— Гэй! воскликнула она радоетно, пробѣжавъ первую страницу. — Мама и папа выѣхали въ прошедшій четвергъ и будутъ здѣсь на дняхъ!
— Очень радъ! отвѣчалъ съ улыбкой больной. Но какъ же Чарли обойдется безъ маменьки?
— Ничего, ему теперь лучше. А вотъ ты посмотри, какъ она за тобой станетъ ходить, что это за сидѣлка. Это не то что я!
— Лучше тебя никто за мной не съумѣетъ ходить, Эмми, но я радъ пріѣзду мама. При ней тебѣ будетъ легче. Славу Богу, все устроивается! тихо произнесъ больной, думая, что жена его не слышитъ этихъ словъ.
Гэй потребовалъ письмо Мэркгама. Старикъ ничего не слыхалъ о болѣзни Филиппа и весело описывалъ всѣ свои распоряженія но хозяйству, увѣдомляя, что домъ въ Рэдклифѣ готовъ и что сэръ Морвилю съ супругой не годится такъ долго заживаться заграницей.
— Бѣдный Мэркгамъ! вздохнувъ проговорилъ Гэй. Эмми поняла странное значеніе этого вздоха. Съ нѣкоторыхъ поръ она начала догадываться, что положеніе мужа опасно и что онъ самъ предчувствуетъ, что ему не встать.
— Жаль мнѣ старика! продолжалъ Гэй:- я велѣлъ Арно написать къ нѣму. Отошли это письмо въ Рэдклифъ, Эмми, а другое отдай бѣдному моему дядѣ.
— Хорошо, все исполню, — кротко отвѣчала Эмми.
— Я приказалъ Мэркгаму выслать тебѣ мой портфель. Разбери его сама безъ свидѣтелей. Важнаго въ немъ ничего нѣтъ, это воспоминанія моей оксфордской жизни.
Эмми молча, съ трепетомъ, вслушивалась въ каждое слово больнаго. Она боялась проронить малѣйшее его желаніе.
— Какъ бы мнѣ хотѣлось хоть одинъ разъ взглянуть на Рэдклифскій заливъ, — грустно продолжалъ Гэй. Помнишь, какъ мы стояли вдвоемъ на скалѣ; вѣтеръ игралъ твоими волосами, волны шумѣли у нашихъ ногъ, солнце свѣтило… — Онъ задумался. — Да, ты опять увидишь море, — прибавилъ онъ помолчавъ, — а я ужъ непопаду въ Рэдклифъ. Мнѣ нечего мечтать о земномъ…
Въ продолженіе всего вечера, Гэй только и дѣлалъ, что толковалъ съ женою о посмертныхъ своихъ распоряженіяхъ. Онъ вспомнилъ всѣхъ своихъ друзей въ Рэдклифѣ и Гольуэлѣ, а маленькую Маріанну Диксонъ онъ поручилъ особенному вниманію Эмми. Онъ вспомнилъ всѣхъ своихъ домашнихъ; каждому послалъ по привѣту, начиная со старой няни, которую онъ очень любилъ. Въ половинѣ 12-го онъ отослалъ жену спать и та кротко повиновалась, въ полной увѣренности, что и больной отдохнетъ также. Рано утромъ, на зарѣ, Эмми осторожно вошла въ комнату мужа. Онъ поздоровался съ ней улыбаясь. Въ эти послѣдніе дни лицо его приняло какое-то особенно свѣтлое выраженіе, и Эмми невольно залюбовалась на красивую голову его, тихо покоившуюся на подушкѣ.
— Какъ ты провелъ эту ночь? спросила она, нѣжно цѣлуя мужа.
— Мое желаніе исполнилось, — отвѣчалъ слабымъ голосомъ Гэй. — Я видѣлъ Рэдклифъ; на яву или во снѣ, не знаю, но я слышалъ звукъ морскихъ волнъ, я видѣлъ наши скалы, морскихъ птицъ, деревья, Шэгстонъ, голубое небо, я видѣлъ все это, и мнѣ казалось, что яркое солнце освѣщаетъ картину!..
— Вотъ и прекрасно, — сказала Эмми, у которой сердце сжалось, слушая его.
— Стою ли я такой милости Божіей? Даже это желаніе исполнилось; а тутъ мама пріѣдетъ, мнѣ остается одно — пригласить священника. Тогда я умру совершенно спокойно.
Эмми подала ему лекарство, и сама попробовала его пульсъ. Хотя Гэй и увѣрялъ ее, что лихорадка у него прошла, но блестящіе глаза больнаго, страшная слабость и возвышенный, но рѣдкій пульсъ говорили другое. Ужасъ охватилъ молодую женщину, она предчувствовала, что смерть недалеко, но, вооружившись мужествомъ, ничѣмъ не выдала тайнаго своего мученія. Когда насталъ часъ завтрака для Филиппа, Гэй спросилъ у жены, не зайдетъ ли онъ къ нему сегодня. — Мнѣ нужно-бы переговорить съ нимъ, — заключилъ онъ.
— Филиппъ, кажется, въ силахъ сегодня добраться до тебя, — отвѣчала Эмми.
— Попроси же его посѣтить меня. Я его долго не задержу.
Филиппъ нѣсколько дней до этого такъ окрѣпъ, что могъ вмходить завтракать съ Эмми въ сосѣднюю комнату подлѣ своей спальни; но жаркая погода, волненіе, вслѣдствіе отправки писемъ въ Гольуэль, а главное — отчаяніе, овладѣвшее имъ при извѣстіи, что Гэю хуже, дотого истомили его, что онъ снова слегъ. Прежняя нелюбовь къ двоюродному брату превратилась у него въ обожаніе, и онъ день и ночь мучился раскаяніемъ, что ошибся въ Гэѣ.
