Этот свидетель — Роберт Вильтон (Wilton), корреспондент «Таймса», лично переживший большевистскую революцию, во французском издании его книги воспроизведён официальный список руководителей большевистских учреждений (в английском издании книги этот список опущен). Из этих документов видно, что ЦК большевистской партии, т. е. высшая власть в стране, состоял из трёх русских (включая Ленина) и девяти евреев.[17] Следующий по значению правительственный орган — Центральный Исполнительный Комитет состоял из 42 евреев и 19 русских, латышей, грузин и прочих. Совет Народных Комиссаров насчитывал 17 евреев и 5 лиц других национальностей. Московская Чрезвычайная Комиссия руководилась 23 евреями и 13 «прочими».[18] Среди 556 высших большевистских руководителей, имена которых были официально опубликованы в 1918…19 гг. было 448 евреев. ЦК маленьких «оппозиционных» партий, социалистических и прочих (в самый первый период своего господства большевики допускали видимость «оппозиции» с целью обмана народа, привыкшего видеть при царе оппозиционные партии), насчитывали 55 евреев и 6 прочих. Имена названных лиц приводятся в подлинных документах, опубликованных в упомянутой книге Вильтона (заметим, что аналогичным был состав и двух кратковременных большевистских правительств вне России — в Венгрии и Баварии).
Вильтон приложил много усилий, к сожалению не оценённых по достоинству, чтобы информировать читателей английских газет о происходящем в России; сломленный поднявшейся против него травлей, он умер немногим позже в возрасте около 50-ти лет (одна из многих «преждевременных» смертей). Он вовсе не гнался за известностью, описывая события величайшей важности, когда-либо встретившиеся на профессиональном пути журналиста; эти события буквально обрушились на него. Воспитанный и получивший образование в России, он превосходно знал страну и владел её языком, пользуясь заслуженным уважением как в русских кругах, так и в британском посольстве.[19] Он наблюдал за петроградскими беспорядками из окна бюро Таймса, по соседству с департаментом полиции, где нашли убежище министры рушившегося режима. Между появлением Временного правительства весной 1917 года и захватом власти большевиками в октябре, ему пришлось сообщать о совершенно новом явлении в мировой политике: захвате еврейской властью деспотического господства в России и открытого руководства силами мировой революции. Здесь ему быстро пришлось убедиться, что сообщать правду о происходящем ему не будет позволено.
Эта до тех пор неизвестная история описана с неожиданной откровенностью в «Официальной Истории Газеты Таймс», вышедшей в 1952 году. В ней обнаруживается скрытый механизм, действовавший уже в 1917 году с целью предотвращения проникновения на Запад правды о русской революции. В книге высоко оцениваются репортажи Вильтона и его положение, как корреспондента в России, до 1917 года. После этого тон сообщений о нём вдруг резко меняется. Резкие предостережения Вильтона о том, что ожидает Россию в 1917 году, как пишется в истории Таймса, «не повлияли на политическую линию газеты, отчасти потому, что их автор не пользовался полным доверием».
Почему это вдруг он перестал «пользоваться полным доверием», если его прежние труды и репутация были столь отличными? Причины этого вскоре выясняются. Как пишется далее, Вильтон стал жаловаться, что его сообщения заминают и не печатают. После этого в «Таймсе» начали печататься статьи о России, написанные авторами, имевшими об этой стране весьма слабое представление. В результате и передовицы «Таймса» стали писаться в тоне, возмущавшим Вильтона и ставшем хорошо знакомым в течение последующих десятилетий, например: «кто верит в будущее России, как свободной и действенной демократии, должен следить за укреплением нового режима с терпеливым доверием и искреннимоправданием». (Заметим, что всё, происходившее с Вильтоном, как и всё, что пришлось испытать в Лондоне полковнику Репингтону, упоминавшемуся выше, повторилось на опыте автора этих строк и других журналистов в Берлине в 1933…38 гг.).
В России началось восьмимесячное междуцарствие, подготовившее переход власти от масона Керенского к чисто еврейскому режиму Ленина и K°. Именно в это время Вильтон вдруг потерял «доверие» своей газеты, и о причинах этого в «Официальной истории Таймса» говорится: «Вильтону весьма повредило, что одно из его сообщений… произвело в сионистских кругах и даже в министерстве иностранных дел впечатление, что он антисемит». В «сионистских кругах», как заметит читатель, даже не в коммунистических, сотрудничество тех и других становится здесь очевидным. С чего бы это вдруг «сионистам» (желавшим получить от британского правительства еврейский «очаг» в Палестине) надо было обижаться на то, что английский корреспондент в России сообщал о подготовке русских евреев к захвату там власти? Вильтон сообщал о характере этого процесса, и это было его обязанностью, как корреспондента. Однако, по мнению «сионистов», одно это уже было «антисемитизмом», а одного этого предположения было достаточно, чтобы издатели газеты потеряли к нему «доверие». Спрашивается, что он должен был делать, чтобы сохранить это «доверие»? Очевидно сообщать о событиях в России в ложном свете. От него ожидалось, ни много, ни мало, чтобы о самом главном из того, что происходило в России, он не писал ни слова!
Читая эту весьма вразумительную «Историю Таймса», автор задавал себе вопрос, какими путями «сионистские круги» смогли распространить в министерстве иностранных дел, а это министерство, в свою очередь, в редакции газеты мнение, что Вильтон — антисемит? Историки привыкли к тому, что, подобно одинокому золотоискателю, они затратят много труда, получив взамен очень мало, однако, в данном случае, автор был поражён, натолкнувшись на крупный самородок правды в «Официальной истории Таймса» через 35 лет после описываемых событий. В нём значилось, что начальник отдела пропаганды Форин Оффиса послал издателю Таймса сообщение одного из своих сотрудников, приводившее упомянутое выше обвинение (первоначально напечатанное, по всей видимости, в одном из сионистских листков). «Официальная История» даже называет фамилию этого усердного «одного из сотрудников». Им оказался некий молодой человек Реджинальд Липер, который 30 лет спустя (уже как сэр Реджинальд) стал британским послом в Аргентине. Автор этих строк поинтересовался с помощью «Who is Who» карьерой Липера, и нашёл, что его первая служба началась (в возрасте 29 лет) как раз в 1917 году: «поступил на службу в международный отдел Департамента информации (мин-ва иностр. дел) в 1917 году». Меморандум Липера о Вильтоне был послан в «Таймс» в начале мая 1917 года. Другими словами, если он начал служить в министерстве первого января, то когда он послал в «Таймс» донос на одного из его лучших сотрудников, проработавшего в газете 17 лет, его стаж государственной службы составлял ровно четыре месяца, чего оказалось, однако, достаточным для немедленного эффекта: «Официальная История» пишет, что с этого момента все сообщения Вильтона о решающем периоде в истории России либо не доходили по адресу, либо же игнорировались. Заметим снова, что издателем «Таймса» было то же лицо, на которое жаловался полк. Репингтон в 1917…18 гг. и кому автор этой книги послал в 1938 г. заявление об уходе по той же причине невозможности работать далее в согласии с правилами честного журнализма.
Некоторое время Вильтон продолжал бороться, протестуя против замалчивания и извращения его статей, а затем, в качестве последней услуги честному журнализму, он написал обо всём, что он к тому времени узнал, в своей книге. Он распознал и описал действия режима, показывавшие его особую сущность: закон против «антисемитизма», преследования христиан и христианства, канонизацию Иуды Искариота и талмудистский отпечаток пальцев на стене полвала, где были убиты Романовы.
