Когда пришли братья, председатель «Юникса» ворожил над ведомостями с калькулятором.
— Здорово, Миша, корпишь?
— Здравствуй, Олег — загнал он собаку в ванную комнату.
— Вкалываю, проходите, только тише — мои уже спят. В кухню проходите, что так поздно?
— Придется слепка переиграть — Святой объяснил ему ситуацию насчет «Лакомки».
— Может, оставишь ее мне, это ведь не просто магазин, а целое производство.
— Рад бы, Миша, да не могу — Культурный просит.
— Все у меня отнимаешь.
— Не понял? Ведь со всеми добазарились, все путем вроде.
— А «Новинка»?
— Твоя ведь «Новинка»?
— Баритонов вчера позвонил, говорит, что пищекомбинат заявку на нее подал.
— Вон что! Спи спокойно, Мишаня. Сейчас все утрясем — попрощались братья. Директор «пищухи» жил в коттедже на краю поселка у самого леса, по соседству с Ковалевым, Олег нетерпеливо и зло постучал в залепленное зимними узорами стекло кухонного окна и вызвал хозяина усадьбы во двор.
— Сергей Михалыч, а что у вас за канитель с «Новинкой», ведь мы решили ее «Юниксу» отдать.
Обломанной спичкой Баритонов колупался в зубах.
— Этот магазин купим мы.
— Кто это мы?
— Пищекомбинат и будем за него торговаться в пределах тридцати миллионов.
— Вы что, пьяный?
— Никак нет — выплюнул спичку на крыльцо директор.
— А что тогда за чуть порешь? Начальная стоимость «Новинки» миллион двести тысяч. Пусть Миловилов ее за эту цену и приобретет. Допустим, вы возьмете магазин за двадцать миллионов, а я вам его взорву. Пропадут денежки, да и со мной поссоритесь.
— Первое тебе помешает выполнить милиция, а второе, по-моему, не страшно.
— Интересно ты запел — поймал его Эдька на удавку и потащил волоком по хрустящему снегу хрипящее тело в сторону чернеющего леса.
— Щас, сучка, обдрищешься.
Вертухался Баритонов так, что в разные стороны полетели его валенки.
— Приотпусти его, Эдька.
— Все, Олег, все — только ослабла удавка, просипел почерневшими губами директор.
— Что все?
— Все, что хочешь.
— Что Сергей Михалыч, страшно стало?
— Страшно — глянул он на желтое в темноте кухонное окошко — страшно.
— Бзделоватый ты конь, а что вдруг брыкаться начал? Я обращаюсь к тебе по имени-отчеству, но это не означает, что я тебя уважаю. Для своих подчиненных ты начальник, а для меня — крыса, даже еще хуже. Работяги верят в тебя, а ты, государственный чиновник, их обкрадываешь. Ползи домой, собака, и рот свой поганый больше не разевай, а то пулю словишь, это последнее предупреждение.
— На брюхе ползи — ногой не дал Баритонову подняться Эдик — ну, давай.
Босой директор пополз.
— Вставай, что смотришь? — удивленно и недоуменно крутил головой Святой — у тебя чувство достоинства вообще, что ли, отсутствует? Баритонов не отвечал.
— Гавно свинячье — пнул его в пах Эдька.
Утром всей бандой выехали в Шилку. Аукцион проходил в актовом зале здания горсовета. Агей внимательно осмотрел всех присутствующих в зале и вышел к подельникам в фойе.
— Олега, там директорша «Лакомки» со своими продавцами сидит.
— Приведи ее сюда.
Минуты три спустя Сэва с Андрюхой вывели из зала невысокую симпапулю.
— Здравствуйте, как мне к вам обращаться?
— Ирина Михайловна — поправила она на пышной прическе белую кружевную шаль — можно просто Ирина.
— Где вас таких красоток делают?
— На Украине — улыбнулась женщина — а что?
— Потом скажу.
— Когда?
— А вот ответишь мне, что ты тут делаешь и скажу.
— Думаю с девчонками «Лакомку» выкупить.
— Денег хватит?
— Должно. Начальная стоимость вместе с товарооборотом триста пятьдесят тысяч. Наскребли кое-как, да заняли маленько, выкрутимся, поди.
— Не получится, Ирочка. Ваш цех возьмет вот этот парень. Ничего плохого он вам не сделает, правда, Миша?
— Конечно.
