— Разве что в самом зачатке? Поклонение тельцу — это уже библейские треволнения. Одомашнивание крупного рогатого скота возвело человека на качественно иную ступень. Теперь он мог обрабатывать значительно больше земли и перевозить тяжести раз в пятьдесят большие… Нежданной удачей стала находка глиняной печатки с рисунком спирали. До сих пор печати считались прерогативой развитых восточных культур. Очевидно, социальное неравенство возникло уже на ранней стадии.

— Спираль! Знак космической эволюции, бесконечный путь к совершенству, — постарался блеснуть Климовицкий.

— По нашим понятиям. На заре человечества символ мог иметь иное значение. У нас есть трепанированный череп со спиралевидным узором вокруг теменного отверстия. Иди догадайся, с чем это связано… И еще любопытный момент! В детских могилах черепа всегда на месте, тогда как скелеты юношей обезглавлены. Очевидно, умершие уже прошли обряд посвящения.

— В мистерии?

— В возрастную группу, в полноправную взрослую жизнь… Но ты не так уж далек от истины. Поклонение производительной силе природы, лунному циклу не могло не затронуть быка, чьи рога похожи на месяц. В Исходе читаем: «Когда сходил Моисей с горы Синая, и две скрижали откровения были в руке у Моисея при сошествии его с горы, то Моисей не знал, что лицо его стало сиять лучами…» Так в вашем переводе?

— Совершенно верно, — подтвердил Павел Борисович, хотя не помнил дословно ни одного стиха.

— В том-то и суть, что здесь вкралась неточность. Слово qaran вольно переведено как «сияло», тогда как qm означает всего-навсего рог. Моисей не знал, что у него рога! В латинской Вульгате переводится прямо: рога. В мистериях жрец перевоплощался в своего бога, будь то Астерий или Апис. Библия явственно намекает на пережиток древнего культа тельца. Микеланджело так и изваял Моисея в мраморе с парой рожек, символизирующих божественное сияние. И Александра Македонского, сына Зевса-Амона, прозывали двурогим. Наконец, эпитет «бык» применяется к самому Яхве, как сказано в Бытии. Все пастушеские народы обожествляли быка, о чем наглядно свидетельствуют композиция и орнаменты храмов. Судя по находкам в Анатолии, нечто подобное было и здесь, в Иерихоне…

Ветер, налетевший с далеких Ливанских нагорий, дохнул снежной прохладой. Приплюснутый солнечный шар, погасив лучи в сизой дымке, остывал в переливах вишневого накала, и лишь в самой его середине еще дрожало расплавленное золото отгоравшего дня.

Пресмыкаясь, как змеи из бездны, длинные полосы мрака протянулись вдоль всего археологического полигона, слившись в сплошную массу возле башни, и каменная россыпь ее уродливого горба, и лунная лестница пропали для глаза. Фиолетовая даль, серебрящаяся словно иней, смазала резкие очертания развороченной ямы тысячелетий, и вмятые в утрамбованный фунт черепки вспыхнули, ловя ускользающий свет, и замерцали в таинственной глубине, перемоловшей века и жизни.

— Что там сверкает? — проникаясь неизъяснимой тревогой, спросил Климовицкий.

— Где?.. Ах, это! Глазурованные осколки, стекло.

— Стекло? Керамика? Откуда?

— Так всегда происходит после окончания работ. Просеянный фунт сваливают в кучи, и все перемешивается в неразличимый прах. Запечатанное в стратах время улетучивается, как хлороформ из открытой бутылки.

— Странное, однако, сравнение.

— Я так не думаю. Свежевскрытый слой навевает наркотический сон. Тебе начинает казаться… Словом, иногда происходят странные вещи. К счастью, это быстро проходит. С первой находкой просыпаешься и берешься за работу. Я хорошо представляю себе, что должен был чувствовать Картер, когда проломил стену погребальной камеры Тутанхамона, откуда вырвался запечатанный воздух. Непередаваемый сумасшедший запах того времени! Аромат предметов и благовоний, опущенных в могилу три с половиной тысячи лет назад… Ужас!

— Как джинн из кувшина, вместе с таинственными микробами, убившими и Картера, и Карнарвона. Все, кто работал в гробнице, погибли загадочной смертью.

