Андрей сам не знал отчего, но вдруг представилось, как его жена Марина у костра потухшего, совсем нагая, натирается пеплом; и отчего-то показалось это очень смешно, и он стал смеяться, звонко, молодо и прерывисто… Он оглянулся и заметил, что все его спутники собрались у одного костра, только он не остался с ними. Константин увидел, как обернулся Андрей, быстро подошел и с поклоном передал, что княгиня зовет князя, трапеза готова. Андрей почувствовал раздражение. Да, он благодарен ей за то, что она не покидает его, хотя ведь это всего лишь исполнение долга супруги; и это вовсе не означает, что она обрела право распоряжаться им!..
— Скажи княгине, что я буду есть с моим другом Хайнрихом!..
Константин снова поклонился и отошел. Хайнрих молчал. Принялись за еду.
— А ты женат? — Андрей только сейчас надумал задать Хайнриху этот вопрос.
Хайнрих отвечал, что покамест еще не женился, это не так просто, за хорошую жену из богатого рода нужно платить выкуп немалый. Да и всякое может быть. Вот Олав Якобсон, с которым Хайнрих в Серкланд ходил и был в Новгороде; племянник Олава взял в жены младшую сестру Хайнриха, но совсем скоро этого юношу нашли убитым. Говорили, будто бы это дело рук Рагнарсонов, девушку из их рода племянник Олава прежде обещался взять в жены…
— И что же ты, — спросил Андрей, не задумавшись, — отомстил?
— Я чужак, наемник, за мною род не стоит, — отвечал Хайнрих суховато, уже и сам сожалея о своей откровенности; он вовсе не хотел, чтобы Андрей полагал его трусом…
Подошла Марина и села на большом камне, чуть поодаль от них. Андрей искоса глянул, увидел ее склоненную низко голову и тонкие пальцы, охватившие колени поверх платья суконного. Андрей подумал, что ведь, наверное, нелегко смиряться и терпеть лишения дочери гордого короля Даниила. И прежде она казалась Андрею сказочной девочкой-птицей, песенной королевной, а теперь что же — докучная жена?.. Он устыдился, поднялся, подошел к ней, протянул дружески хороший кусок жареного мяса. Она взяла и, не поднимая глаз, начала есть. Андрей видел ее белые зубы. Должно быть, она проголодалась, но вот без него не хотела есть. Он сел рядом с ней.
— Дай и мне, — сказал он.
Она молча отдала ему надкусанное. Он оторвал себе, громко прикусив, и снова отдал ей мясо. Она еще откусила и отдала ему. Смеясь, как дети, они рвали жесткое мясо руками и зубами, передавая друг другу. От костров поглядывали на них с улыбками веселыми и дружелюбными…
«Полночное солнце»
вот желание почти мучительное душу охватывает; мучительное желание, чтобы все эти люди — без лиц, порою даже и без имен — и не люди вовсе, а всего лишь слова скупые путаные, писанные и переписанные писцами и переписчиками многими, — и чтобы ожили, показались нам!..
И вот они, хранилища древних документов, — государственные архивы Осло — столицы Норвегии, богатейшая библиотека Стокгольма, университетские библиотеки в Упсале и Лунде.
