Единственное, что мне было велено, это надеть самый лучший костюм, потому что я шел на встречу с тем, кто был очень важен в этом путешествии.

— Ты должен осознавать все, что происходит, — сказал Хамид, — даже если ты не понимаешь то, что говорят. Будь внимателен и выражай должное почтение. Это очень важно сегодня.

В молчании мы приехали на другой конец Стамбула, в жилую часть города, остановившись напротив дома, который стоял на некотором расстоянии от дороги. Когда Хамид постучал, дверь немедленно открыла женщина, которая проводила нас в большую комнату, заново обставленную и очень современную на вид. В одном конце комнаты стоял диван и низенький столик перед ним. Женщина положила шоколад на стол и предложила нам рассаживаться. Стул, который предложили мне, был как раз напротив середины дивана. Вскоре к нам присоединились несколько членов его семьи и другие гости. После того как нас представили, наступила тишина.

Скоро открылась дверь, и вошел старик. Он был высокий и худой, его редкие волосы были почти белыми. Старик был очень хилым, но первое, что я заметил, были его глаза. Они были темные и глубоко посаженные, его взгляд был прямым и непреодолимым. Остановившись на секунду на пороге, он осмотрел комнату, молча поприветствовав каждого своим необычным взглядом, задерживая его на мгновение на каждом из нас, а потом переводя его на следующего. Его жена взяла его за руку и проводила на другой конец комнаты к дивану, где он уселся напротив меня. Он ничего не сказал, только откинулся назад и некоторое время глубоко дышал. Его жена, сидевшая на стуле справа, наклонилась, открыла коробку шоколада и передала ее старику. Он улыбнулся, очевидно, с удовольствием, но настоял, чтобы каждый из нас угостился, прежде чем он сам взял шоколад. Я был поражен, как он жевал шоколад деснами, поскольку у него на самом деле не было зубов.

После довольно продолжительного времени он повернулся к Хамиду и задал ему вопрос. Последовал диалог, в котором часто упоминались имена, слышанные мной ранее, а особенно Мевлана Джелаледдин Руми и Конья. Наконец, старик откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Казалось, что он отдыхал; в комнате царила полная тишина, и все в комнате закрыли глаза. Я сделал то же самое, стараясь быть открытым всему, что происходило. Через несколько минут я почувствовал, что кто-то легонько трогает меня за плечо. Это была жена старика. Улыбнувшись мне, она указала на диван. Старик медленно поднимался на ноги, поддерживаемый с двух сторон родственниками. Выпрямившись, он начал говорить что-то по-турецки, его глаза были закрыты, а правая рука вытянута вперед. Я почувствовал, что невероятная волна эмоций разлилась во мне. Как будто я получал благословение. Затем он открыл глаза и наклонился вперед. Держа свои руки у меня над головой, он дунул, и произнес: «Ху». Затем, взяв меня за руки, он пристально посмотрел на меня и, сделав это, он снова заговорил по-турецки. Через две минуты он ушел из комнаты в сопровождении своей жены, обернувшись к нам, чтобы еще раз поднять руку над всеми нами и дунуть в комнату. Хамид наклонился ко мне.

— Все в порядке, — сказал он. — Он принял тебя. Он велел тебе немедленно отправляться в Копью.

— Но я уже был в Конье.

— А теперь тебе надо вернуться туда, — сказал он. — Ты должен посетить гробницу Мевланы; но предварив ель-но ты должен приготовиться. Выразив свое почтение Шамси Табризу, ты должен просидеть перед гробницей Мевланы три дня и три ночи, чтобы увидеть, будешь ли ты принят на этот раз».

— Что еще он сказал мне? — спросил я. — Я почувствовал благословение.

— А-а, — ответил Хамид, — это он молился о тебе, но боюсь, что я не могу сказать тебе, что это было. Кстати, человеком, который приходил к тебе в пансион, была продавщица овощей с рынка. Она пришла к нашей двери и сказала: «Я слышала, что у вас живет друг, который очень любит овощи. Я принесла ему немного». Ты видишь, если бы ты не был на Босфоре, ты бы научился чему-нибудь. Запомни, что есть только Одно Абсолютное Существо, и Оно проявляет Себя в различных формах. Я не знаю продавщицу овощей, но ее приход стал для меня знаком, сказавшим мне кое-что, именно поэтому я привел тебя сегодня сюда.

