— Курт, со мной все в порядке. У меня всего лишь несколько царапин и синяков, но это мелочи.

— Да, выглядите вы так, будто проиграли битву с дикой кошкой, — поддразнил ее Матт. — По всей шее у вас размазаны отвратительные красные полоски йода, и на обе руки наложены белые повязки. Интересно, кто одевает вас?

На ее лице снова появились очаровательные ямочки.

Курт прочистил горло и торжественно заявил:

— Я, кстати говоря, всегда боялся, что может случиться нечто подобное.

— Ты похож, знаешь, на кого? — заметила Линна.

— Что ж, и она оказалась абсолютно права, — догадался, на кого он похож, Курт. — Но я не могу взять в толк, почему это тебе вдруг понадобилось идти пешком одной по пустынной улице. Как только мы поженимся… либо я сам буду возить тебя, либо мы найдем кого-нибудь.

Матт обратил внимание, что Курт специально сделал паузу, подчеркнув тем самым драматичность ситуации, которая, очевидно, была ему на руку. Линна неожиданно съежилась и притихла. И вдруг до сознания Матта дошло, что у нее была повреждена правая рука. А ведь обручальное кольцо обычно носят на левой. Она и не говорила ему, что обручена. Это было его собственное предположение. Несомненно, между ними что-то не в порядке, но пока Матт не мог понять, в чем причина. И он решил попристальней понаблюдать за их поведением.

В комнату снова вошла Анни, нагруженная чайником, маленькой стеклянной вазочкой с кубиками льда и тремя чашечками. Поставив все это на стол, она проверила, удобно ли сидеть Линне, поправила ей халат, поплотнее укутав ноги, и только после этого принялась разливать чай. В чашку она добавила молока и большую ложку меда, посля чего опустила в нее кубик льда, чтобы остудить кипяток.

Линна протянула руки за своей чашкой, и Курт ужаснулся, увидев, как повреждены ее пальцы.

— О Господи, что они сделали с твоей рукой? Он отрицательно покачал головой на предложение Анни выпить с ними чаю и подсел ближе к Линне.

— Не могу поверить, что это случилось. Бедная девочка. Как я тебе сочувствую! — он взял чашку из ее рук и отставил в сторону, чтобы рассмотреть синие пальцы. — Я настаиваю на том, чтобы отвести тебя отсюда домой.

Линна стала возражать, но он был настроен решительно.

— Тиш, подожди, сначала выслушай меня, — он принялся гладить ее руку и целовать каждый синяк на ней, не желая слушать никакие доводы. — Ты можешь остаться здесь до тех пор, пока не поправишься, и я обещаю, что ничего не скажу твоим родителям, раз ты действительно этого не хочешь. Но будет гораздо лучше, и я буду чувствовать себя спокойнее, если ты вернешься домой. Я не сомневаюсь, что все эти люди хорошо к тебе относятся, но то, что тебе нужно — это заботливая семья, в которой бы ты была в безопасности, и ничего подобного тогда больше не произойдет.

Матт заметил, что Линна пришла в полное замешательство, и подумал, что если Курт зашикает на нее и заставит замолчать еще раз — не важно жених это или нет — он поставит зарвавшегося парня на место. Господи, ее же избили чуть не до полусмерти и ограбили. Она нуждается сейчас в поддержке и восхищении ее мужеством, ей нужно помочь пережить стресс, а не читать морали и не делать наставлений. Но он тут же пресек свои мысли: «То, что происходит между этими двумя, не твое дело. Вне твоих полномочий. И на этом точка».

Со второго этажа раздался голос Чарли. Она звала Анни.

— Иду, детка.

Анни извинилась и скорым шагом вышла из комнаты. Матт, воспользовавшись ситуацией, тоже встал, чтобы уйти. Прежде чем попрощаться с ними обоими, он осторожно поцеловал Линну в щеку.

— Держитесь, — сказал он, вкладывая в свои слова двойной смысл,

Матт специально говорил громко, чтобы Курт тоже мог слышать, отчего на душе Матта даже стало немного легче. Выйдя из гостиной, он подошел к лестнице, крикнул «спокойной ночи» Анни и Чарли и вышел из дома.

Подождав, когда за ним захлопнется входная дверь, Линна дала выход своему возмущению:

— Курт, как можно? «Эти люди»! Анни и Матт так заботливо относятся ко мне, а ты был с ними ужасно груб, — она потянулась за чаем и почувствовала досаду, когда он, остановив ее руку, сам подал ей чашку.

— Ну прости меня. Виноват. Я так переволновался за тебя, что просто сорвался, — он сел рядом с ней, готовый в любой момент услужить. — Я серьезно настаиваю на том, чтобы показать тебя доктору. Твой отец и без того уже сердится на меня, а теперь, если я не расскажу ему, что с тобой случилось, он и вовсе меня повесит.

— Курт, послушай. Мы должны раз и навсегда договориться с тобой, что своей жизнью я буду распоряжаться сама, — холодно сказала Линна. — Мой отец болен. Я сама скажу ему, когда захочу вернуться. И еще, я терпеть не могу больниц. Ты ведь прекрасно это знаешь. Тем более не было никаких причин обращаться туда.

Неожиданно силы покинули Линну, и она встала с кресла, собираясь уйти в свою комнату. Он взял из ее руки чашку и помог подняться.

— Я и так являюсь бременем для семьи и не хочу, чтобы они переживали еще из-за того, что на меня напала «дикая кошка». Нет уж, спасибо.

— Я помогу тебе дойти до постели, — он провел ее по коридору и открыл перед ней дверь.

Не желая, чтобы он заходил в комнату, она остановилась на пороге. Курт отпустил ее руку и сказал голосом маленького обиженного мальчика:

— Ты разрешишь мне поцеловать тебя, злючка?

— Конечно.

Он ее обнял, крепко прижав к себе, и стал звучно целовать. Почувствовав прикосновение его тела, каждый ее синяк заныл, застонал от боли, возмущения, протеста.

— Спокойной ночи. Подумай над моими словами, — сказал он ей и выпустил из своих объятий.

Его удаляющиеся шаги эхом отозвались в холле, входная дверь открылась и со стуком захлопнулась. Часы в гостиной отбили четверть какого-то часа. Линна понятия не имела, какого. Отсчитав семь шагов до кровати, она устало опустилась на нее. Не было сил даже поискать часы. Она с трудом разделась, чувстуя боль в руках, положила халат поверх стеганого одеяла и с наслаждением растянулась на мягком матраце. Этот матрац был с кровати Анни и вдруг вчера каким-то таинственным образом очутился здесь. Наверное, его принесли, когда она принимала перед сном горячую ванну. Постель была теплой, ласковой, убаюкивающей, и очень скоро ее измученное тело погрузилось в сладкий блаженный сон.