Земля далекая! Чужая сторона! Грузинские кремнистые дороги. Вино янтарное В глаза струит луна, В глаза глубокие, Как голубые роги. Поэты Грузии! Я ныне вспомнил вас. Приятный вечер вам, Хороший, добрый час! Товарищи по чувствам, По перу, Словесных рек кипение И шорох, Я вас люблю, Как шумную Куру, Люблю в пирах и в разговорах. Я – северный ваш друг И брат! Поэты – все единой крови. И сам я тоже азиат В поступках, в помыслах И слове. И потому в чужой Стране Вы близки И приятны мне. Века всё смелют, Дни пройдут, Людская речь В один язык сольется. Историк, сочиняя труд, Над нашей рознью улыбнется. Он скажет: В пропасти времен Есть изысканья и приметы... Дралися сонмища племен, Зато не ссорились поэты. Свидетельствует Вещий знак: Поэт поэту Есть кунак. Самодержавный Русский гнет Сжимал все лучшее за горло, Его мы кончили — И вот Свобода крылья распростерла. И каждый в племени своем Своим мотивом и наречьем, Мы всяк По-своему поем, Поддавшись чувствам Человечьим... Свершился дивный Рок судьбы: Уже мы больше Не рабы. Поэты Грузии, Я ныне вспомнил вас, Приятный вечер вам, Хороший, добрый час!.. Товарищи по чувствам, По перу, Словесных рек кипение И шорох, Я вас люблю, Как шумную Куру, Люблю в пирах и в разговорах. 1924 ПИСЬМО ОТ МАТЕРИ Чего же мне Еще теперь придумать, О чем теперь Еще мне написать? Передо мной На столике угрюмом Лежит письмо, Что мне прислала мать. Она мне пишет: «Если можешь ты, То приезжай, голубчик, К нам на святки. Купи мне шаль, Отцу купи порты, У нас в дому Большие недостатки. Мне страх не нравится, Что ты поэт, Что ты сдружился с славою плохою. Гораздо лучше б С малых лет Ходил ты в поле за сохою. Стара я стала И совсем плоха, Но если б дома Был ты изначала, То у меня Была б теперь сноха И на ноге Внучонка я качала. Но ты детей По свету растерял, Свою жену Легко отдал другому, И без семьи, без дружбы, Без причал Ты с головой Ушел в кабацкий омут. Любимый сын мой, Что с тобой? Ты был так кроток, Был так смиренен. И говорили все наперебой: Какой счастливый Александр Есенин! В тебе надежды наши Не сбылись, И на душе С того больней и горше, Что у отца Была напрасной мысль, Чтоб за стихи Ты денег брал побольше. Хоть сколько б ты Ни брал, Ты не пошлешь их в дом, И потому так горько Речи льются, Что знаю я На опыте твоем: Поэтам деньги не даются. Мне страх не нравится, Что ты поэт, Что ты сдружился С славою плохою. Гораздо лучше б С малых лет Ходил ты в поле за сохою. Теперь сплошная грусть, Живем мы, как во тьме. У нас нет лошади. Но если б был ты в доме, То было б всё, И при твоем уме — Пост председателя В волисполкоме. Тогда б жилось смелей, Никто б нас не тянул, И ты б не знал Ненужную усталость, Я б заставляла Прясть Твою жену, А ты, как сын, Покоил нашу старость». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Я комкаю письмо, Я погружаюсь в жуть. Ужель нет выхода В моем пути заветном? Но всё, что думаю, Я после расскажу, Я расскажу В письме ответном... 1924 ПИСЬМО ДЕДУ Покинул я Родимое жилище. Голубчик! Дедушка! Я вновь к тебе пишу... У вас под окнами Теперь метели свищут, И в дымовой трубе Протяжный вой и шум, Как будто сто чертей Залезло на чердак. А ты всю ночь не спишь И дрыгаешь ногою. И хочется тебе Накинуть свой пиджак, Пойти туда, Избить всех кочергою. Наивность милая Нетронутой души! Недаром прадед За овса три меры Тебя к дьячку водил В заброшенной глуши Учить: «Достойно есть» И с «Отче» «Символ веры». Хорошего коня пасут. Отборный корм Ему любви порука. И, самого себя Призвав на суд, Тому же самому Ты обучать стал внука. Но внук учебы этой Не постиг И, к горечи твоей, Ушел в страну чужую. По-твоему, теперь Бродягою брожу я, Слагая в помыслах Ненужный глупый стих. Ты говоришь, Что у тебя украли, Что я дурак, А город – плут и мот. Но только, дедушка, Едва ли так, едва ли, — Плохую лошадь Вор не уведет. Плохую лошадь Со двора не сгонишь, Но тот, кто хочет Знать другую гладь, Тот скажет: Чтоб не сгнить в затоне, Страну родную Нужно покидать. Вот я и кинул. Я в стране далекой. Весна. Здесь розы больше кулака. И я твоей Судьбине одинокой Привет их теплый Шлю издалека. Теперь метель Вовсю свистит в Рязани, А у тебя — Меня увидеть зуд. Но ты ведь знаешь — Никакие сани Тебя сюда Ко мне не завезут. Я знаю — Ты б приехал к розам, К теплу. Да только вот беда: Твое проклятье Силе паровоза Тебя навек Не сдвинет никуда. А если я помру? Ты слышишь, дедушка? Помру я? Ты сядешь или нет в вагон, Чтобы присутствовать На свадьбе похорон. И спеть в последнюю Печаль мне «аллилуйя»? Тогда садись, старик. Садись без слез, Доверься ты Стальной кобыле. Ах, что за лошадь, Что за лошадь паровоз! Ее, наверное, В Германии купили. Чугунный рот ее Привык к огню, И дым над ней, как грива, — Черен, густ и четок. Такую б гриву Нашему коню, — То сколько б вышло Разных швабр и щеток! Я знаю — Время даже камень крошит... И ты, старик, Когда-нибудь поймешь, Что, даже лучшую Впрягая в сани лошадь, В далекий край Лишь кости привезешь... Поймешь и то, Что я ушел недаром Туда, где бег Быстрее, чем полет. В стране, объятой вьюгой И пожаром, Плохую лошадь Вор не уведет. 1924 МЕТЕЛЬ Прядите, дни, свою былую пряжу, |
