— Разговор есть.

Выяснились интересные подробности. Трюк с лишними тоннами придумал Кравчук: зуб у него на Гара. Какая-то старая незажившая рана, он сильно не распространялся. Кравчук обрабатывал клиентов, а Петренко служил на подхвате. Деньги делили не поровну: Толик жадничал и обижал подельника. Про нападение Петренко не в курсе, поклялся здоровьем дочери. Возмещать убытки не отказывался, но предложил вычитать из зарплаты по десять тысяч рублей в месяц. Иван хмыкнул:

— Уволен, Петренко. Можешь сразу портовым грузчиком устраиваться, потому что закупщиком тебя больше никто не возьмёт, я обещаю.

   Саша позвонил через три дня, попросил приехать. Иван, хоть и был загружен работой выше крыши, тут же всё бросил и помчался в больницу. У Саши сине-жёлтые круги на пол-лица, а белки глаз — красные. На носу — полоска гипса. Он улыбнулся, стараясь не растягивать разбитые губы. Иван, не замечая ничего вокруг, порывисто подошёл и уже склонился над кроватью, но Саша упёрся рукой в грудь, оттолкнул:

— Как дела на работе? Князева сказала, ты закупку возобновил?

Иван вдруг заметил Наташу, стоящую у окна — тёмное пятно на фоне солнечного дня. Загнав внутрь накатившее раздражение, он подтащил стул и демонстративно сел поближе к Саше, спиной к окну. Обрисовал ситуацию на работе: закупщики повалили валом, убытки могут быть минимизированы, с менеджерами, кроме Кравчука, разобрался. Саша сиял красными шальными глазами, трогая ловким языком корочки на верхней губе. Иван зависал. Ещё и ступня эта босая так близко от его колена. Может, придвинуться к ней?

— Вань, что бы я без тебя делал? Спасибо, что взвалил всё на себя, представляю, какая запара в офисе. Меня несколько дней тут продержат, потом я выйду на работу.

— Какую работу? Ты же на море Сашке обещал! — раздражённо воскликнула Наташа.

— Я помню, что обещал! — Саша пристально смотрел в глаза Ивану. — Ты справишься, если я в отпуск съезжу? Я сто лет не был на море, ребёнок везде только с мамой отдыхал…

— Конечно. Поезжай, если надо. Я справлюсь.

— Я никому так не доверяю, как тебе, — взгляд Саши спустился ниже: на губы Ивана, на его открытую шею. И даже далее.

Иван не смог промолчать:

— Вот Кравчуку ты зря доверял. Так и оставишь его безнаказанным?

— Я тебе уже говорила, хватит про Кравчука! Ну, сколько можно? Тебя это не касается. Люба уже в роддоме, у нее преждевременные роды начались!

— Вот вы её защищаете, а ведь она за Сашей бегала, — вырвалось у Ивана. Он уставился в потёртый линолеум под ногами, досадуя на свою несдержанность, но услышал Наташин смешок:

—  Ой, да за ним постоянно девушки бегают. А иногда даже… юноши.

К щекам медленно и жарко прилила кровь. Иван встал и сделал шаг к Наташе:

— Вы сейчас на меня намекаете?

Она уставилась удивленно, а потом расплылась в понимающей улыбке. Как можно быть такой красивой и такой гадкой?

— Иван, остынь, — послышалось сзади, — она про Дика говорит.

   В этот день Иван уже не мог нормально работать. Он был подавлен и обессилен, словно в нём что-то перегорело. Дважды набирал Дика, но тот не брал трубку, поэтому вечером Иван поехал к нему домой. Дик открыл не сразу, пришлось долго звонить и даже стучать кулаком. В полутёмной прихожей Иван разглядел мятую футболку, свисающую с пивного живота, и старые домашние штаны. Остатки волос всклокочены с одной стороны, будто Дик только что проснулся. Мешки под глазами. Квартира же была вылизана, как после генеральной уборки. Ещё в прошлое посещение Иван обратил внимание на странный диссонанс между квартирой и её хозяином. Дик пригласил в гостиную, где когда-то Иван совершил стремительный каминг-аут, и предложил виски.

— Я за рулём, — отказался Иван и уселся в кресло.

Дик налил себе стакан и устроился на диване напротив. Не зная, с чего начать, Иван спросил прямо:

— Ты гей?

Дик печально вздохнул и отпил треть стакана одним глотком:

— Да.

— Я тоже.

— Я знать.

— Когда ты про меня понял?

— Всегда.

Иван помолчал. Он боялся спрашивать дальше, но и уйти, не спросив, не мог.

— У тебя есть кто-нибудь?

