С новыми двигателями, новыми шнорхелями и новыми торпедами эти подводные лодки могли действовать быстрее, глубже и дальше, чем все вместе взятые подводные лодки, которые союзники имели в конце войны. На базе этих немецких подводных лодок русскими были разработаны подводные корабли класса «зулу», «квебек» и «виски» (натовская классификация. — Ю.Л.), которые в самый острый период «холодной войны» стали стержнем советского флота. В дальнейшем они послужили основой атомного подводного флота, вооруженного ракетами, который сегодня является важнейшей частью всего Российского Военно-Морского флота.

Сталин еще перед Второй мировой войной настаивал на необходимости создания самого мощного флота в мире. Больше всего он хотел, чтобы колыбель коммунизма превосходила капиталистические страны на суше и на море. В частности, его военно-морской флот должен был стать больше и лучше, чем военно-морские силы Великобритании.

До конца войны его замыслы оставались мечтами. У Советского Союза не было ни средств, ни навыков строительства мощных кораблей, которые Сталин требовал у Орлова, Миклевича и Лудри, командовавших в разное время военно-морским флотом. Они же концентрировали срои усилия на постройке легких кораблей прибрежного радиуса действия, а также подводных лодках оборонительного типа. Сталин полагал, что его командующие сознательно противодействовали его замыслам, в результате все они были уничтожены в тридцатые годы в период чисток на военно-морском флоте. Их подход к решению этого вопроса был воспринят как саботаж и «преступление против партии».

Война показала, что они были правы. По требованию русского диктатора были построены корабли, которые изначально являлись устаревшими и маломощными по вооружению. Их броневая защита была недостаточной, а двигательные установки слабыми. Существенных успехов они так и не добились. В конце концов их экипажи были переведены в пехоту.

Ни одному русскому боевому кораблю классом выше торпедного катера не удалось во время войны потопить артиллерийским огнем вражеский корабль.

Удачей для российского флота было то, что адмирал Лев Галлер, сменивший своих казненных товарищей, являлся приверженцем старой школы. Он служил еще в царское время и настаивал на том, чтобы использовать подводные лодки как важнейшее наступательное оружие против военных кораблей и торговых судов противника. В 1947 году адмирала арестовали по сфабрикованному обвинению за то, что он якобы выдал секрет парашютной торпеды. Спустя три года он умер в тюрьме. Подводные лодки Красного флота также не проявили себя во время войны, хотя их командиры и экипажи отличались большим мужеством. Их вооружение и тактика действий оказались устаревшими. Потеряв 108 подводных лодок, русские подводники потопили лишь 108 торговых судов и 28 небольших боевых кораблей. На Балтике, где они оказались зажатыми в Финском заливе минными полями и стальными сетями, им удалось потопить лишь 45 кораблей, при этом погибло такое же количество подводных лодок. Но три из этих кораблей были: «Вильгельм Густлоф», «Штойбен» и «Гойя».

Нет никаких сомнений в том, что потопление этих гигантов и гибель огромного количества «фашистских прихвостней» усилиями таких подводников, как Маринеско и его товарищи, убедили Сталина в необходимости создания большого океанского подводного флота. Едва война закончилась, как его тщеславие вновь сконцентрировалось на том, чтобы идти в ногу с самыми мощными военно-морскими силами капиталистических стран. Теперь образцом для него стал американский флот. Он превосходил английские военно-морские силы, благодаря своим испытанным в боях авианосцам, линкорам и подводным лодкам. Теперь Америка являлась владычицей морей. Но ненадолго. Сегодня советский военно-морской флот бросает на всех океанах вызов Америке своими атомными подводными лодками, оснащенными ракетами.

Оба сына капитана Коновалова, которому удалось потопить «Гойю» на своей старой лодке, стали командирами атомных подводных кораблей. Это свидетельствует о том, какими темпами перестраивался Российский Военно-Морской флот. Так поддерживают сыновья славу своего отца. Лишь немногие русские помнят сегодня о Маринеско и его успехах, за исключением друзей, боровшихся за его реабилитацию. Биография Маринеско по-прежнему является «политическим» вопросом, а те, кто интересуется его служебной карьерой, получают скудную информацию.

