Пикассо, будучи настолько же независимым, как и недоверчивым, все еще отказывается подписать контракт с Полем Розенбергом, с которым существовал только словесный договор о том, что Поль покупает у него определенное количество работ. Взамен Пабло обязался показывать ему первому все, что захочет продать. И дальше этого условия художник не пойдет…
Наряду с крупными торговцами живописью существовали и коллекционеры, которые сами покупали картины, как, например, Андре Левель, основавший в свое время ассоциацию «Шкура медведя», которая так способствовала росту популярности Пикассо.
В сентябре 1918 года «Русские балеты» переехали на один год в Лондон. Несмотря на провал «Парада», Дягилев снова обращается к Пикассо с предложением оформить новый балет «Треуголка» в театре «Альгамбра». Музыку к балету пишет соотечественник Пабло — Мануэль де Фалья.
Пабло не колеблется ни минуты и тут же принимает предложение. Он давно уже оценил все, что может ему принести сотрудничество с Дягилевым и всемирно известным «Русским балетом». Сюжет спектакля, основанный на романе Аларкона, исключительно прост: старый знатный вельможа безуспешно пытается соблазнить очаровательную жену молодого мельника. Пикассо отправляет из Парижа в Лондон макеты костюмов и декораций. В мае 1919 года он прибывает с Ольгой в Лондон, где останавливается в «Савойе», одном из самых фешенебельных отелей столицы (сейчас он может себе это позволить), и тут же принимается за работу, наблюдает за изготовлением декораций и костюмов в ателье «Ковент Гардена», арендованном для этой цели.
Пабло теперь ведет себя совершенно по-иному, осознавая, что эпоха богемной жизни завершилась. Пытаться продолжать ее совершенно бессмысленно. Впрочем, его забавляет новый стиль жизни. Это так непривычно для него… Но если он захотел испытать светский образ жизни, следует, чтобы не остаться в дураках, соблюдать правила игры.
Он позаботился о своем внешнем виде: заказал в Париже и Лондоне несколько изысканных костюмов высокого качества и смокинг и в таком виде собирается присутствовать в «Альгамбре» на премьере «Парада» (который еще никогда не был представлен в Англии).
Наконец 22 июля в том же зале — премьера «Треуголки»: до начала спектакля остаются минуты, и Пабло суетится за кулисами с банкой краски, добавляя последние штрихи костюмам или поправляя плохо сидящий пояс. Он совершенно счастлив.
Еще счастливей он будет, когда зрители громкими аплодисментами встретят занавес на сцене, на котором изображена группа персонажей, наблюдающая финал корриды (впрочем, все сделано очень осторожно, учитывая огромное влияние в Великобритании Ассоциации защиты животных). А затем снова бурные аплодисменты, когда занавес поднялся и зрители в глубине сцены на огромном полотне увидели гигантскую арку, возвышавшуюся на фоне ночного андалусского неба, усыпанного звездами. Костюмы танцовщиков и танцовщиц — яркие, контрастных цветов, с замысловатыми вышивками — произвели фурор. Зрители в восхищении! Конечно, совершенство ритма фламенко, который Леонид Мясин специально ездил изучать в Андалусию, его талант хореографа и танцовщика и, безусловно, очарование Тамары Карсавиной в роли главной героини, а также музыка Мануэля де Фалья — все вместе обеспечило триумф балета Дягилева. А Пикассо был абсолютно признан английской публикой, которая несколько позже с большим энтузиазмом встречала выставки его работ.
Дягилев настолько ценил Пикассо, что в 1920 году вновь предлагает ему участвовать в оформлении балета «Пульчинелла», где герой — персонаж комедии дель арте с горбом и носом, загнутым крючком. Музыка Стравинского на основе Перголези. Позже Дягилев закажет Пикассо декорации для еще одного балета — «Картина в стиле фламенко», а в 1924 году — для занавеса в балете «Голубой экспресс» он увеличит свою небольшую картину Две женщины, бегущие по пляжу.