— Нет, я один.

— Почему?

Дик запрокинул голову на мягкую кожаную спинку и прикрыл глаза. Иван ждал, надеясь, что Дик не плачет там. Но он не плакал. Объяснил прямолинейно и честно:

— Я любить мужчина, он меня — нет. Я не хотеть никто другой.

Это было признание. Сглотнув сухой комок в горле, Иван собрался попрощаться и уйти, но Дик заметил его порыв и поспешно сказал:

— Ты всё узнать? Теперь я спрашивать.

— Давай.

— Ты и Саша… Вы… Да?

И столько затаённой боли читалось в этом куцем вопросе, столько мучительного осмысления, что Иван вжался в кресло. Любое произнесённое вслух слово способно убить своей определённостью, но Иван знал, что должен ответить так же искренне, как отвечал Дик. Выдохнул шёпотом, сознаваясь сразу во всём, что подразумевалось под скупым «ты и Саша»:

— Да.

Дик подорвался с дивана. Судорожно дёргая небритым кадыком, доглотал виски и скрылся в ванной комнате. Заперся там. Иван подошёл к двери, прислушался: шум льющейся воды и глухой утробный вой.

— Дик, открой, не дури! Кончай истерику. Какая разница, что я с ним? Всё равно между вами ничего не было, кроме дружбы. Сколько лет ты рядом с ним? Давно мог что-нибудь придумать, — говорил Иван и сам не верил в свои лживые слова. — Для тебя ничего не изменилось! Открой сейчас же!

Дверь резко распахнулась и Дик, по лицу которого стекала вода вперемешку со слезами, закричал:

— Всё изменилось! Он говорить мне: только женщины. Хорошо, я понимать. Только женщины, окей. Мы жить вместе много раз, спать на один диван, — Дик обличающим жестом потыкал в сторону гостиной. —  Оба два пьяный! Ничего! Никогда! Нельзя любить как мужчина —  окей, я любить как брат. Как папа, как друг, как животный собака. Потом ты забрать его себе. Эта свадьба Кравчук! Я болеть от ревность. Потом я видеть, как он... Огонь между два человека, желание... — голос Дика сел. — Не только женщины. Мужчины тоже. Но не я! Я — не интересовать его, я — идиот…

— Неправда, он любит тебя как друга. Он доверяет тебе.

— Это мало! Я хочу его. Я умирать, хочу его. Какой он? Как он делать секс? Он громко стонать? Дерьмо! Молчать! Не надо говорить. Дерьмо... — Дик всхлипнул. — Иезус Кристус… — по его лицу заструились слёзы. Он перестал стесняться их. Сердце Ивана сжималось от сочувствия. Он прекрасно понимал, что значит хотеть Сашу до умопомрачения, и мечтать о нём, и переспать с ним — но всё равно не получить желаемого. Гар — не тот человек, который даёт, даже когда отдаётся. Он не хочет любить, он хочет, чтобы любили его. Чтобы его любили все: Иван, Дик, Князева, Кравчуки, Наташа и непременно — первоклассник Сан Саныч. Какая ненасытная жажда любви. Ивану стало зябко.

— Дик, пойдём, ты нальёшь мне виски? Я напьюсь с тобой, хочешь? Останусь ночевать, а утром вместе поедем в офис. Работы много, мне помощь нужна.

Дик отёр лицо ладонями, высморкался в кусочек туалетной бумаги и сказал:

— Только не приставать. Я хранить верность моя русская несчастная любовь.

   Саша уехал в отпуск в конце мая. Он появился в офисе ненадолго, подписал документы, пообщался с сотрудниками и отбыл, не дожидаясь Ивана. Они не виделись после встречи в больнице, а созванивались строго по делу. Иван работал над схемой перевода расчётов с поставщиками в безнал, и Саша оценил красоту и простоту идеи. А главное, безопасность. Подписал приказ о назначении Ивана и.о. гендиректора и спокойно уехал в Израиль, даже не попрощавшись лично. По телефону, естественно, поговорили, но Иван не рисковал переходить на личные темы:  у него перед глазами так и всплывало ехидно-понимающее лицо Наташи. Казалось, она стоит за спиной Саши и подслушивает его разговоры.

   Обычно Саша звонил по вечерам. Подробно расспрашивал о работе, скучая по привычной суматохе и даже по хитро-мудрым своим поставщикам. Саше быстро надоело прятать свой выздоравливающий нос от раскалённого Эйлата под гостиничными кондиционерами. Коренного петербуржца, рождённого во влажном климате и пропитавшегося болотными испарениями любимого города, бесила жара и неизменное солнце.