Во время написания автобиографической книги «Целительство» я выявила и преобразовала многие привитые в детстве модели поведения для того, чтобы справляться с фактом своей заброшенности, утраты родителей и других людей, заботившихся обо мне. Когда я выросла, то поняла, что эти защитные механизмы были преградами на пути эмоционального развития и мешали создавать с людьми такие отношения, которые бы питали и поддерживали меня, служили бы стимулом жить полной жизнью.
Как и у Яны, «желание смерти», скрытое во мне, было очень сильно. Оно проявлялось и возрождалось снова и снова. Месяцами, годами я была в состоянии хронической депрессии, порой всерьёз помышляя о самоубийстве, а иногда просто желая уснуть и никогда больше не проснуться. Негативная энергия, которой питались подобные мысли, отвлекала от необходимой для полноценной жизни позитивной энергии.
Поскольку я писала о прошлом, я переносила его в настоящее, вновь подтверждая прежние стереотипы бессилия, утрат и собственной заброшенности. Постепенно из-за постоянного употребления транквилизаторов и алкоголя я утратила контроль над своими эмоциями и взрывалась как вулкан, десятилетия простоявший под гнётом. Очнувшись однажды на больничной койке, напичканная релаксантами и антидепрессантами, я испытала холодящий душу ужас. Когда это прошло, я обратилась к Богу со словами, которых не произносила 25 лет: «Только вытащи меня из этого кошмара, и я сделаю всё, что Ты попросишь».
Хотя психолог, с которым я в то время консультировалась по поводу брака, не одобрял моего поведения, сейчас я вижу, что это было лучшее, что когда-либо со мной случалось. Это избавило меня от негативных состояний ярости и гнева, которые я держала глубоко внутри в течение почти сорока лет после потери родителей в юности и трагической смерти сестры, брата и других близких родственников, когда мне было двадцать лет. Избавившись от ярости, я смогла освободиться от эмоциональных блоков, тормозивших моё развитие в детстве и ограничивающих возможности во взрослой жизни.
По мере того как с помощью различных техник, включая Ребёфинг, я продолжала решительно прорываться сквозь эмоциональные препятствия и блоки, мешавшие позитивной жизни, мои жизненные силы значительно возросли. Я начала отпускать прошлое, начала понимать, что все люди в моей жизни сделали всё, что было в их силах, когда я зависела от их помощи и поддержки. Я стала жить в настоящем, перестала тревожиться о том, что принесёт или не принесёт завтрашний день.
Благодаря полному проживанию настоящего момента возникло глубокое доверие в благосклонность Вселенной и человечества, за которым последовала глубокая вера в присутствие особого потока силы, действующего в моей жизни и жизни других людей, — силы, которая была за пределами моего понимания. Я узнала о том, что и не должна была понимать её. Переживание Божественного присутствия, или Источника, — это всё, что мне нужно в качестве фундамента, на котором можно строить свою жизнь, полагаясь на то, что во Вселенной найдётся в достатке всё, чтобы удовлетворить все нужды, — и мои, и других людей.
Чувствуя уверенность в этом изобилии, я могу признать, что нет никакой необходимости в человеческой смерти, стихийных бедствиях, уносящих тысячи жизней, смерти от болезней, войны, голода и других трагедий, калечащих и уродующих души миллионов оставшихся в живых, таким образом укрепляя их желание уйти из жизни… умереть. Именно сам акт человеческой смерти увековечивает смерть на планете. Когда какой-то человек эмоционально и духовно затронут смертью близких ему людей, от которых он зависел, угасает его способность к полноценной жизни, к развитию жизненных сил, его вера не только в человека, но и в Высший Источник силы. Это ослабляет желание жить и укрепляет желание умереть. Это умножает беспомощность и снижает чувство собственной силы.
Как вернуть это чувство в мире, стремящемся к саморазрушению, в окружении людей, которые твердят о смерти по той или иной причине? Смерть Яны дала мне понять, что есть возможность вмешаться в смерть и облегчить жизнь… дать людям повод жить.
