— Вы с отцом когда-нибудь занимались оральным сексом? — спросил я.
— О, нет… нет-нет… — покачала головой мама.
Она смотрела на меня так, будто я только что спросил, сколько чешуек на плавниках орангутанга.
— Ты хоть знаешь, что такое «шестьдесят девять»? — снова спросил я.
— Нет, не совсем, — ответила она.
Моя мать никогда не боялась признаться, что она чего-то не знает.
— Это синхронная оральная стимуляция гениталий, — выдал я то, что где-то вычитал.
Я видел, как мать пыталась собрать информацию воедино, выполняя математические действия: синхронное + оральное + стимуляция + гениталии = «шестьдесят девять».
— О нет, нет! — воскликнула она после недолгой паузы.
— Мам, тебе действительно нужно побольше пробовать, ты пропускаешь все праздники жизни, — улыбнулся я. А она улыбнулась в ответ.
Как мало мы тогда знали.
* * *
Коматозница. Это кличка, которую я дал Франни. Она не дрогнула ни единым мускулом и не издала ни звука. Я знал, что ей хорошо, потому что ее тело реагировало, как у любой возбужденной женщины: потело, сжималось и выделяло смазку. Но она не шевелилась.
Но вот она потрогала меня пальцем за ухо — это было сигналом для меня перевернуться на спину. Я подчинился, и она оказалась сверху. Глаза ее все так же были плотно закрыты. Франни сидела прямо на мне, и я обнимал ее за костлявые бедра.
О господи, чем я занимаюсь? Я хочу домой. Я не смогу сделать это.
Смени пластинку, парень!
Девчонка из Беверли-Хиллз заплатила тебе сто баксов за секс. Ты любовник.
Чтобы хоть как-то взбодриться, я прокрутил в голове свой собственный порнофильм: «О, крошка… дай мне это, маленькая крошка… тебе это нравится, моя сладкая? О, крошка, крошка, крошка…»
Через несколько минут я был готов вернуться к работе.
Когда все закончилось, я решил сосчитать до десяти. Зажмурившись, я начал отсчет: раз Миссисипи, два Миссисипи, три Миссисипи… а когда я досчитал до десяти и открыл глаза, Франни уже не было в комнате. Ее сменили страх и беспокойство. Я чувствовал себя грязным и оскверненным. Мне нужно было подышать воздухом.
Даже не помывшись, я натянул свои шмотки, схватил двадцать долларов чаевых, оставленных под фарфоровым яйцом, и выскочил в дверь, опустив голову и пытаясь унять трясущиеся поджилки.
Я резко завел мотоцикл, стараясь заглушить голос, раздающийся в моей голове, который милостиво сообщил мне о том, что я мерзкий тип.
Когда я уходил, я чувствовал себя нехорошо. Но я упрямо запоминал любую информацию, бережно пряча ее в закромах памяти и надеясь, что это сможет хоть чем-то помочь мне, когда дырка в моем ведре станет еще больше.
4. Супермен и любимчик
Вы можете научить проститутку культуре, но вы никогда не научите ее думать.Дороти Паркер
Над «Голливудским агентством по найму» на бульваре Сансет висел огромный плакат с изображением ковбоя с пачки сигарет «Мальборо», который заарканивает корову, посасывая сигарету. В это агентство меня послал Санни, велев нацепить модные расклешенные брюки и футболку. Был вторник, три часа дня пополудни. В то время я еще не знал, что Франни была для меня своеобразным экзаменом, который я успешно сдал. А вместо оценки я получил приглашение на большое шоу.
Я вошел в дверь, на которой была вывеска «Голливудское агентство по найму». Надпись меня слегка повеселила — это было похоже на горшок с бобами, на котором было бы написано только одно слово «бобы». По-простецки. Обстановка внутри здания тоже оказалась незатейливой — ни картин на стенах, ни объявлений, ни плакатов, ни музыки, ни кондиционера. Только незаметное кресло с одним журналом на нем, стол с телефоном и безликая секретарша. Такое лицо забывается даже в тот момент, когда вы смотрите прямо на него.
