Крофорд на секунду задумался.

– Хорошо, Джимми, только поторапливайся. Отправишь копии в управления полиции Бирмингема и Атланты и во все отделения ФБР.

– Сделаем в лучшем виде. А теперь надо обсудить еще один вопрос.

Крофорд манерно закатил глаза:

– Провалиться мне на этом месте – тебе хочется получить гонорар.

– Так точно.

– Джимми, дорогой, сегодня – все, что угодно.

Глядя в окно, Грэм молча выслушал рассказ Крофорда об отпечатках.

– Вот это да, – только и смог проговорить Спрингфилд.

Лицо Грэма ничего не выражало. «Как у заключенного с пожизненным сроком», – подумал Спрингфилд.

Когда Крофорд и Грэм вышли из кабинета Спрингфилда, проходившая в фойе пресс-конференция комиссара полиции и представителей прессы уже близилась к завершению. Газетчики направлялись к телефонам. Телерепортеры делали так называемые вставки, стоя перед камерами и задавая лучшие вопросы, которые были услышаны ими во время пресс-конференции, направляя микрофоны для ответа в пустое пространство. Позже лишнее будет вырезано, а материалы подгонят и смонтируют в единый сюжет.

Крофорд и Грэм уже спускались по центральной лестнице, когда от толпы журналистов вдруг отделился маленький человечек и кинулся к ним, быстро щелкая на ходу фотоаппаратом.

– Уилл Грэм! – закричал он. – Вы меня не помните? Фредди Лаундс. Я освещал дело Лектера в «Тэтлер». И книжку выпустил.

– Помню, – сказал Грэм, продолжая вместе с Крофордом двигаться вниз по лестнице.

Но Лаундс не отставал:

– Когда вы включились в расследование, Уилл? Удалось узнать что-нибудь новенькое?

– Я не желаю разговаривать с вами, Лаундс.

– Можно ли сравнивать нынешнего убийцу с Лектером? Как он их…

– Послушайте, Лаундс! – рявкнул Грэм, и Крофорд быстро встал между ними. – От ваших лживых статеек дерьмом несет, а ваша «Нэшнл тэтлер» годится только на подтирку. Убирайтесь!

Крофорд сжал Грэму локоть.

– Убирайтесь, Лаундс. Да поживее. Уилл, нам надо перекусить. Пошли, пошли.

Они скрылись за углом.

– Прости, Джек. Видеть не могу этого негодяя. Он приходил ко мне, когда я лежал в больнице. Пришел и…

– Знаю, – перебил Крофорд. – Я тогда еще здорово наорал на него, да, видно, все без толку.

Крофорд вспомнил фотографию, опубликованную в «Нэшнл тэтлер», когда следствие по делу Лектера уже завершалось. Лаундс пробрался в палату Грэма, когда тот спал, сдернул простыню и сфотографировал дренажную трубку, выходящую у него из живота. Газета напечатала снимок подретушированным, с черным квадратом в паху. Заголовок гласил: «Маньяк выпотрошил фараона».

В закусочной было светло и чисто. У Грэма дрожали руки, и он пролил кофе на блюдце. Он обратил внимание, что дым сигареты Крофорда нервирует парочку, в благоговейном молчании поглощавшую пищу в соседней кабинке, и мешает нормальному процессу пищеварения. Их раздражение висело в воздухе, смешиваясь с дымом. За столиком у самой двери ругались две женщины, очевидно мать и дочь. Тихие голоса, отвратительные гримасы гнева. Грэм кожей почувствовал исходящие от них волны злобы.

Крофорд был раздражен. Утром ему предстояло давать показания на суде в Вашингтоне, и он боялся, что это может затянуться на несколько дней. Прикуривая новую сигарету, он озабоченно взглянул сквозь пламя на руки и лицо Грэма.

– В Атланте и Бирмингеме теперь смогут сличить отпечаток большого пальца с отпечатками уже известных им сексуальных маньяков, – наконец проговорил Крофорд. – Мы тоже. А Прайсу уже приходилось отыскивать преступника по отпечатку одного пальца. Он просто заложит его в свою программу… «Искатель», что ли…

«Искатель» – компьютеризированное устройство для считывания и анализа отпечатков пальцев – мог идентифицировать введенный в него единственный отпечаток пальца.

– Когда мы его возьмем, этот отпечаток и следы зубов наверняка обеспечат приговор в суде.

