Отношения с Сашей не изменились. Они не обсуждали тот случай и оба вели себя как ни в чём не бывало. Почти каждый день Саша приглашал Ивана пообедать в ресторан или в какое-нибудь неприметное подвальное заведение. Каждый раз в другое, будто хотел показать как можно больше интересных мест. Иногда к ним присоединялись Князева или Дик, или оба сразу, но чаще обедали вдвоём. Много разговаривали. Иван рассказывал об Архангельске и Белом море, Саша — о ремонте новой квартиры и Сан Саныче, который заканчивал первый класс и мечтал поехать в отпуск с отцом. Однажды Саша спросил:

— Что бы ты выбрал: любить самому или быть любимым?

— Любить самому, — без раздумий ответил Иван. — А ты?

— А я — быть любимым. Сан Саныч так любит меня, что я всё для него сделаю — лишь бы не потерять его любовь. Понимаешь?

— А самому любить не хочется?

— Не знаю. Я, наверное, не любил никогда. Мне очень нужно, чтобы меня любили — только тогда я что-то чувствую. Наташа меня раньше любила, и это делало мою жизнь… терпимой… А потом я стал для неё говнюком. Мне очень не хватает  ощущения, что меня любят, что я кому-то нужен.

И Саша вопросительно смотрел на Ивана, а тот опускал глаза и закрывался бокалом с водой. У него подрагивали руки, на языке крутилось признание, а Саша молчал и ждал, словно давая время сформулировать. Хотя что там формулировать? Я люблю тебя. Я люблю тебя от начала и до конца. Я хочу быть с тобой. Ты — лучшее, что есть в этом мире. Но Иван ничего не говорил — ему казалось, это будет жалко и неуместно. Хотелось получить хоть крошечное подтверждение, что Саша и сам заинтересован в нём — и не только как потребитель любви и восхищения. Заинтересован, как мужчина. Учитывая, что Саша не имел раньше однополых связей, Иван опасался, что никогда не получит такого подтверждения. Переспать с парнем, когда тебя в четвёртый раз бросила жена — это не значит стать геем, это значит упасть на дно отчаяния. Это протест против святости брачных уз, демонстрация личной свободы и весёлое балаганное шествие со связкой голубых шариков. Как бы там ни было, Иван не спешил объясняться в любви. Балаган — это без него.

   За день до окончания погрузки Иван обнаружил, что сорок второму был выдан аванс в счёт будущих поставок. Саша разрешал выдавать клиентам небольшие краткосрочные авансы, и менеджеры этим пользовались. Проблема в том, что Иван точно знал: сорок второй не берёт деньги вперёд. Тут же набрал Андрея Михайловича, задал вопрос и получил ответ, в правдивости которого не сомневался:

— Ваня, конечно, я не брал! Я беру оплату только по факту. А что, кто-то повесил на меня аванс? Ты уж разберись там. У нас такая жара, плюс двадцать один сегодня. Приезжайте ко мне на майские, отдохнём, попаримся, водки выпьем.

Иван попрощался с гостеприимным поставщиком и задумался, сколько ещё приписок обнаружится в отчётах Петренко, если проверить их тщательно? Пошёл к Гару. Князева сказала, что тот, скорее всего, в бильярдном клубе на цокольном этаже. Спустился в клуб. Увидел Сашу, одиноко гоняющего шары по зелёному сукну.

— Саш, нужно поговорить.

— Конечно. Разве ж ты придёшь ко мне без дела?

Иван обошёл стол, чтобы видеть лицо Саши:

— Ты о чём?

— Бросил меня, забыл совсем.

Когда на Гара нападало такое настроение, проще было прямо спросить:

— Давай без всякого бреда. Чего ты хочешь?

— Хм, может быть, я хочу, чтобы ты… — Саша вздохнул и красноречиво повозил рукой по кию, лаская синюю наклейку на конце, — чтобы ты сделал мне…

И замолчал. Иван не любил двусмысленностей и пошлостей. И не любил, когда Гар принимался манипулировать им. А то, что происходило сейчас, очень смахивало на манипуляцию.

— С удовольствием сделаю. Но ты первый.

— Рехнулся?! Это же ты — гей.

— А ты типа нет? Кого я трахал в прошлую субботу?

— Да мне даже не понравилось!

— Да ты весь обкончался!

Саша заткнулся. Раздражённо провёл мелком по наклейке и резко двинул по шару. Тот позорно подпрыгнул, громко ударился о бортик и улетел куда-то за пределы освещённого круга. Саша выругался, а Иван вышел из бильярдной. Отправился рыться в отчётах менеджеров.