Я представился, и мне предложили сесть. В зале ожидания больше никого не было. Я взял журнал. Это был один из женских журналов с полезными советами, как сохранить остатки красоты, и тестами, чтобы проверить совместимость с вашим занозой-в-заднице мужем. Я попытался читать его, но никак не мог сосредоточиться.
Что ты делаешь? Иди отсюда, черт побери, сейчас же. Нет, парень, теперь ты мальчик по вызову, ты здесь, чтобы заработать настоящие деньги. У тебя будет больше «кисок», чем ты можешь употребить. Но это же дикость! Дикость? Так позвони матери и скажи ей, что ты хочешь домой. Да, правильно. Только она уже велела тебе однажды убраться с глаз долой. А тут тебе хотят платить деньги.
Так что заткнись и будь американцем.
* * *
— Кем ты хочешь, чтобы я стал, когда вырасту? — спросил я свою мать, когда мне было четыре. Вопрос удивил ее. Она на минуту перестала быть домохозяйкой и задумалась.
— Я не знаю, — ответила она.
В ту пору ей было двадцать восемь лет, и у нее было четверо детей дошкольного возраста, но она каждый день старалась уделить внимание каждому из нас. Тогда еще не изобрели термин «воспитательное время», но моя мать уже проводила его со своими детьми.
— Кем ты хочешь, чтобы я стал, когда вырасту? — повторил я с упрямством четырехлетнего ребенка, готового твердить один и тот же вопрос снова и снова, хоть тысячу лет.
— Я думаю, ты должен заниматься тем, что сделает тебя счастливым, — ответила моя мать.
* * *
Мистер Хартли был одет в офисный бронзово-серый костюм и восседал за стерильно чистым столом. Он действительно выглядел как консультант по найму и совершенно не был похож на сутенера.
— Расскажи мне о себе, — сказал мистер Хартли.
— Хм…
«Правило номер четыре: говори как можно меньше. Просто прими такой вид, будто у тебя большой член, мальчик», — голос Санни зазвенел у меня в голове как колокольчик.
Я попытался состроить мину уверенного в себе парня, но боюсь, что выглядел как страдающий запором идиот.
— … я учусь. В колледже Непорочного Сердца. И играю в футбол…
Это все, что я смог выдавить из себя.
Мистер Хартли наклонил голову и пристально изучал меня, будто я какой-то негр на аукционе работорговли. Я даже удивился, что он не засовывает руки мне в рот и не проверяет зубы. Но я не обиделся, что меня оценивали как кусок мяса, я воспринял это как лишний шанс доказать всем, что я принадлежу к первому сорту.
— Я только хочу уверить вас… я очень хочу работать, — подался я вперед и улыбнулся так, будто я занимаюсь сексом с женой мистера Хартли и делаю это лучше, чем он, — и я буду прекрасно работать.
Мистер Хартли на секунду утратил контроль над собой, и я догадался, что он из тех парней, кто скорей всего не слишком силен в сексе. Понятно, что он не найдет такой работы для себя. Расстановка сил в этой комнате переменилась, и теперь обстоятельства были на моей стороне.
— Есть ли что-нибудь такое, чего ты не хотел бы делать? Ну, например… Согласен ли ты работать с мужчинами?
Хм. Может, он подумал, что я флиртовал с ним? Я попытался представить себя с членом во рту. Или свой член во рту другого мужика. Мне это не понравилось.
— Ну, на самом деле я не слишком заинтересован в работе с мужчинами, — сказал я.
— Ты уверен? Просто у меня полно таких заказов, и тебе не надо будет ничего делать, кроме как разрешать им доставлять тебе удовольствие.
Доставлять мне удовольствие? Как-то не слишком заманчиво звучит. Может, лучше вернуться к своим цыплятам?
— Эй, если не хочешь, то нет проблем. Наша политика очень строгая — мы не заставляем никого делать что-то такое, что им не нравится. Мы уверены, что так люди работают лучше, а клиенты больше удовлетворены. Так что скажи, что именно ты согласен делать.
Какие половые акты я согласен выполнять за деньги и что мне нравится? Внутренний голос, который никогда не ошибался, кричал мне, чтобы я уходил и больше никогда не возвращался в это место. Но я не мог пошевелиться. Мои мозги и мои ноги поперетягивали канат, и мозги выиграли.