— Смерть вообще сплошная загадка. Все в конце концов умирают… Пойдем дальше?

Над обширным гласисом — открытым глиняным склоном ниже внешнего вала, где на захватчиков обрушивался каменный град, медленно кружила стая черных птиц. Словно поджидала добычу, которая, заплутав в лабиринтах вечности, когда-нибудь непременно придет.

— Вот и они, — сказал Бенгур, наступив на ноздреватую глыбу, откатившуюся от развала полегшей стены. — Рухнули, как карточный домик.

— От трубного рева?

— Землетрясение — единственно разумное объяснение. Легендарные стены обнаружил Гарстанг в ходе первых раскопок[38], но я сомневаюсь в точности датировки. На мой взгляд, они значительно старше.

— Я бы мог уточнить.

— Задача не столь проста, как кажется. Есть определенные трудности, однако попробовать стоит. Здесь, — Бенгур показал на овальное углубление, — вскрыли первое нетронутое погребение. Артефакты оказались на диво целехоньки: плетеные корзины, терракотовые сосуды, бронза, слоновая кость. Позднебронзовый век, к сожалению, оставил мало следов, а ведь это время Иисуса Навина. В Торе сказано, что на того, кто вновь отстроит город, будет наложено проклятие. Надо понимать — не отстроит, а укрепит. Так поступали всегда, уничтожая цитадели противника. А жизнь продолжалась и после взятия Иерихона. Здешние земли исключительно плодоносны. На них росли и продолжают расти маслины, прекрасные розы и пальмы. Недаром Иерихон называли «Городом пальм». Ирод Великий превратил его в подлинную жемчужину. Царский дворец вызывал зависть даже у римлян… В Массаде нашли непочатую амфору с печатью Ирода.

— В той самой Массаде, где осажденные покончили с собой?

— В страшной Массаде, которая предпочла смерть позорному плену. Горную крепость возвели на пути из Египта, опасаясь нападения Клеопатры.

— Вино в амфоре сохранилось?

— Умерло, как умирает все под солнцем. Так вот, Ирод был другом Антония. В честь него он назвал башню в Иерусалиме. История — единый поток, в котором нераздельно сплетаются струи. Косвенным подтверждением Исхода могут служить египетские скарабеи с магическими заклинаниями. Как они попали сюда? Не знаю… Для кого память о плене, для кого — амулет. Через Иерихон проходил вывоз бальзама, и римляне поставили таможню. И Христос оставил по себе память, исцелив двух слепых. Он крестился на Иордане в том самом месте, где переправлялся Навин. Это в десяти километрах отсюда.

— Я бы хотел побывать там.

— Почему нет? Завтра, послезавтра? За рекой простирается Моавская равнина, и один Бог знает, какие тайны скрываются под землей…

Климовицкий не мог отвести взгляда от развалин. «И обрушились стены до основания», — беззвучно шептали губы. Двойная стена, разделенная пятиметровым проходом, лежала прерывистой лентой. Наружная свалилась в овраг, потянув за собой внутреннюю, вместе с соединяющей их жилой надстройкой. Устоял, как и сказали, только крепкий фундамент. Повсюду виднелись вмурованные в окаменевшую глину угольки. Встав на колени, он принялся выковыривать их ключом от номера в отеле «Царь Давид».

— Зачем? — удивился Бенгур. — Этого добра мы сможем предоставить в избытке.

— Нет сил удержаться. Обугленное дерево — мой хлеб.

— Не стоит труда. Все радиоуглеродные анализы давно проделаны. Сроки совпадают: четырнадцатый век до новой эры.

— Лишний раз не повредит. Хотя бы ради проверки точности методик… А где жила Раав? — Павел Борисович вновь убедился в правоте библейских источников. Дом блудницы, приютившей лазутчиков Иисуса Навина, находился «в стене» и, следовательно, должен был стоять на перемычке. Где же еще? Раав вместе со всеми домочадцами вывели из обреченного города и, надо полагать, пощадили ее жилище. — Не там ли? — Он на цыпочках, словно боясь потревожить чей-то мертвый покой, приблизился к бесформенной груде, поросшей колючей травой.

— Я, кажется, говорил, что дома из сырцового кирпича живут не более полувека? Бесполезно искать, ибо сказано: «А город и все, что в нем, сожгли огнем».