   Ближе к вечеру позвонила Князева, сказала, что Гар ждёт в своём кабинете. Он и правда ждал, расслабленно восседая в кресле и покачивая бокал с коньяком:

— Закрой дверь на ключ и подойди ко мне.

Ну просто принц минета на троне. Иван возмутился:

— Да иди ты! — и попытался выйти из кабинета.

Гар подскочил и захлопнул дверь, проворачивая защёлку замка:

— Я же серьёзно. Я подумал над твоими словами. Ты прав.

— В чём я прав?

— Во всём ты прав, пойдём, позволь мне. Ты же хочешь? Скажи, что хочешь. Иначе какой во всём этом смысл?

Саша прислонил Ивана к краю стола, а сам плюхнулся в кресло и начал расстёгивать ремень. Иван не помогал — ему хотелось быть пассивным. Принимать неумелые, но не лишённые вдохновения ласки. Смотреть, как губы чересчур тщательно оберегают от зубов, хотя это и не нужно совсем. Чувствовать напряжение непривыкшего горла и опять наблюдать мокрые ресницы. И улетать от острого удовольствия и осознания того, что вот оно — подтверждение Сашиного интереса. Хотя бы сексуального. Иван вовремя предупредил, но Саша не отстранился — и переоценил свои возможности. Почувствовав во рту интенсивный чужой вкус, Саша скривился и сплюнул в недопитый бокал. Схватив бутылку и прополоскав рот тридцатилетним коньяком, сплюнул ещё раз. Выглядел озадаченным и виноватым одновременно. Наверное, был уверен, что сможет проглотить. Иван поинтересовался:

— Что, опять не понравилось?

Саша посжимал губы, проверяя их невредимость, и отрицательно покачал головой. Выглядел сногсшибательно. Иван вытащил его из кресла, хотел поцеловать, но Саша снова повторил гадкий трюк с отворачиванием. Как будто поцелуй интимнее секса. В этот раз Иван не позволил увернуться: ухватил за затылок, властно притянул к себе. Целовал долго и жадно, не жалея растерзанные губы и не в силах оторваться. Первый поцелуй. Саша уже и не протестовал, прильнул жарко. Только требовательно давил на плечи. Иван медлил и дразнил, наказывая за отрицательное качание головой. За наглую ложь. Если бы не понравилось — не красовался бы такой очевидный бугор в штанах. И только когда Саша простонал: «Ну, Ва-а-аня», Иван опустился на колено и отсосал так нежно и сладко, будто от этого его жизнь зависела.

   Назавтра Гар исчез. Даже трезвый с утра Дик сидел в офисе и ждал, пока погрузят последний материал, а Саши всё не было. К полудню, когда погрузка завершилась, пароход отчалил, а база была зачищена под ноль, Иван начал нервничать. Директор обязан был сегодня присутствовать, но у него даже телефон отключён. Дик на всякий случай позвонил Наташе Гар, но она ответила, что не видела Сашу четыре дня. Пытаясь заняться чем-то полезным, Иван сверил количество отгруженных тонн и данные склада: недостача — семьсот тонн. Около двухсот тысяч  долларов.

— Это больно, — прокомментировал Дик и пошёл искать обезболивающее.

Иван узнал у Князевой адрес и поехал на новую квартиру Саши. Он раньше не бывал здесь: Саша не приглашал до окончания ремонта. Дверь открыл пожилой бородатый плиточник в бандане и сообщил, что хозяина утром не видел. Хотя обычно по утрам пересекались. Но сегодня — нет, Саша рано ушёл. Или да, совсем не ночевал. Иван заглянул в спальню и обнаружил в шкафу вчерашний костюм — значит, с работы точно приходил. Потом догадался спуститься к консьержу, который сказал, что Саша около девяти утра вышел из дома. Необычно ранний выход для такой совы, как Гар.

На этом ниточка обрывалась. Если бы не день окончания погрузки, Иван не волновался бы. У Гара много внеофисных встреч, да и вообще он не каждый день появлялся, но сегодня у Ивана было тревожно на душе. Набирал Сашин номер — «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия…»  Чтобы Саша телефон отключил — такого Иван припомнить не мог. Помогла кассирша. Вышла в столовую выпить послеобеденную чашку чая и случайно услышала, что Сашу ищут. Поделилась, что видела его рано утром. Он заезжал в офис за деньгами для клиента, взял подготовленный конверт и уехал.