— А где мальчики? — забеспокоилась мать.

Они обежали весь дом, звали малышей, ездили по ранчо и выкрикивали имена мальчиков, которые в тот момент задыхались в багажнике. День тогда выдался очень жаркий, и Скиппер надеялся, что дети быстро потеряли сознание и поэтому не слышали крики родителей в метре от себя. В один момент что-то — быть может, резкое движение птицы? — заставило его остановиться и открыть багажник. Там было как в печке — жарко и нечем дышать. В нем лежали обмякшие, посиневшие тела сыновей. Говорят, время лечит. Но это неправда, такое горе остается навсегда, и оно точит изнутри, даже когда в тебе живого места уж не осталось. Сиона переехала в Сан-Диего, снова вышла замуж и родила детей, а он остался на ранчо и каждый день видел место, где погибли его сыновья. Пастор дал Скипперу книгу стихов — да, ему, который со школьных времен не читал стихов, — размышления одного метафизика-кальвиниста, жившего в XVII веке в Массачусетсе. В первых же строках был вопрос, который пронзил Скиппера, когда он открыл багажник:

Коленопреклоненная трехсотлетняя скорбь, подобная камням под ногами, если и не облегчила его страдания, то хотя бы дала почувствовать, что он не одинок в своих мыслях о единении Бога и Природы. В последующие годы Скиппер часто перечитывал книгу, вынося из нее ощущение божественного порядка в хаосе вселенной. Иначе просто и быть не могло.

Старушка Бирч пила кофе, поглядывая на ворота.

— А вот и он. Вот и Халс. Бонни, приготовь мужу кофе, он любит погорячее.

Халс вошел с охапкой полевых цветов для Бонни и тут же спросил:

— Какого черта меня не подождали?

Он снял шляпу, обнажив коротко стриженную голову. Крепкая шея переходила в мощные плечи и руки, накачанные так сильно, что он с трудом мог вытянуть их по швам. Казалось, все лицо Халса ужалось до щек и грубоватой формы носа — это был серьезный человек, который редко улыбался. Враги знали его как мерзкого сукиного сына, который мало чем брезговал.

Вслед за ним вошли два ковбоя: Рик Фисслер — новоиспеченный фермер, которому была нужна компания, и Нойс Хайр, у которого пол-лица было обезображено шрамами. Они вымыли руки. Скиппер нанял их, когда они поменяли свои взгляды на ведение хозяйства. Изменения заключались в том, что стадо теперь постоянно перемещалось, не истощая землю и не уничтожая водные запасы, а еще в размере стад: лучше делать их меньше, чем загонять весь свой скот в лес. Братьям требовались помощники, но, к их удивлению, найти ковбоя оказалось непросто.

— Черт подери! — воскликнул как-то Скиппер. — Может, нам научить кого-нибудь этому делу?

И он отправился на проходящую в местной школе ярмарку вакансий с табличкой:

Это объявление вызвало множество смешков, но пробудило любопытство у Рика Фисслера — паренька, уставшего от жизни в трейлере близ шахт.

— На лошади ездить умеешь?

— Нет. Я хотел попробовать себя на флоте, но лучше стану… лучше займусь этим, — показал он на табличку. — А научиться обращаться с лошадьми можно, только живя на ранчо.

Скиппер записал имя паренька и велел прийти в субботу утром, не особенно надеясь увидеть его снова. Фисслер приехал на детском велосипеде, колени торчали в стороны, как ножки кузнечика. К рулю были привязаны разноцветные ленточки. Скиппер пригласил его на завтрак.

— Бедняга Рик совсем оголодал, — заметила Бонни, когда Фисслер вышел. — Он все смёл: семь или восемь тостов, три яйца, бекон, жаркое. Молока много выпил. А еще шесть порций картошки умял.

— И с лошади упал раз шесть, — ответил Халс. — Не скоро мы из него сделаем нормального работника.

Как и многие тысячи фермеров на западе страны, Халс стремился выстоять под напором сил, которые пытались его сломить. Он спешил. Боролся с полузасушливым климатом, неистовствующей погодой, решениями правительства, тупыми банкирами, сорняками, безумными правилами на рынке мяса, нехваткой воды, злобными соседями. Халс не был гибким человеком. У него все могло бы получиться, если бы только все проблемы разрешались сами собой.

