– Волнения в татарской среде могут привести к гибели Каффы,– возразил Александр.
– Все это понимают, но пришлось выбирать между вариантом плохим и очень плохим, сказал консул.
– Не думаю, что вы сделали правильный выбор,– ответил Александр. – Но, в любом случае, это ваше внутреннее дело. Чем Феодоро может помочь Каффе, если турки начнут осаду города?– спросил князь.
– Мы надеемся, что когда наступит решающий момент, мы подадим вам сигнал, и вы ударите в спину туркам. Совместными усилиями нам удастся обратить османов в бегство.
– План вполне реальный,– ответил князь. Наш постоянный представитель в Каффе готов обсудить с вами все детали. Если Кафа подвергнется осаде, то в нужный момент по голубиной почте вы нам пошлёте условленный сигнал. Но если спину туркам прикроют татары, боюсь, нам будет очень сложно вам помочь. Народ Феодоро не одобрит войну с татарами. Потому что мирные жители татарского царства – таты – наши кровные родственники. Надеюсь, и Каффе и Феодоро удастся совместными усилиями противостоять Османской угрозе.
На этом совещание закончилось. Консул пригласил Александра поужинать в кругу его семьи. Александр согласился. Во время ужина Александр ещё долго обсуждал с консулом детали взаимного сотрудничества. После ужина князя провели в отведенную для него комнату.
Солнце село. Закончился последний майский день. На башне Христа ударили в колокол. Закрывались таверны, лавки, притоны. Скоро жизнь в городе замерла, и только собаки нарушали ночную тишину. Из окна было видно море. Лунная дорога пролегала от крепости до самого горизонта.
На следующий день рано утром Александр, в сопровождении вестиаритов, верхом направился в Солхат и Кырк Ер, собираясь встретиться с Менгли-Гиреем. Ещё вчера князь приказал командиру галеры самостоятельно следовать в Каламиту, взяв на борт семьи желающих вернуться домой феодоритов.
Кортеж князя выехал из ворот цитадели, и копыта коней застучали по чистым мощёным улицам и площадям города, мимо красиво оформленных в виде скульптурных композиций колодцев и фонтанов – цистерн, к которым вода подавалась по гончарным трубам от источников у подножья гор. Проехали арабский квартал Тугар-аль-Хасс, где с вершины минарета неслась к ясному небу Таврики хвала Аллаху.
Постепенно просыпался гигантский город, распахивались двери притонов, таверн, лавок, многочисленных мастерских. Начиналась обычная трудовая жизнь для его жителей, поделённых по религиозным, национальным и профессиональным признакам на шестьдесят огромных кварталов – контрадо со своими католическими и православными храмами, синагогами и мечетями, и говорящих на особом, каффинском языке, вобравшем в себя слова и наречия многих народов. Когда-то, Кафу, греческую Феодосию, аланы назвали «Ардабда», что на их языке означало «Город семи богов».
Князь ехал по улицам, по которым за много лет прошло бесчисленное множество рабов, захваченных татарами в странах Восточной Европы. Гигантский город, разделённый взаимной ненавистью и объединённый жаждой наживы, теперь был поставлен судьбой на край гибели, которую почти все призывали, приближали, как могли, но никто в неё серьёзно не верил.
Наконец, древняя Каффа осталась позади. Дорога шла на подъём. Внезапно, раздался крик: «Посмотрите на море!». Все обернулись и увидели на горизонте бесчисленное множество парусов.
В Каффе тревожно забили колокола. Народ высыпал из домов на улицы и вглядывался в блестевшую в лучах восходящего солнца, морскую даль.
– Турки,– сказал один из телохранителей, и ощущение надвигающейся катастрофы тревогой сжало сердца.
Скоро Александр с вестиаритами пересекли границу с Крымским ханством. На дороге было оживлённое движение. Верхом на верблюдах, на ослах и маленьких татарских лошадях ехали черноусые и черноглазые татары в круглых шапках с видом царственным и спокойным, а рядом бежали их рабы. Опережая обозы быстрым аллюром – аяном, проносились мимо одинокие всадники.
Щуплые татарские лошадки слишком горячие, нервные, не приспособленные для перевозки грузов, поэтому, дорога была запружена верблюдами, ослами, буйволами, впряжёнными в тяжёлые возы – мажары.
