Даже председатель землячества Авраам Псаропулос после того, как я обличил и его, рассказал об одном чуде отца Арсения, очевидцем оторого был сам. Однажды после Божественной литургии, когда все разошлись и в храме оставались лишь псалт Продромос, староста с помощниками и несколько пономарей, отец Арсений, стоя перед Царскими вратами, стал читать Евангелие над одной слепой женщиной-христианкой. Вдруг просиял свет, подобный разноцветной радуге, он окружил отца Арсения и слепую женщину, которая стояла перед ним на коленях. В этот момент она прозрела.
По настроению, царившему в землячестве, я понял, что они намеренно умалчивают об отце Арсении, дабы не повредить авторитету митрополита Паисия II, который развернул в своё время широкую общественную деятельность и много добился благодаря своему интеллекту. А отец Арсений был сосудом Божественной благодати и являл силу Божию. Являл и являет, и глас Божий людям заглушить невозможно.
Из Мосхато я уехал расстроенный. Я сравнивал этих людей с другими нашими земляками, с которыми встречался в Салониках в 1947 году. Они прибыли туда из деревень Драмы после столкновений с болгарами[7]. В простоте жителей Драмы был всё ещё уловим тот особый аромат малоазийского благочестия. Некоторые из них, в том числе Иоанн Киркалас, Мелетий Келекидис и другие, сообщили мне в 1971 году очень ценные сведения о жизни отца Арсения, которые записал Лазарь Келекидис.
В том же году я приехал опять с целью собрать более подробные сведения об отце Арсении. К сожалению, старики к тому времени почти все уже умерли, а те, кто приехал из Фарас молодыми, уже состарились. От них я и узнал об одном родственнике отца Арсения — Продромосе Арцидисе, или Анницалихосе, который жил в Драме. Я поехал к нему, но не нашёл ни его самого, потому что он умер, ни его детей, так как они разъехались по разным местам.
В Хористи, одной из деревень Драмы, в 1971 году, во время первой своей поездки, я встретился с двумя благочестивыми и очень почтенными старцами: Василием Каропулосом и Моисеем Когланидисом (сыном Панглоса, или Хутиса), родственником отца Арсения, одним из тех, кто сопровождал его во время пешего перехода, когда происходил обмен населением. От них я узнал о двух других спутниках отца Арсения. Один из них — Сарандис Цопуридис — уже отошёл ко Господу, а другой — Соломон Коскеридис — жил в деревне Палеохори в Пангео. В 1971 году я ему написал. А в 1972 году, когда я снова проехал по деревням Драмы, мне удалось с ним встретился. От него я узнал об Анестисе Караусоглу, жившем в Петрусе, от которого я получил много точных сведений. Помимо этого, в 1971 году в Плати, рядом с Салониками, я познакомился с двумя другими фарасиотами, людьми благочестивыми и богобоязненными: Константином Куласом и Симеоном Караусоглу. Они тоже сообщили мне много интересного.
Из Плати я поехал в Коницу, чтобы забрать книги отца Арсения, хранившиеся у сына Продромоса Димитрия. Там я встретился с бывшими учениками отца Арсения и с благочестивым чтецом Кириакосом Сеферидисом. К сожалению, среди книг отца Арсения я не нашёл одной тетради, интересовавшей меня больше всего. В ней были записаны предсказания, сделанные отцом Арсением. Кроме пророчества о переселении жителей нашей деревни, в ней говорилось вообще о войнах и бедствиях. Помню, как в 1937 году геро–Продромос[8], к примеру, нам прочитал из неё следующее: «В 1941 году ягнята на Пасху будут чёрными». Услышав это тогда, мы подумали, что в 1941 году овцы будут рожать одних чёрных ягнят. Но когда в 194041 году началась война и Пасха была действительно чёрная, мы поняли истинный смысл этого пророчества. Эту тетрадь кто‑то взял почитать, а потом в простоте стал вырывать из неё страницы и раздавать болящим фарасиотам в благословение от Хаджефендиса.
Ещё я расстроился из‑за того, что пропал архив моего отца, в котором я тоже мог бы найти определённые сведения. Но это меня не остановило, так как и без архива у меня было много материала. Просто помысел говорил мне, что, чем больше свидетелей, тем больше света прольётся на жизнь отца Арсения, а свет есть истина. Люди помогли мне просеять собранный материал и отделить плевелы от пшеницы. «Чистой пшенице» предстояло храниться в сундуке с честными мощами святого отца, «плевелы» — неправедные слова тех, кто не понимал его жизни, грешил, сея соблазн, возможно и ненамеренно, — были удалены.