— Халс, что ты сегодня утром видел? — спросила его мать. — Орлы опять гнездятся на холме?

— Не знаю, не проверял. Хотя вряд ли, там же овцы пасутся. А еще дым принесло от орегонских пожаров. Я вообще мало чего видел, кучу времени потратил, слушая Шота Матцке. Его шурин Тай Сидин только что продал свою землю какой-то корпорации за два с половиной миллиона долларов. Это огромные деньги, но его ранчо стоило больше. Чертовы пираты распродают землю небольшими участками, населяя их прирученными лосями. Половина из тех, кто покупает землю, работают дома. Вот тебе и Новый Запад. Они даже не ведут хозяйство. Им это ни к чему, ведь, просто сидя в кресле и глядя на лосей, они зарабатывают столько, сколько нам и не снилось. Шот сказал, в прошлом году у его шурина не раз возникали проблемы с синтетическими полотенцами. Какие-то сволочи бросали их за забор на съедение коровам. Он так семнадцати голов лишился. Не удивлюсь, если этих людей наняла корпорация, чтобы убедить его продать ранчо. Господи, налейте-ка мне еще кофейку. Рик, Нойс, вы кофе не хотите?

Нойс попросил грейпфрутовый сок, а Рик — колу со льдом. Мужчины сели за стол вместе.

— Смеялся он небось над тобой, этот Шот Матцке. Сам ведь знаешь, — сказала ему мать. — Я уже готова поверить в существование какого-то заговора. Наверное, есть могущественная международная организация, целью которой является установить контроль над всеми ранчо и фермами, чтобы потом распоряжаться поставкой пищи во всем мире. В конечном итоге, именно они будут решать, кому жить, а кому умирать.

— Ну ты и придумала, — бросила Бонни, передавая свекрови блюдо с только что приготовленным печеньем.

— Дети еще спят? — удивился Халс, заметив три полные тарелки.

— Возятся там, наверху, — ответила Бонни, придвинув к нему миску с яйцами.

— Эй! — закричал Халс, задрав голову. — Давайте ноги в руки и быстро вниз. У нас сегодня дел по горло.

Скиппер взял себе два печенья и положил на тарелку.

— «Хлеб ангелов из небесной муки», — побормотал он очередную строку из книги. — Надо было все же пристрелить ту бедную старую олениху. Уши обвислые — наверное, паразиты завелись, — ходит там за тополем.

— Да, точно, — отозвался Нойс. — Я видел утром. Она медленно умирает.

— Мало того, что фермеру надо заботиться о коровах, ему еще приходится о дикой природе думать, — сказал Халс. — Главное в нашем деле — держаться до последнего и делать все так, чтобы, когда придет пора отдавать Богу душу, ты мог сказать, что это ранчо твое. Вот как я думаю.

Правда, он редко встречал фермеров, которые умирали на своих ранчо; обычно все продавали землю и уезжали в город, устраивались где-нибудь в Санта-Монике или Таксоне. По нему, так лучше уж быть подстреленным при попытке перелезть через забор.

— Аминь, — закончила его речь миссис Бирч.

На втором этаже послышались смешки.

— Чего вы там развеселились? — прикрикнула Бонни.

— Да тут Шерил вырядилась, только погляди.

На лестнице показались босые детские ножки.

Младшая дочь надела белые кальсоны и нацепила розовый бюстгальтер, который Бонни оставила сушиться в ванной. Вид у малышки в этом одеянии был дурацкий. Рик Фисслер взглянул на Бонни и покраснел.

— Не доросла ты еще такое носить, — сказал Халс. — Подожди, пока впору будет. И марш переодеваться, пока я не разозлился.

— Знаешь, — протянул Скиппер, доливая кофе себе и Халсу. — А ведь у нас тоже неспокойно. Полотенцами тут не разбрасываются, зато ворота открывают. Помнишь, как прошлым летом кто-то за ночь открыл десяток ворот? Это не случайность. А в пригороде Каспера разрезали сетку. И досюда доберутся.