– Сейчас нам надо постараться вычислить, что он собой представляет. В самом общем виде. Вот смотри. Допустим, он арестован. Ты входишь в камеру. Ты на него смотришь и говоришь себе: «Так я и думал!»

– Черт его знает, Джек. Я пока не вижу его лица. И вообще, мы, по-моему, ерундой занимаемся и только зря теряем время. Кстати, ты с Блумом говорил?

– Звонил вчера вечером. Он сомневается, что у убийцы склонность к суициду. Гаймлих того же мнения. Блум приезжал ненадолго в первый день, он сейчас принимает экзамены у аспирантов. И у него, и у Гаймлиха есть копии дела. Кстати, Блум передавал тебе привет. У тебя есть его чикагский телефон?

– Есть.

Грэму нравился доктор Алан Блум, маленький круглый человечек с печальными глазами, прекрасный судебный психиатр, наверное, даже лучший. Грэм ценил, что доктор Блум никоим образом не проявлял к нему своего профессионального интереса. На такое способен далеко не каждый психиатр.

– Блум говорит, что вряд ли удивится, если этот Зубастик оставил нам какое-нибудь послание. Он вполне мог нацарапать нам записку.

– Да, на стене в спальне.

– Блум думает, что это может быть урод или человек, считающий себя уродом. Но советует не придавать этому особого значения. «Я бы не стал охотиться за соломенным чучелом. Это может помешать работе и отвлечь внимание» – вот так он сказал. Он говорит, что так изъясняться он научился у аспирантов.

– Он прав, – согласился Грэм.

– Ты уже что-то в нем понял, иначе бы не нашел этот отпечаток? – спросил Крофорд.

– Да нет же, просто на этой проклятой стене был след, Джек. Не нужно приписывать мне все подряд. И ради всего святого, не жди от меня чудес, договорились?

– Мы все равно возьмем его. Ты ведь знаешь, что мы возьмем его.

– Возьмем. Так или иначе.

– Что ты имеешь в виду, говоря «так»?

– Ну, найдем улику, которую вначале проглядели.

– А «иначе»?

– Он будет заниматься этим снова и снова, пока однажды не наделает слишком много шума, забираясь в окно, и муж не схватится вовремя за ружье.

– А других возможностей нет?

– Ты, наверное, думаешь, что я смогу узнать его в толпе? Нет, Джек. Я не волшебник. Зубастик будет выходить на свою охоту еще и еще, пока мы его не вычислим или пока нам просто не повезет. Ему уже не остановиться.

– Почему?

– Потому что он узнал вкус всего этого.

– Смотри, все-таки ты кое-что знаешь о нем, – сказал Крофорд.

Грэм не ответил. Они вышли наружу и медленно двинулись по тротуару.

– Подожди следующего полнолуния, – произнес он наконец. – А там скажешь, много ли я знаю.

Грэм вернулся в отель и проспал два с половиной часа. Проснувшись в полдень, он принял душ и заказал кофе с бутербродами. Пришло время поближе познакомиться с присланным из Бирмингема делом Джейкоби. Грэм протер очки, уселся возле окна и раскрыл папку. Первые несколько минут он вздрагивал при каждом доносящемся до него звуке – будь то шаги в коридоре или стук двери лифта вдалеке. Но вскоре полностью погрузился в чтение.

Официант с подносом стучал, ждал, снова стучал и снова ждал. Наконец он оставил поднос под дверью и сам подписал чек.

Хойт Льюис, контролер электрокомпании Джорджии, остановил свой грузовичок под большим деревом в тихом переулке и, достав коробку с завтраком, блаженно откинулся на сиденье. Правда, открыл он коробку без особой радости, так как собирать ее приходилось теперь самому. Никаких записок, никаких шоколадок от жены.

Льюис уже почти расправился с бутербродом, как вдруг громкий крик над самым ухом заставил его вздрогнуть.

– Это что же, опять у меня на тысячу долларов нагорело?

Льюис обернулся и увидел в окне красное лицо X. Г. Парсонса. Парсонс был одет в шорты и сжимал в руках метлу.

– Простите, не понял.

– Вы что, хотите сказать, что я опять нажег электричества на целую тысячу? Теперь поняли?

– Не знаю, на сколько вы там нажгли, мистер Парсонс, потому что еще не смотрел ваш счетчик. А когда я сниму с него показания, то запишу их вот на этом листе бумаги.