Упсала — прежний стольный город — увиделась почти безлюдной, заброшенной. Проехали мимо городских стен туда, где стеной высились вечнозеленые сосны и пенился водопад, пленительный высотой, силой и красотой.

— Трольгетта — Шапка Великана, — показал на ниспадающий водный поток один из дружинников Хайнриха…

«Должно быть, того самого великана, который нагромоздил скуги…» — подумалось Андрею.

Спешились и глядели на водопад. Андрей почувствовал, что жена его печалится. Может быть, под этим северным небом ей сейчас вспомнилось невольно высокое голубое небо над Карпатскими горами, звонкое течение южных вод… Андрей взял ее за руку и подвел к своему коню. Взобрался в седло и протянул ей руку. Посадил ее на седло перед собой, и она прижалась лицом к его груди… Мерный стук его сердца, исходящее тепло его тела наполнили Вселенную…

— Возьми и ты меня… — сказала Маргарита мужу — тихо и грустно.

И Константин, ни на кого не глядя, поцеловал ее в губы и взял на свое седло.

Два свободных коня шли в поводу…

Речки вытекали из озер и в озера вливались. Потянулся озерный край — Зюдерманландия. Самые большие озера в землях Биргера — Веттерн, Мелар и Венерн, из которого вытекает Гота — самая большая река. Встречались в пути и другие водопады. Солнце не заходило, и ночи были светлые. И солнце полночное зыбкую дорогу высвечивало в озере.

— Сейчас не заходит солнце, — говорил Хайнрих, — а зимою оно не будет восходить, и сделаются ночные морозы — «железные ночи»…

А после им снова пришлось подняться в горы. Склон был пологий, и по-прежнему было так странно светло — полночное солнце… И внизу оставались луга, леса, голые камни и море, где плещут волны да кричат хищные чайки…

Тимка осторожно тронул Андрея за рукав, похвалил местных лошадей — отважные, умные лошади переступали по острым шатающимся камням, словно бы сознательно рассчитывая каждый шаг…

Широкий луг, поросший сочной зеленой травой, простерся. Хайнрих приметно обрадовался.

— Вот уже и наше пастбище, Андерс! Худо-бедно, а пятнадцать коров мы выслужили у ярла своей кровью!

Ирония его была чуть злой, и непонятно было, посмеивается он с горечью над собой или хочет о чем-то предупредить Андрея…

Большие коровы разбрелись по лужайке. Иные легли. Хайнрих досадливо показал на них Андрею:

— Нельзя позволять коровам так залеживаться, плохо доиться будут! — Он приложил ко рту ладони и закричал: — Эге-эй!..

Горное эхо усилило и повторило его громкий возглас. Только теперь заметил Андрей поодаль две хижины— одна против другой. Из хижины выбежала девушка и, прежде чем увидеть Хайнриха, увидела коров лежащих и кинулась к ним, размахивая веревкой на палке и громко вскрикивая, — спешила поднять их. Следом за первой показалась из хижины вторая девушка. Эта, казалось, не спешила, движения ее виделись горделивыми и оттого — замедленными, смотрела она прямо и чуть жестко, голова была гордо вскинута. На обеих девушках была почти одинаковая одежда, но эта, вторая, одета была ярче и богаче — темно-синяя юбка с широкой зеленой каймой, белая рубашка тонкого полотна и платок шейный, вышитый золотом. Шапочка маленькая, и тоже золотом шитая, не прикрывала пышных волос. Но особенно поразили Андрея видневшиеся из-под юбки ноги в красных шерстяных чулках и кожаных башмачках. Нигде прежде ему не приходилось видать подобной женской одежды, чтобы не прикрывала ноги… Вспомнилось далекое — Ефросиния за книжным налоем — нежные ступни… Но то было одеяние домашнее…

Меж тем Хайнрих и девушка увидели друг друга. Он спрыгнул с коня. Лицо ее просияло. Хайнрих ласково обнял ее, она, смеясь, целовала его шею и щеки… Он о чем-то спрашивал ее, она отвечала. Обняв ее за пояс, он повел ее к Андрею и его ближним, покамест не спешившимся. Должно быть, ей показалось, что он подвел ее слишком близко. Она отвела его руку, немного отступила и поклонилась изящно и торжественно. И странно было видеть на лугу, под открытым небом, этот изящный торжественный поклон. Хайнрих засмеялся и потянул ее за руку.