Услыхавъ, что онъ желаетъ его видѣть, Филиппъ вдругъ оживился, собрался было уже идти по лѣстницѣ одинъ, и просилъ Эмми позволить ему дежурить около постели больнаго, по очереди. Видя, что онъ не догадывается даже о причинѣ такого внезапнаго приглашенія, Эмми рѣшилась заранѣе приготовить его.
— Гэй желаетъ васъ видѣть по дѣлу, — сказала она робко. — Ему хочется распорядиться. Если онъ заговоритъ о своей смерти, прошу васъ, Филиппъ, не противорѣчьте ему.
— Развѣ Гэй опасенъ? съ испугомъ вскричалъ онъ. — Неужели ему хуже? Вѣдь вы сказали, что жаръ у него прошелъ.
— Ему гораздо лучше, — возразила Эмми:- но ему хочется привести всѣ дѣла въ порядокъ. Пожалуйста, выдержите характеръ, Филиппъ! умоляла она.
— Когда мнѣ идти къ нему? спросилъ Филиппъ.
— Черезъ часъ, если хотите, а не то теперь, если вы готовы. Устанете, такъ вы можете посидѣть у Гэя въ гостиной, рядомъ съ спальней, — сказалаЭмми, и повела его наверхъ. Трудно было Филиппу взбираться по лѣстницѣ, колѣна его дрожали, духъ занимало и, войдя въ гостиную, онъ почти упалъ на диванъ. Давъ ему время оправиться, Эмми повела его къ Гэю. Съ перваго взгляда, Филиппу показалось, что больной мало перемѣнился. Яркій румянецъ игралъ на его загорѣлыхъ щекахъ, глаза блестѣли, голосъ былъ твердъ, и Гэй даже шуткой привѣтствовалъ своего гостя. Онъ подалъ ему исхудалую, горячую руку, и Филиппъ, при помощи Эмми, опустился въ кресло, подлѣ самой кровати. Эмми переглянулась съ нимъ значительно и незамѣтно скрылась изъ комнаты, оставивъ дверь полуотворенной, чтобы имѣть возможность явиться на помощь, при первомъ требованіи.
Гэй началъ первый.
— Мнѣ нужно переговорить съ вами о многомъ, — сказалъ онъ Филиппу: — послѣ меня вы останетесь наслѣдникомъ Рэдклифа.
Филиппъ вздрогнулъ отъ ужаса, но, вспомнивъ, что Эмми недалеко, онъ удержался отъ возраженія.
— Учить васъ нечему. Изъ васъ выйдетъ право лучшій хозяинъ, чѣмъ я, — продолжалъ Гэй. — Но я бы желалъ васъ попросить о двухъ вещахъ.
— О чемъ хотите я все исполню, — торопливо прервалъ его Филиппъ.
— Не бросьте старика Мэркгама. Онъ стараго покроя человѣкъ, но душой преданъ нашему дому и семьѣ. Моя смерть будетъ для него ударомъ; если вы лишите его занятія — онъ пропадетъ. Дайте мнѣ слово поберечь его. обѣщайте мнѣ не обращать вниманія на его выходки и бытъ снисходительнымъ къ его воркотнѣ и капризамъ.
— Хорошо, хорошо! — все будетъ исполнено, только….
— Благодарю, — перебилъ его Гэй. — Затѣмъ, остается Кулебъ-Пріоръ. Содержаніе Уэльвуда я принялъ на свой счетъ. Согласны ли его принять? У насъ тамъ школа строится, при ней будетъ нуженъ садъ, вы ужъ его сами разобьете. Помните, Филиппъ, вы приказали отмѣтить нѣкоторыя деревья въ паркѣ, на срубъ, прошу васъ, отмѣните ваше приказаніе. Тамъ бѣдные поселяне пасутъ свой скотъ, не портите имъ пастбища. Все прочее, устройте по своему желанію. Имѣніе не пропадетъ въ рукахъ такого искуснаго хозяина какъ вы, если только…. Послѣднія слова подали надежду Филиппу, что и Гэй еще не совсѣмъ отчаялся въ своемъ выздоровленіи. Тотъ, напротивъ, снова заговорилъ о положеніи Эмми посли его смерти.
— У нея въ Рэдклифѣ есть нѣсколько семействъ на пенсіи, и они всѣ освобождены отъ арендной платы. Не измѣняйте этого. Стараго доѣзжаго Броуна не гоните со двора; онъ безполезенъ, это правда, но онъ умретъ, если вы его удалите изъ имѣнія. Бэна Робинзона поддержите нравственно; напоминайте ему почаще, чтобы онъ молился какъ въ то утро, когда мы вмѣстѣ спасали корабль.
Эмми въ эту минуту вошла съ лекарствомъ для Гэя. Его силы начали было ему измѣнять. Филиппъ сидѣлъ молча какъ убитый; только что Эмми вышла, Гэй продолжалъ:
— Дядѣ Диксону я писалъ черезъ Арно. Надѣюсь, что онъ перестанетъ кутить. Деньги въ руки я ему не дамъ, а попрошу васъ только наблюдать за нимъ и не отказывать Эмми, если та найдетъ нужнымъ давать ему временныя пособія. При случаѣ, приголубьте его, онъ цѣнитъ вниманіе. Обѣщаете вы все это исполнить?