С этим он ушел, попрощавшись с родственниками старика. Я не спросил его, кто был этот человек. Это было излишним, потому что я знал, что произошло нечто важное, и действительно сказать было нечего. Молча мы доехали до дома, а немного позднее в тот же день я еще раз сел в автобус, направлявшийся в Конью.

ДЕСЯТАЯ ГЛАВА

Как волны над моей головой описывают круг, Так в священном танце вертишься ты и кружишься. Танцуй же, о сердце, вертящимся кругом будь. Сгори в этом пламени — не свеча ли Он?

Мевлана Джелаледдин Руми

Позволь Твоему слову, Господь, стать выражением моей жизни.

Хазрат Инаят Хан

Хозяин отеля принял меня так, словно я был гостем в его доме, отнеся мои вещи в ту же комнату, в которой я спал несколькими неделями ранее. На этот раз он настоял, чтобы я поел, и принес поднос с халвой, медовыми пирожными и кофе. Он вовсе не удивился, увидев меня снова, и очень вежливо спросил, чем я занимаюсь. Я знал, что ему не терпелось узнать, зачем англичанин опять вернулся в Конью в это холодное зимнее время, но я едва ли мог объяснить даже самому себе, как оказался здесь еще раз.

В тот вечер, когда я сидел в своей комнате, пожелав спокойной ночи хозяину, мой разум был занят данным мне заданием — просидеть три дня и три ночи перед гробницей Мевланы Джелаледдина Руми.

Из прочитанного мной я знал, что Конья была великим духовным центром семь столетий назад, во времена Руми. Многие суфийские мастера собирались в этом городе, и все основные религии мира пришли в Малую Азию на как будто заранее подготовленное пересечение путей, слияние воедино внутренних истин, подчеркивающих внешние формы религий. В это время из Китая пришел Буддизм, и, конечно, к этому времени Конья уже являлась великим центром Иудаизма и Христианства, а также Ислама.

Я читал, что Руми родился в Персии в 1207 году. Он поселился в Конье, где, как полагают, у него было десять тысяч последователей и где он умер в 1273 году. Имя Руми тесно связано с именем Шамси Табриза, «Солнца Тебриза». Существует множество рассказов о первой встрече этих двух необыкновенных людей. В одной из таких историй говорится, что во время их первой встречи Шамси Табриз схватил рукописи книг, которые до этого момента были делом всей жизни Руми, и бросил их в колодец со словами: «Ты хочешь получить их обратно? Я обещаю, что они будут сухими». В это решающее мгновение Руми признал в Шамси своего духовного учителя и бросил рукописи, представлявшие его прошлую жизнь. Оставив свою семью и своих учеников, он последовал за Шамси в уединенное место и оставался там два с половиной года. Ученики Руми рассердились на Шамси и, как говорят, в конце концов убили его, хотя его тело так и не смогли найти. Но к этому времени его работа была выполнена, и в течение семи столетий влияние Руми распространялось по миру через его мистические труды, стихи и через орден Дервишей Мевлеви, который был основан на его учении.

Это было все, что я действительно знал о нем, и все же я не совсем верил в то, что присутствие великого суфий-ского мастера существует до сих пор, даже семь столетий спустя после его смерти. Предположительно, я уже имел опыт, на что похож открытый контакт с живым присутствием человека, умершего много лет тому назад, но теперь я вспомнил, как Хамид сказал мне в Англии, вручая почтовую открытку: «Однажды, Божьей волей, ты посетишь это место; и если ты сделаешь это, то ты будешь знать, что твое настоящее путешествие началось».

На следующее утро, исполнив ритуал омовения с особой тщательностью, я направился к могиле Шамси Табриза. На этот раз ворота были открыты. Площадь перед зданием была пуста. Ветер кружил обрывки бумаги вокруг деревьев, а мелкие капли холодного дождя сверкали на тротуаре. Прямо около двери стояла полка для обуви, на которой были аккуратно расставлены три или четыре пары обуви. Я разулся и вошел в комнату. В тусклом свете масляных ламп, горевших на другом ее конце, я смог разглядеть только силуэты группы молившихся людей.