— Скажу откровенно, токарничать люблю.

Наш разговор вдруг прерывает чей-то громкий голос.

— Эй, Боев! К мастеру.

Мастер — это Виктор Иванович Козлов. Средних лет, полный мужчина.

— Заходи, заходи, Анатолий. Присаживайся.

Козлов добродушно оглядывает его, потом разворачивает перед ним небольшой чертеж.

— Заказ тут один каверзный. Сам знаешь, точность нужна. Да и срок в обрез. Возьмешься?

Боев кивнул головой.

— Попробую.

— Тогда завтра наряд оформлю и приступай.

Боев ушел, а я остался с мастером. Козлов, проводив Анатолия взглядом, сказал:

— Этот не подведет. Опытный. В токарном деле, как рыба в воде. Глянет на деталь и тут же определит: сколько времени потребуется. Любопытства ради проверял. У нормировщика то же самое получалось. Универсал!

В раздумье, постукивая пальцами по столу, Виктор Иванович продолжал:

— Скажем, вот я, мастер. За весь участок отвечаю. Вроде поопытней других должен быть. А случается, иду советоваться к Боеву. Не стесняюсь. Иной раз такой заказ подсунут, сразу не сообразишь. А вдвоем смекнем. Другой бы, ну, не прямо в глаза, а за спиной на этот счет посудачил бы. Мол, что за мастер, если у токаря совета просит. Анатолий не из таких…

Только что вошедший начальник цеха Барышев с вниманием стал слушать мастера и согласно закивал головой.

— Среди токарей авторитет у Боева прочный. Завоевал его не только мастерством, но и своей рабочей скромностью. Вот такую параллель проведу вам. Как-то на днях дали срочный заказ: сделай — и все тут. Весь день потели, старались, а не успели. Прошу одного: «Задержись, дружок, помощь нужна». А в ответ слышу: «Опаздываю. Дела личные». Силой не заставишь, а совесть с дыркой оказалась. Другое дело — Боев. Вот вышел из строя котел. Срочно надо выточить детали для предохранительного двухседельчатого клапана. Заказ поступил утром, но к вечеру выполнить его не успели. Я и говорю Анатолию: «Положение, Боев, такое. Кровь из носа, а котел должен завтра работать». Без дальнейших намеков понял: «Надо, так надо». Две смены у станка простоял.

В коллективе трубопроводчиков, конечно, есть и другие мастера высокой квалификации. Но, пожалуй, лишь один Боев может делать детали для всех марок судов. Причем, с любым заданием справляется быстро, легко, с безупречной точностью. Я видел, как работал Анатолий на своем ИЖе. Энергичный, подвижный, он уверенно, не суетясь, заставлял его послушно выполнять заданную операцию. Правда, Боеву не раз приходилось на ходу утирать пот рукавом темной спецовки, но это его ничуть не огорчало. Он был увлечен работой, будто находился во власти той музыки, которая делает человека счастливым. Глядя на его движения, я видел, как оживал металл, согретый его руками.

В цехе, пожалуй, сейчас нет другого рабочего, равного по мастерству Боеву. Но он не кичится этим. Ведет себя скромно и просто. Он ходит среди станков, как свой человек. И если у кого что-то не клеится, поможет, покажет. И его всегда охотно слушают. Недалеко от Анатолия работает в цехе Юрий Мороз. Он тоже токарь. Еще недавно Юра числился в учениках Боева, теперь сам выполняет сложные заказы. Конечно, до мастерства Анатолия ему, может, еще далеко, но перенял он от учителя основное: смекалку, упорство, настойчивость. А это уже немало.

Жизнь у Анатолия течет ровно, без зигзагов. И работа тоже. Из прожитого чего-то яркого или особенного не припоминает. Разве что прошлогоднюю первомайскую демонстрацию.

Смотрю, впереди нашей заводской колонны машина с красным аншлагом движется. Читаю: «Есть пятилетка!

Щербаков, Боев, Коротков». За три с небольшим года я выполнил свой личный пятилетний план.

Верно ведь говорят: свое доброе имя человек зарабатывает всю жизнь. И оно, приобретенное такой высокой ценой, дорого и свято не только ему, но и людям. Не бойким словом, а красивым трудом завоевал Анатолий Боев уважение товарищей по верфи.

Я узнал ее сразу, хотя раньше никогда не видел. Узнал по рассказам. Пояснили так: есть на втором этаже заводоуправления небольшой кабинетик. Как войдете, гляньте налево, увидите там невысокую женщину. Это и есть Майя Георгиевна, наш начальник юрбюро.

Так я и сделал. Зашел.

— Ко мне? — спрашивает.

— Да, к вам.

— Присядьте, пожалуйста. А сама продолжает:

— Ну, что ж, товарищ Плохотнюк. Премии вас лишили незаслуженно. Я подсказала администрации.

— Спасибо, Майя Георгиевна. А то обидно как-то…

— А у вас что?

— Я по вопросу моего увольнения. Вчера заходил сюда.

— А, помню, помню. Идите, Рязанов, и работайте. Закон не дает право уволить вас.