— Вот видите, да и я рядышком, так что бояться вам нечего.
— А кто ты?
— Иконников.
— Старший?
— ОН самый.
— Мафия, значит?
— Вроде так.
— Можно мне хоть на торгах присутствовать?
— Пожалуйста, Ирина Михайловна, только спокойненько, без кипиша, ладно? Она еще раз оценивающе посмотрела на Жабинского, и чуть поникнув головой, ушла в шумевший аукционом актовый зал горсовета.
Торт прошли именно так, как запланировал Святой. Единственное — проморгали «Хозтовары», магазин приобрел Федя Буянов, у которого прошлой зимой Олег обокрал склад. Его подождали на улице и когда он, радостный удачной покупкой, выгреб на улицу из двухэтажки, его посадили в «жигуль». Буянов по молодости отсидел в тюряге пятнадцать лет и был себе на уме, но с организованной преступностью напрягать отношения не стал. Договорились, что его жена, работающая на базе ОРСа товароведом, будет регулярно сообщать Воробьеву обо всем дефиците, поступающем на базу, и с магазина он будет отстегивать исправно каждый месяц. Обратно Олег ехал в тачке Рыжего, у того после припадка побаливала левая рука и баранку крутил Ветерок.
— Как, Вовка, с «Россией»?
— Нормально. Сторожа не было, стекло аккуратно выставили. Сэва, оказывается каратист — с одного удара дверь в бильярдной ногой вышиб. Телики в «жигу» пересортировали и затем у меня в гараже притырили.
Улыбался своим потайным мыслям Миша.
— Чему радуешься? — толкнул его корпусом Святой.
— Жизни.
— Врешь, ни черта хорошего в ней нет. Ирину Михайловну теперь на торт, наверное, мазать станешь или так, в прикусочку? Ответить адвокату помешал младший брат.
— Олега — развернулся он на передней седушке — а че мы все поотдавали с торгов, сами бы купили, например «Кристалл» или продмаг какой-нибудь на худой конец.
— Рановато. Они и так на нас пахать будут. Торговля в Первомайске хиреет потому, что в ГОКе сокращение штатов происходит, и у рабочих денег нет. Вот коммерсанты пускай и раскручивают бизнес, а через пять лет мы отберем у них все, что они сегодня поднакупили.
За базарами нежданчиком вырос железнодорожный мост через Ингоду. Шлагбаум, как всегда мигал красными фонарями и экономя время, Леха свернул вправо, намереваясь переправиться на ту сторону по льду. Зад легковушки занесло и он, выравнивая ход, резво крутанул руль влево. Оказалось поздно, и мягко крутанувшись по заснеженному откосу три раза, машина встала на крышу. Пострадал один Вовчик и то морально, прикидывая, во что ему обойдется ремонт.
— Не вешай, Рыжий, гриву, тащи эту кастрюлю на станцию техобслуживания — отряхивался от снега Святой — за ремонт деньги с общака выделим.
Двадцать седьмого бригада уехала в Читу на поминки Гасана. Начальник второго отдела Управления по борьбе с организованной преступностью майор Кладников завалил Гасанова, когда тот пытался ограбить коммерческий киоск. С городского общака вьделили на похороны двести тысяч, столько же привез Олег. Еще два дня после поминок по просьбе Культурного он со своими пацанами поработал на Читинских аукционах и на прощание, швырнув пару гранат в магазин несговорчивого барыги, бригада рванула домой.
Новый, девяносто третий год мафия встречала в «Кристалле». На праздничных, шикарно уставленных столиках, в полумраке зала горели свечи. Воробьев расстарался, чтобы все было на должном.
— Подарки сделал?
— Ты насчет детишек? — с ведерка со льдом достал бутылку шампанского Воробей.
— Торты в «Лакомке» настряпали, бесплатно между прочим, а все остальное — в «Юниксе» взял и на базе ОРСа.
— Тоже, наверное, за так?
— Не-е, Олега, за денежки. С утра по всем развез, у кого дети есть.
— Время сколь?
— Без четырех минут уже, — глянул на котлы Воробьев и принялся снимать с запотевшего горлышка бутылки золотнику.
— Леха, крикни по рации пацанов, пусть заходят. Тот, не вынимая аппарат из внутреннего кармана кожаного пиджака, нажал кнопку вызова.
— Сэва, ты ведь там с Корешом?
— Но.
— А что такое свистит?
— Это ветер.