмешивался в чужие дела и обирал всех, не смог взять с господина Али Фаразджуя хотя бы соломинки или немного пошатнуть его положение.