— Андерс, это моя младшая сестра Тина! — Он снова обернулся к ней. — Но как ты здесь, на пастбище, почему? Как дед? Здоров?..

Он спрашивал быстро, но она отвечала странно медленно и поглядела долгим взглядом на Андрея и его спутников…

— Дедушка здоров, заждался тебя. А я здесь, потому что уже все знают, ты едешь. Захотела встретить тебя и раньше всех взглянуть на гостей…

— Да слезайте же с коней! — Хайнрих нетерпеливо махнул всадникам. — Эй, Герута, покажи коновязь и проводи в дом!..

Подбежала девушка, подымавшая коров. Привязали коней и вошли в хижину. Андрей успел заметить, как Хайнрих отвел сестру в сторону и снова, должно быть, расспрашивал о делах домашних…

В хижине у стены громоздились ивовые обрубки — на топливо. Сенник покрыт был пестрыми домоткаными одеялами. Из посуды глаз тотчас ухватывал большой медный котел и большую же сковороду. Герута, молодая батрачка, принесла из соседней хижины, служившей кладовой, сыр, масло и молоко…

Андрея неприятно удивили его жена и Маргарита. Первая вдруг стала держаться гордо и даже высокомерно — княгиня! И Маргарита охотно принялась услуживать ей, показывая всем своим видом, что и сестра Хайнриха и молодая батрачка должны последовать ее примеру. Андрею это показалось неуместным и потому вызвало досаду, он-то настроился на дружеский лад. Вошел Хайнрих, сел рядом с ним на пеструю покривку и тихо сказал, что вести хороши: все полагают, что ярл примет Андрея с почестями, как правителя, пусть и в изгнании…

Андрей посмотрел на Тину. Брат и сестра не были похожи. Девушка могла почитаться идеалом северной красоты — лицо белое, как белый снег; волосы и брови черные, как вороново крыло; румянец алый, словно красная кровь… О подобной красоте пели на корабле воины… Черты Тининого лица были настолько правильными и четкими, что даже казались чуть жесткими… Андрей заметил, как вдруг мрачнело ее лицо, когда она отворачивалась или полагала, что на нее никто не смотрит. Это выражение внезапной печали смягчало жесткость в ее чертах. Андрей вспомнил, что ведь она вдова, молодой муж ее убит; а ей должно быть не более девятнадцати лет… Ему сделалось жаль ее, он улыбнулся ей мягко…

После короткого отдыха решили продолжить путь.

— Ты спустишься вместе с нами? — спросил Хайнрих сестру.

— Нет, — отвечала она с какою-то настороженностью и потаенностью, — я вернусь позже, надо помочь Геруте, она не справляется…

Брат и сестра еще поговорили о хозяйственных делах. Путники сели на коней, и дорога пошла вниз…

Они ехали мимо рубленых крестьянских изб, похожих на русские сельские жилища. Попадались и дома побогаче, тоже бревенчатые, но повыше, просторнее, с большими скотными дворами и хорошо улаженными хозяйственными постройками. Видел Андрей и длинные простые постройки, в которых селили рабов. В каждом поселении выделялись особые дома — девичьи и мужские, где жили парни и девки — отдельно, — покамест семью не заведут. Каменных домов не встречалось вовсе, они появятся в Швеции лишь спустя сто — двести лет, в XIV–XV веках…

Остановились на отдых в одной усадьбе. Дом был двухэтажный, с галереей на втором этаже. Сидели в горнице. Из окошка малого, против которого, на почетном месте, усадили Андрея, виден был колодец во дворе, вокруг колодца ходили люди. Вошла хозяйка, собственноручно внесла на подносе деревянном кувшины с пивом и молоком, черный хлеб, рыбу, масло. Поставила поднос на столешницу без скатерти, поклонилась, оказывала гостям почет. Юбка на ней была длиннее, чем у Тины, передник длинный в продольных полосах, и шапка остроконечная скрывала волосы. Андрей глянул мельком на ее лицо, у него уже было впечатление, что насельники Биргеровых владений сходны видом с мордвой и жителями Руси…

Хозяйка принесла еще хлеб, икру, белую сметану пышную. Поставила перед одним Андреем, с поклоном просила его отведать, не брезговать ее угощением. Он поблагодарил с вежеством кротким и величавым и начал есть. Вспомнилось, как встречали его на землях Галичины и Волыни. Кажется, он и теперь еще нравился людям, но теперь его, кажется, жалели, чего прежде не было…