Работа для балетного театра снова вернула Пабло к реальной действительности, от которой он удалился в предыдущие годы, когда экспериментировал в стиле кубизма. Благодаря оформлению декораций он снова начал рисовать дома и улицы, мосты, набережные, людей… то есть все, что его окружало. Он снова стал писать человеческое тело, используя разнообразные способы экспрессии, — так появились многочисленные рисунки танцовщиц. А чтобы изображать Испанию и Италию, ему следовало вернуться к ярким, насыщенным тонам Средиземного моря, которые он забросил примерно пятнадцать лет назад. И, наконец, окунувшись в светскую жизнь, встречаясь с большим количеством выдающихся личностей, он выполняет замечательные карандашные портреты Сати, Фалья, Дягилева, Бакста, Стравинского, Ансерме[84], Мясина…
Что стало с друзьями Пикассо? После возвращения Брака с фронта они начали встречаться, но прежней дружбы уже не было. Слишком часто цитируют шутку Пабло: «Брак, это моя жена». На самом деле он продолжает восхищаться коллегой, с которым был долгое время в «одной связке». Пикассо хранил до последних дней жизни в секрете большую картину Чтение письма, написанную им в 1921 году, символизирующую ностальгию по друзьям прошлого — Аполлинеру, Максу Жакобу и Браку…
И как не процитировать слова, написанные Пикассо на литографии, которую он создал в память о Браке, после смерти художника в 1963 году!
«Брак, ты мне сказал как-то, встретив с девушкой классической красоты, которая мне очень нравилась: „В любви ты пока еще не смог освободиться от мэтров, от классических канонов“. В любом случае, сегодня я могу сказать, что люблю тебя, ты видишь, что я все еще не могу освободиться от этого чувства».
Ольга не терпит Макса Жакоба. Его богемный вид и поведение олицетворяют все то, чего она не хочет видеть в муже и очень опасается, как бы это не появилось вновь: финансовые затруднения, неряшливый вид, нестабильность. А Пикассо, не желая, чтобы из-за этого страдали его отношения с Максом, приглашает его в Опера де Пари 23 января 1920 года на премьеру «Треуголки». Но он не представлял себе последствий подобного жеста: бедный Макс, который, естественно, не имел приличного гардероба, соответствующего светскому рауту, вынужден был взять напрокат фрак и цилиндр. А после представления в карманах поэта не осталось ни су, чтобы нанять фиакр. Пришлось ему возвращаться пешком. К несчастью, на бульваре Севастополь он был сбит машиной и в тяжелом состоянии отправлен в госпиталь Ларибуазьер. Пабло часто посещает его и оказывает всяческую помощь. Но все теперь изменилось: в результате происшествия Макс испытал психологический шок. Он рассматривает этот несчастный случай как кару небесную за гомосексуальность, которую никак не мог побороть в себе. В результате Макс решает покинуть Париж. И в 1921 году переезжает в Сен-Бенуа-сюр-Луар. Он останется там практически до конца своих дней и только несколько раз увидится с Пабло, крайне редко приезжая в Париж.
О закате этой дружбы мы располагаем волнующим свидетельством художника Моиса Кислинга, которому Макс с грустью признался: «Когда-то мы громко кричали друг на друга, чтобы тут же помириться; теперь же вежливо оказываем услуги, глядя друг на друга с необычайной холодностью. Это подобно смерти. Порой он кажется мне более мертвым, чем Аполлинер.
…Когда не было третьего лица, мы всегда оставались подобно крестному отцу и крестнику задушевными друзьями. Увы, между нами третье лицо!»
Теперь он рассматривает их взаимоотношения с христианской позиции: «Я хотел бы, чтобы Господь помог мне быть достойным тебя, а тебе понять, каков я. Я желаю, чтобы Господь хранил тебя и осветил тебе путь к вере».
В первые послевоенные годы Пикассо вновь с наслаждением открывает для себя очарование побережья Средиземного моря. В 1918 году он отправляется в Барселону, а лето 1919-го проводит с Ольгой в Сен-Рафаэле. Ольга последовала за Пикассо без особого удовольствия, так как считала, что проводить лето на Лазурном Берегу — а не на фешенебельных курортах в Довиле или Биаррице — не слишком «престижно». Подобные эксцентричные поступки себе позволяют, пожалуй, только англичане. Но Пикассо отправляется на юг и летом 1920-го — сначала в Сен-Рафаэль, а затем снимает виллу «Les Sables» в Жуан-ле-Пене между Кап-д’Антиб и Гольф-Жуан. Маленький залив, безмятежный, мирный, практически дикий, не тронутый никакими постройками пляж. Самое поразительное, что, еще только мечтая об отдыхе, Пабло почувствовал непреодолимое желание поскорее увидеть Средиземное море и написал в Париже пейзаж своей мечты — песчаный пляж, живописные скалы, зонтики сосен, спокойное море… Одним словом — идиллия. А когда вышел на побережье в Жуане, то был поражен, обнаружив пейзаж, совпадающий до мельчайших подробностей с тем, что он придумал. «Я не хотел бы, — объяснит он позже, — убеждать кого-то, что обладаю даром ясновидения, но я сразу понял, что это мой пейзаж».
