— Откуда ты знаешь? — заорал он на меня. — Что ты знаешь об этом? Ты до сих пор не хочешь слышать то, что я тебе говорю. Верить, верить и верить! Если бы ты приехал с развязанными руками и верил в Бога, разве это могло произойти? Ты знаешь, что не существует такой вещи, как случайность. Поэтому слушай меня, и я назову тебе причину, по которой тебя вызвали в Лондон.
Когда ты вступаешь на этот путь, нельзя повернуть обратно. Но, приехав сюда, ты стал самодовольным. Я наблюдал за тобой. В своей гордыне и надменности ты полагал, что чего-то достиг. Но тут нечего достигать, есть только жизнь в служении. Но ты продолжал одухотворять свое эго, всегда связанное с твоими мнениями и концепциями. Цель путешествия лежит далеко за пределами того, что ты можешь постичь.
Ты думал, что это было простое совпадение или, возможно, даже по глупости твоего делового партнера тебя вызвали в Лондон. Но это не так. Вместо того чтобы полностью сдаться и верить в Бога, ты оставил малую толику того, что, как ты думал, помогло бы тебе вновь обрести комфорт в Лондоне. Разве это не так?
В это мгновение я как никогда сожалел, что начал это путешествие. Я был посрамлен. Я знал, что он говорил правду. Я оставил дела таким образом, чтобы это создало мне своего рода страховой полис, чтобы я мог вернуться к прежней жизни, как будто ничего не произошло. Сделав такие приготовления, я совершенно забыл о них. И хотя было ясно, что мой партнер вызвал меня, чтобы я помог ему разобраться с проблемами, возникшими с продажей нашего антикварного дела, он просто сыграл свою роль в том, чтобы продемонстрировать мой недостаток веры.
— А теперь слушай меня. Я не заинтересован в том, чтобы ты себя жалел, и более того, я с тобой еще не прощаюсь. Есть и другая причина, почему я так расстроился, когда ты уехал в Англию. Очень важное совпадение событий привело нас обоих к Марии в Эфес. Именно тогда ты был посвящен в начала внутреннего пути, основу которого составляет то, что я пытался передать тебе. И если ты уже вступил на этот путь, то необходимо, чтобы ты работал над собой вдвое усерднее, чтобы ты имел возможность перейти на следующую ступень развертки мистерии. Но как только эта развертка началась для тебя, ты сбежал в Англию, полностью уничтожив непрерывность нашей совместной работы. Все это произошло из-за твоего нежелания пожертвовать своей безопасностью, поэтому тебе пришлось возвращаться. Вот почему ты не должен оставлять что-либо незавершенным — можешь быть уверен, что любое незаконченное дело не позволит тебе сделать следующий шаг к полному согласию. И теперь, когда ты вернулся, ты должен снова подтвердить свое согласие, если мы будем работать вместе.
Он замолчал ненадолго, как будто он думал, как продолжить: — Если ты на самом деле говоришь «Я хочу», осознанно, по Божьей Воле, то мне очень жаль тебя, поскольку я знаю, на какие жертвы тебе придется пойти, прежде чем тебе будет даровано знание нашего исключительного Единства с Господом.
Если ты хочешь познать истину, ты должен научиться по-новому посвящать себя с каждым вдохом, сделанным тобой, приближаться к Господу с каждым шагом. Каждое утро, проснувшись, ты должен молиться, чтобы тебе позволили встать на путь служения, не прося ничего взамен для себя. Теперь ты должен решить. Действительно ли ты готов продолжать, безоговорочно посвятить себя Работе Господа на Земле.
Я понял, что стал ближе Хамиду, чем когда-либо, и что я стал способен верить больше.
— Да, — ответил я. — Я хочу.
Хамид встал и обнял меня, как будто я был его сыном.
— Я рад, что ты вернулся, — произнес он. — Я очень скучал по тебе.
Теперь мы оба плакали, и поток нашей любви смыл все прошлое.
— Спасибо тебе, — сказал я. — Спасибо, что снова принял меня и был терпелив со мной.
— Когда ты будешь знать, — ответил он, улыбаясь, — ты будешь говорить «Спасибо тебе» каждую секунду, поскольку каждая секунда, по сути, безупречна. Однако Его пути прекрасны. Извини, что иногда был слишком строг с тобой, но, боюсь, что людям приходится учиться в строгости.