Пока дожидался очереди, Швец еще двух клиентов проконсультировала. А когда я оказался перед ней на стуле, резко зазвонил телефон. Мужской бас спросил:

— Не забыли, Майя Георгиевна?

— Нет-нет, в транспортном в семнадцать тридцать товарищеский суд. А завтра в девять консультация у корпусников. Так?

— Все верно, — слышится в трубке. — А во вторник в кузнечном ваша лекция. В перерыве ждут.

Наконец в кабинете воцаряется тишина. Оставшись вдвоем, говорю ей:

— Хлопотливая ж у вас должность, Майя Георгиевна, Юрист ведь всегда у острия конфликта. Обиды, тяжбы…

— Это точно, — соглашается собеседница. — Хлопотливая, и скажу так: очень тут точной надо быть. Человеку ответ сполна дай. А к тяжбам и конфликтам у меня одна мерка — мерка закона. Хочет там кто или не хочет…

— И много-то этих тяжб бывает?

— Раньше — да, сейчас — немного. К примеру, за четырнадцать последних лет на заводе не, было ни одного конфликта по части увольнения. И споры возникают лишь по случаю. Раньше их пятьдесят-шестьдесят в год рассматривалось, теперь — два-три. При том, знаете, большая тяжба ведь из мелочи часто вырастает. Иногда один совет, ссылка на закон, смотришь — все уладилось.

Тут наш диалог снова прерывают. Входит приземистый паренек с озабоченным лицом. Жалуется.

— Майя Георгиевна, экзамен на носу, ехать надо, а начальник не отпускает. План, говорит, горит, а людей мало. Не положено ж так?

— Не положено, Орлов, — и, набрав номер телефона, сказала в трубку:

— С планом там как хотите решайте, а парня на учебу отпустите. Закон же знаете…

Абонент недовольно что-то стал объяснять, доказывать, а потом согласился:

— Хорошо. Чего он там по юристам ходит, сами и разобрались бы.

Парень ушел, а Швец продолжала:

— Знаете, народ сегодня юридически грамотный пошел, не то, что в те годы. На верфи я пятнадцать лет юрисконсультом. Помню, прихожу в первый раз на работу, а за дверью десятка полтора рабочих. А сейчас всего несколько человек, да и то в основном по сложным делам приходят. Знаете, почему так? На мой взгляд, эффективней стала юридическая пропаганда. К примеру, создали мы на заводе специальную консультацию, кстати, с шестьдесят третьего года работает. Специалисты сюда вошли, милиция, нотариус, работники прокуратуры. Пошли к рабочим в цеха, на участки. И лекции, и беседы, и вечера вопросов и ответов, викторины, в общем, весь юридический арсенал стали использовать…

Снова звонит телефон. Выслушав абонента, начальник бюро закивала головой:

— Да-да, помню. В среду, в девятнадцать. А как же, непременно буду.

— И минуты спокойной нет. При народном университете правовой факультет недавно открыли, лекцию готовить надо. А когда? Ну, ничего, ночь в резерве…

…Швец приехала на завод из Ленинграда, где после университета работала в прокуратуре. Ее предшественница вынула из ящика тоненькую папку и сказала: «Вот, знакомьтесь». В ней оказалось несколько арбитражных дел и кое-какие бумаги. Откровенно удивилась: «И это все?» Та пожала плечами: «А зачем больше?» Она горестно улыбнулась. Знала, нелегко было ее предшественнице. В тот период, что скрывать, юриста чуть ли не обузой для хозяйственника считали: какой уж там авторитет. И ей утверждать престиж правового советчика тоже было нелегко. До сих пор помнит свою первую «осечку». Одна организация поставила судоверфи некачественный товар. Принять его отказались. Возник спор. В арбитраж Швец шла с полной уверенностью, что дело выиграет. А вышло так, что проиграла. Один «пунктик» в акт не вписали, и все рассыпалось. Памятуя о том первом горьком уроке, она с лихвой потом компенсировала эти потери. Постепенно тоненькая папка, принятая по приезду, стала разбухать. В ее делопроизводстве появилась специальная картотека — иски завода, иски к заводу, незаконченные дела. Пошла на убыль дебиторская задолженность, а штрафы, которые раньше верфь платила безропотно, — тоже. Словом, заводская юридическая служба потихоньку налаживалась и крепла. Накапливался опыт и самой Майи Георгиевны. Она даже решила взяться теперь за дело, которое, по мнению многих ее коллег, считалось бесперспективным. Впервые в практике предприятий и организаций Камчатки Швец рискнула предъявить штрафные санкции генподрядчику — Петропавловскому домостроительному комбинату. К такому шагу были все основания. Многие объекты, которые возводились этой организацией, имели массу недостатков, сдавались с низким качеством. Просьбы, претензии строителями всерьез не воспринимались. Работники юрбюро все это детально проанализировали, составили квалифицированное претенциозное письмо. Арбитр, глядя в сторону строителей, пожал плечами: «Возражать-то вам не имеет смысла».