Но мы полагаем, что Маринеско и Коновалов, потопившие три огромных корабля, и адмирал Дёниц, эвакуировавший морем почти два миллиона своих соотечественников, не должны быть забыты, ведь своими делами они способствовали формированию сегодняшнего мира.

Гауляйтер Эрих Кох был одним из подлейших созданий за всю историю Второй мировой войны. Когда Коха назначили рейхскомиссаром на Украину, то первым делом он попросил Гиммлера прислать ему печально известные команды по уничтожению людей (Einsatzkommandos. — Ю.Л.). Число людей, убитых Кохом в Польше и на Украине, достигает сотен тысяч. Для защиты Рейха в Восточной Пруссии он посылал на смерть безусых юнцов и стариков. На его совести и приговоренный к смерти за сдачу Кёнигсберга генерал Лаш, хотя сам Кох в это время уже сбежал из города.

23 апреля этот жалкий трус решил укрыться в безопасном месте. Берлин был окружен, и обстановка уже не контролировалась из главной резиденции фюрера. Стало очевидно, что Германию не спасет разрекламированное чудо-оружие. Поэтому Кох решил, что настало время скрыться. Но при этом ему следовало соблюдать осторожность. Было бы совсем скверно, если бы фюрер остался жив и узнал, что в бегство пустился человек, упорно отвергавший любую мысль о капитуляции.

Поэтому на борт реквизированного по его приказу ледокола «Остпройссен» в Хеле Кох поднялся только тогда, когда участь города была решена и с минуты на минуту ожидалась его капитуляция.

Когда корабль Коха выходил из порта, он продолжал засылать по рации хвалебные донесения о боях, которые якобы велись под его предводительством. Именно для этого он установил мощный передатчик, на котором работал его личный радист. Зенитные орудия на ледоколе также обслуживали его люди.

На «Остпройссене» отсутствовала одна категория пассажиров. Приказав выйти в море в 19.00 (его «мерседес», собаки, богатые запасы продовольствия и спиртного были заблаговременно погружены на ледокол), Кох заявил капитану, чтобы тот ни при каких обстоятельствах не брал на борт беженцев и раненых солдат.

Пиллау горел и непрерывно обстреливался русской артиллерией и авиацией. В то время как солдаты вермахта из последних сил старались удержать позиции, давая гражданскому населению дополнительное время для эвакуации, беженцы стремились попасть на любое средство, способное плавать. Бесчеловечность Коха не знала границ. В этом убедились офицеры его штаба, обнаружив среди его последних распоряжений приказ о высадке на берег жены и других членов семьи корабельного инженера. Поднявшись на борт, Кох подтвердил свой приказ. Лишь после того как офицеры корабля отказались выйти в рейс без этой семьи, гауляйтер уступил. В других обстоятельствах он бы приказал расстрелять их, но сейчас ему нужны были офицеры, чтобы выбраться из осажденного города.

Переполненный людьми полуостров Хела постоянно подвергался налетам авиации. Кох пошел к коменданту порта, который отчаянно пытался помочь беженцам с погрузкой, и потребовал выделить ему специальный конвой из боевых кораблей. Он утверждал, что фюрер дал ему важное поручение. Но к его требованию никто не прислушался. Моряки порекомендовали ему присоединиться к одному из конвоев и заявили, что на его «Остпройссене» наверняка найдутся места для беженцев. Они были правы. Корабль мог предоставить временное убежище 400 гражданским лицам.

Разъяренный Кох вернулся на корабль, отказавшись взять на борт даже членов своего фольксштурма. Свой отказ он мотивировал тем, что «Остпройссен» должен выполнить особо важную задачу. Пароход «Прегель» вынужден был отдать ему весь запас угля, после чего «Остпройссен» в одиночку отправился в рейс.