Небольшие татарские селения с плоскими, жмущимися к земле и друг к другу домиками, сложенными из нетёсаных камней, глины, брёвен, иногда вовсе без окон, возникали совершенно неожиданно из глухой лесной чащи.
Когда кортеж Александра подъезжал к Солхату, ему навстречу из-за поворота выехал большой отряд татарских всадников. Увидев штандарты князя Феодоро, передние всадники остановились, и к Александру на чёрном жеребце подъехал сам хан Менгли Гирей.
Несмотря на достаточно тёплый день, хан был одет в темно-синий, расшитый золотом халат. Поверх халата, подпоясанного красным кушаком, был надет красный кафтан. На голове - низкая татарская шапка, отороченная мехом. На ногах сапоги из красной кожи - чизме. Его лицо мало изменилось со времени их последней встречи: те же чёрные усы, широкая окладистая борода, тонкие брови, слегка раскосые глаза. Следом за Менгли на вороном нервном жеребце подъехал его ещё совсем юный брат и калга - наследник престола - Ямгурчи. На Ямгурчи был голубой кафтан, надетый на расшитый золотом розовый халат, и почти такая же шапка, как у Менгли. Оба брата, несмотря на разницу в возрасте, были чрезвычайно похожи друг на друга. Лицо мальчика казалось не по-детски строгим, как у взрослого. Его одежда тоже была взрослой.
Александру всегда казалось, что у татарских мальчиков нет детства. Они сразу становятся взрослыми.
Улыбка на мгновение изменила хмурое лицо хана, когда он встретился глазами с молодым князем.
– Здравствуй, Александр! Я рад видеть тебя в добром здравии, рад, что ты вернул себе корону отца твоего, Олубея. Куда путь держишь, князь?
– Здоров будь и ты, светлейший хан! Здоровья твоей семье, брату твоему достойному Ямгурчи! К тебе еду, говорить о той беде, что надвигается на наши земли. Надо обсудить, что делать будем. Ведь мы живём вместе и вместе нам решать надобно все наши дела.
– Ты прав, князь, но взбунтовались мои подданные, и вынуждены мы с братом искать спасение за стенами дружественной Каффы. Сейчас к Солхату приближается от Кырк-Ера войско мурзы Эминека. Диван поддержал мурзу. Я не могу сражаться со своим народом. Уж прости, но не со мной тебе придётся говорить. Мурза Эминек пригласил Турка, положил независимость ханства на алтарь своего честолюбия. А с Севера к ханству подступает Большая Орда с ханом Ахмад ибн Мухаммед ибн Тимуром во главе. Как там будет дальше, не знаю, но я снимаю с себя всякую ответственность за судьбу своей страны. Думаю, не останется на земле свободного, независимого ханства, а возникнет лакейское государство, не имеющее собственного независимого хана, собственной политики. Прощай, князь. Я желаю Феодоро выстоять в борьбе с Турком, отстоять свою свободу.
– Прощай и ты, хан. Я видел турецкие корабли. Они на подходе к Каффе. Поспеши, иначе турки успеют высадиться и обложить город. Если выстоит Каффа, выстоит и Феодоро. Вместе с ханством мы были бы непобедимы. Сейчас всё решит Господь.
– Всё решит Аллах,– согласился Менгли, и дал знак своим воинам посторониться, пропустить князя. Проезжая мимо татар, Александр насчитал тысячу всадников.
Наконец, кортеж князя проехал мимо Карасан-Оба, "горы Святого Креста". Белой точкой сверкал на фоне темного леса храм монастыря "Сурб-Хач", по-армянски - "святой крест", откуда расходятся дороги на Сольдаю, Каффу, Коктебель, Отузы. Впереди показались оборонительные стены города с башнями и глубоким рвом: огромный город Кырым, слившийся с генуэзским посёлком Солхат, открылся перед ними.
Учителя рассказывали Александру, что в древности это был самый большой и знаменитый город Таврики, который назывался Тафр. В нем обитал народ Магомета, пришедший из Азии. Остались лишь развалины храмов магометанских в самом городе и за городом с халдейскими надписями, высеченными на огромных камнях. Жил здесь народ персидский, арии. В первейшем из городов процветали науки и искусства, но сейчас лишь эти древние развалины свидетельствуют о его былом величии.