В течение нескольких месяцев до рокового диагноза поведение Яны становилось всё более сумасбродным и ненадёжным. Она, казалось, регрессировала к детской зависимости от других, и положиться на неё нельзя было ни в чём. Вместо того чтобы быть прямой и открытой с людьми, она говорила им то, что им хотелось слышать, как будто желая обойти острые углы.
Такое поведение давало людям понять, что она с ними не откровенна. Они перестали доверять администрации колледжа, где она работала. Это сильно осложнило жизнь её коллегам, которым пришлось иметь дело с рассерженными и сбитыми с толку студентами.
После восьми месяцев работы и общения с Яной я перестала противостоять её пассивно-агрессивному поведению и в результате, выполняя обязанности администратора, почувствовала своё бессилие. Хотя она признавала, что бабушка её была «весьма пассивно-агрессивной», Яна не осознавала в полной мере свои стереотипы и влияние этого качества на своё собственное поведение. Яна была высокообразованным психологом, а я никогда не училась в колледже. Я считала, что мои познания в области моделей поведения значительно слабее, хотя за последние годы мне приходилось работать со многими случаями в области психологии. Мы встретились с ней на семинаре по проблемам личностного роста.
В начале наших профессиональных отношений я неоднократно пыталась поговорить с ней по поводу её привычки «оберегать» меня от последствий моего поведения, которое было не по нраву студентам. Я чувствовала, что «в состоянии позаботиться о себе сама» и просила её «больше не обходить острые углы». Я сказала: «Когда я вижу, что ты неискренна с другими людьми, я теряю доверие к тебе. Я не могу доверять тебе. Мне хочется сбежать от тебя. Если ты скрываешься от других людей, что тебе мешает то же самое проделывать со мной? Откровенность — это единственное, что по-настоящему работает». Она согласилась со мной, но со временем проблема усугубилась. Она настаивала: «Ты слишком жёсткая». Я же в ответ настаивала на своём: «Аты слишком мягкая». Общаться друг с другом становилось всё труднее.
Затем последовала борьба за административную власть. Дошло до того, что Яну возмутило моё стремление как администратора изменить её рабочие обязанности с целью более эффективного использования её времени. Я признавала, что она трудоголик: она приходила рано и работала очень подолгу — и всё же никогда не успевала закончить нужную работу к сроку. Её рабочий стол был в страшном беспорядке. Документы пропадали. Письма терялись и оставались без ответа. Пока мы продолжали убеждать друг друга в собственном бессилии, ситуация на работе стала очень напряжённой. Ранней весной моё тело начало посылать мне сигналы предупреждения. «Уезжай, уходи, беги». Я взяла отгул, чтобы как-то унять растущее чувство отчаяния. Яна заверила нас, что справится с дополнительной работой и просила дополнительные часы. Мы продолжали общаться при случае и вместе ходили на паруснике. Как подруги, мы продолжали общаться и поддерживали друг друга. Как коллеги, мы парализовали друг друга. Я не протестовала против того, что происходило между нами, я это просто приняла.
Мы с Яной выросли в похожих обстоятельствах, но по-разному учились справляться со смертью, утратами и неприятием. Поскольку она была приёмным ребёнком, она не могла поверить, что может быть кем-то желанна и любима. Её второй приёмный отец и дедушка посвящали ей своё время, внимание и любовь. Но бабушка была холодным человеком, всё критиковала и была очень требовательна. Подавляя своё раздражение ради того, чтобы избежать неодобрительного отношения бабушки, Яна старалась угодить ей, подстраивалась под неё, говорила то, что той хотелось слышать.
Однажды она сказала мне: «Когда мой первенец родился преждевременно и я думала, что он умрёт, я взмолилась к Богу: Дорогой Бог, если Ты пощадишь Энди, я никогда не буду сердиться на своих детей». Двадцать пять лет спустя гнев всё ещё был для Яны запретным чувством. Когда тот самый сын, её первенец, узнал о том, что у неё смертельный рак, он сказал ей: «Мама, освобождаю тебя от твоего обещания». Но Яна не могла освободить себя. Всю жизнь она заталкивала внутрь свой гнев. Ей казалось это нормальным. Это был её выбор.