Вот в «Королевских сагах» норвежских мы раскрываем «Сагу о Хаконе Хаконарсоне» и читаем о «конунге Андерсе». И в Государственном архиве Стокгольма среди тринадцати тысяч уцелевших от средневековья записей и свидетельств мы ищем нужное нам. С конца XV века документы хранились у епископов стрегнесских, в течение долгого времени занимавших должность государственных канцлеров. Страшный пожар 1697 года уничтожил большую часть королевского замка, и много подлинных документов погибло. Но, к счастью, остались копии…
И мы поднимаемся на второй этаж архива. Четыре комнаты вдоль фасада — здесь можно заниматься. В глухих шкафах — пергамента, карты, старинные книги, письма королей. Вот один из самых старых документов — 1160 года — за сто лет до прибытия Андрея Ярославича — «конунга Андерса» — в свейские земли — письмо архиепископа Стефана Упсальского — писано по-латыни. А вот самый старый документ уже на шведском языке — 1333 год, на Руси уже почти пятьсот лет пишут кирилицей по-славянски… Вот прибытие святого Ансгиария — апостола Севера — можно датировать с большей или меньшей точностью — IX век, 830 год, вероятно… К началу второй половины XIII века свеев и йотов уже можно полагать христианами, хотя и памятующими твердо свои языческие корни; такими их и застает Андрей Ярославич… Вот «Эрикова хроника», повествующая о ярле Биргере… Вот все датировки, такие точные на вид и такие приблизительные на самом деле… Ярл Биргер — основатель династии Биргерсонов — время рождения —? — вопросительный знак, умер в 1266 году — наверное, пережил немного своего гостя Андрея Ярославича; с 1247 года правил при Эрике Эриксоне Шепелявом, с 1250-го — при короле Вольдемаре I, своем родном сыне; с 1248 по 1250 год воевал финские земли, с 1252 года начал превращать Стокгольм в укрепленный город; первые упоминания в шведских источниках о Стокгольме, будущей многовековой столице, и о прибытии Андрея Ярославича приходятся на один год — примерно 1252-й. А что дальше? 1397 год — Кальмарская уния — норвежские, шведские и датские земли объединены в одно государство… XVII век — распад Ганзейского торгового союза… Но нет, это нам сейчас не нужно. И потому остановимся с благодарностью на трудах шведских ученых, историка Сэмюэля Ульвинга и архивиста Артура Кетиля, собравших все скандинавские сведения о том, как жилось Андрею Ярославичу в королевстве, управляемом ярлом Биргером…
…Сошли с корабля и двинулись к резиденции ярла Биргера. Сначала ехали на конях берегом морским. Волны перекатывались округло, устремлялись к берегу. Внезапно Андрей не смог сдержать изумленного возгласа. Все оборотились к нему. Вытянутой рукой указывал он на море. Ближние Андреевы также были изумлены. Далеко в волнах мелькнули женские фигуры, полнотелые, с обнаженными грудями. Хайнрих Изинбиргир и его воины усмехались. Хайнрих подъехал к Андрею.
— Неужели это и есть морские девы? — спрашивал Андрей взволнованно, искренне. — Я слыхал, твои дружинники говорили о них…
— Это всего лишь тюлени, животные моря, — пояснил Хайнрих. — В море много чудес. Как-нибудь снова пойдем с тобой на корабле, я покажу тебе китов — это преогромные зубастые рыбы, воду они выпускают из пастей высокими фонтанами…
Над берегом нависали темные скалы, и тучи птиц вились над ними, громко крича. Это были гаги, выстилавшие свои гнезда мягчайшим пухом. Люди лазили на высокие скалы — добывать гагачий пух, но это было не так легко, можно было и сорваться вниз.
Долго ехали пустынным берегом, после встретили рыбаков, которые ловили треску. На крепкие длинные бечевы прикреплены были лесы с крючками, на каждой бечеве — более тысячи лес. Такие сети забрасывали в море почти на полдня. А вытянув сети, тотчас принимались потрошить рыбу, распарывая быстрыми движениями ножей до самого хвоста. Отрезанные головы кидали в бочки, после они пойдут на корм скоту. Особые бочки наполняли икрой. Хайнрих отозвал в сторону главу рыбаков и говорил с ним. Андрей загадывал: если местные встречные жители будут принимать его и его ближних хорошо, стало быть, и Биргер не окажет ему дурного приема… Поодаль на жердях вялилась распластанная рыба. Хайнрих сказал, что можно спешиться и отдохнуть. Глава рыбаков повел их под навес. Угостили их икрой, вяленой рыбой и соленой — из бочки — треской, которая называлась «лабардан». Рыбаки подошли к навесу и смотрели, тихо переговариваясь. Дивились тому, что Маргарита и Марина прикрывали лица концами головных платков, смущенные пристальными взглядами чужих мужчин. Здесь, в этих северных краях, женщины никогда не прикрывали лица…
Двинулись от моря в глубь земель ярла Биргера. Древесные заросли — сосны, ели, северные березы — напомнили Андрею родные места. Хайнрих сказал, что дальше— южнее — растут и дубы и буки. После выехали вновь на равнину. Обломки скальные поросли мхом седым и низкорослыми деревцами. Андрей уже знал от Хейнриха, что еще дальше — но уже на севере — пасутся бескрайние стада северных оленей. А здесь камни и скалы будто нагромождены были руками сказочного великана, и называли такие нагромождения «скугами», и трудно было здесь обрабатывать землю.