Приведённые здесь свидетельства я слышал, в основном, от простых благочестивых людей. У меня не было цели писать научную работу. Меня интересовало духовное богатство отца Арсения, которым можно напитать душу. Мне безразлично, дождь шёл или снег в день его рождения, был турецкий жандарм родом из Ях–Яли или из Нигдии. В 1971 я уже написал одно житие отца Арсения, тогда материала было меньше. Я дал посмотреть его отцам Василию, игумену монастыря Ставроникита, и Григорию. Они прочитали и сказали оставить всё как есть, посоветовав только кое‑что объяснить и написать, как я познакомился с отцом Арсением, а также исправили многочисленные орфографические ошибки, допущенные мной, чтобы читатели не смущались.
Теперь я добавил новые сведения о жизни и чудесах отца Арсения и пишу вступление.
Так как поведение отца Арсения смущало некоторых людей, не имеющих духовной глубины, то я должен объяснить некоторые из его «святых чудачеств».
Я слышал, как один фарасиот говорил: «Этот Хаджефендис (отец Арсений) много чудес сотворил в Варасио (Фарасах). Я собственными глазами их видел. Люди говорили, что его молитва рассекает камень, и считали за святого и христиане и турки, потому что он молился за больных, и они выздоравливали. Он, наверное, колдуном был, потому что раздавал талисманы»[9].
Отец Арсений, как видно дальше в житии, в числе других даров, которые удостоился получить от Бога, имел и дар разрешать бесплодие у женщин. Если при всех других болезнях к нему приходила больная женщина, он читал молитву и она исцелялась, то, когда речь шла о бесплодии, он писал молитву на бумаге, складывал и передавал больной, и та носила её сложенной на груди, и мысли у женщин успокаивались.
Он поступал таким образом, чтобы не вводить в соблазн людей, не способных мыслить чисто. Ладанку с молитвой он передавал бесплодной через кого‑нибудь из её родственников или знакомых.
Некоторые бесплодные женщины посылали отцу Арсению свои платки, чтобы он их благословил, а потом благоговейно носили эти платки и в своё время разрешались. Некоторые просили Хаджефендиса благословить отрезок верёвки, чтобы носить как пояс для исцеления от бесплодия и для облегчения родов. Отец Арсений посылал таким женщинам вощёный фитиль, которым пользовался для зажигания лампад, или бечёвку.
Всё это несчастный человек, о котором упоминалось выше, в заблуждении своём считал настоящим колдовством.
Одна уроженка Фарас, которая была ещё ребёнком, когда жил отец Арсений, в Мосхато говорила мне: «Правда, что Хаджефендис (отец Арсений) совершил много чудес в Фарасах. Некоторые я сама видела, когда была маленькой, о других слышала от родителей. Но только не говорите мне, что он был святой. В больнице на Керкире он не разрешал убивать вшей, которые по нему ползали».
На самом деле было такое, но когда читатель дойдёт до этого места в повествовании, то сам поймёт, почему отец Арсений так поступал.
Я слышал, как фарасиоты помоложе, говорили: «Хаджефендис был святой, да пребудет с нами его благословение. У нас в селе не было врача — он читал молитвы над болящими, и те выздоравливали. Мы сами видели это, когда были маленькими, и помним. И всё‑таки он был очень странным. Не слушал крестного, но сам давал младенцу имя, какое хотел: то монашеское, а то какое‑нибудь еврейское. А именем великого святого называть не разрешал».
Это действительно было так, но и в этом был большой смысл. Отец Арсений давал детям редкие имена, чтобы отучить жителей от застолий на именинах, которые часто заканчивались ссорами. Потому он предпочитал давать младенцам редкие имена: Авраам, Исаак, Иосиф, Аверкий, Иордан и другие — и тем положил конец народным сборищам, пьянству и дракам, а то и поножовщине (ведь тогда все мужчины носили оружие). Теперь фарасиоты по праздникам после Божественной литургии волей–неволей шли по домам, потому что не к кому было собираться на именины. Немного отдохнув, старики собирались у отца Арсения в доме, стоявшем рядом с его кельей. Там он рассказывал им житие святого, память которого отмечалась в тот день, какую–нибудь евангельскую притчу или историю из Ветхого Завета об Аврааме, Исааке, Иакове и Иосифе. Всё это он рассказывал живым языком, чтобы лучше запоминалось. Если рассказ был длинным и отец Арсений видел, что старики устали и хотят покурить, то вставал и сам приносил им табак. Потому они сидели и слушали с удовольствием, а потом каждый пересказывал услышанное дома или соседям, когда все собирались вместе вечерами. Так благой пастырь добился того, что христиане от праздников получали пользу, а не вредили себе винопитием и т. и.