А теперь мы будем отдыхать, а завтра утром ты придешь ко мне как обычно, и мы посмотрим, что делать дальше.
И еще, ты должен знать, что девушка исчезла в тот же день, когда ты уехал в Англию. Я не сказал тебе раньше, потому что до тех пор, пока я не решил вновь принять тебя, это было не твое дело. Я слышал, что она отправилась в Анталию, но, кажется, никто там ее не видел. Я проверил все гостиницы, опросил всех агентов по путешествиям, но не нашел никаких ее следов. Она уже проделывала это раньше, но ты должен вспоминать ее в своих молитвах. Она так хочет, чтобы ей помогли.
На следующее утро вместо обычных занятий в комнате мы отправились на прогулку по берегу. Молча мы дошли до амфитеатра. В последний день я почти дошел до того, что Хамид называл состоянием полного смятения, до точки, с которой мы обычно поворачиваемся к Богу и открываем, что вся наша собственная важность это иллюзия. Я впал в отчаяние, когда понял, что не знаю вообще ничего, что не способен даже посодействовать изменениям, которые мне необходимо было произвести в самом себе. И еще Хамид сказал мне, что именно в этот самый момент мы понимаем свое бессилие, которое мы ощущаем перед началом пути познания.
Мы сидели на камнях, глядя на океан. Хамид все еще молчал, но его молчание, как и обычно, несло в себе больше энергии, чем его слова. Казалось, что для него был бесценен каждый момент, а глубина его чувств добавляла размаха каждому действию или опыту, переживаемому вместе. Чем больше мы находились вместе, тем меньшее значение для меня имело время, пространство было проглочено поездками из Стамбула в Лондон и обратно. Невидимая структура времени, позволяющая нам ощущать расстояние, разрушалась, и иногда были мгновения, когда я испытывал великий ужас, понимая, что у меня остается все меньше и меньше того, за что можно было бы цепляться, все меньше и меньше опор, чтобы питать иллюзии, которыми я дорожил.
Хамид встал на камень, на котором мы сидели, и вытянул руку, чтобы показать широкий изгиб берега. Утро было прекрасно. Холодный ветер утих, солнце светило ярко, заставляя море сверкать и переливаться. Было очень тихо; я слышал только скрип весел на рыбачьих лодках за утесами.
— Как красиво, не правда ли? — спросил он меня. — Единственная цель любви — это красота. Жизнь должна стать актом любви. Наполни каждого вокруг себя свободой этого духа. Никогда не позволяй своим страстям контролировать тебя, но имей смелость жить страстно. Потому что пока ты полностью не проникнешься любовью, ты не узнаешь Господа!
А теперь скажи мне, что ты действительно понял с тех пор, как мы вместе? Не умом, а сердцем?
Я боялся подобных вопросов. Было достаточно сложно оттолкнуться от своих прежних концепций, но все же еще сложнее было пытаться выразить словами те маленькие фрагменты понимания, о которых я мог честно сказать, что осознал.
— Я думаю, что самое важное, — начал я, — заключается в том, что все, что я вынес из предыдущих учений, не является истинным. Были моменты, вспышки озарения, но все остальное время я просто собирал массы информации, которая теперь кажется бесполезной.
Хамид улыбнулся.
— Это не так уж и плохо, да? — спросил он.
— Я не знаю, но вчера вечером я почти впал в отчаяние, потому что когда ты сказал, что стремиться было не к чему, все мое прошлое показалось мне бесцельным, просто великая трата времени. Я больше не считаю себя счастливым. Я вообще не знаю, что я чувствую».
— Причина этого, — ответил он, — проста. Когда ты избавляешься от своей обусловленности и моделей поведения, то наступает такой период, когда все может показаться крайне отрицательным. Не волнуйся об этом. Если бы ты не испытывал подобных чувств, тогда я узнал бы, что ты отказываешься избавиться от наиболее ценных приобретений своего разума. Всегда появляется чувство утраты, когда рушатся иллюзии, но это временное чувство, и оно уйдет. Продолжай. Что еще ты можешь сказать мне?
