Там его задержали и препроводили к царскому генералу князю

Волконскому, стоявшему в местечке Сорочинцах, а князь Волконский

отправил его в Лебедин за караулом.

Порешили этого сотника сослать в каторжную работу в

Петербург. Неизвестно, привлечены ли были к ответу сотники и

атаманы, ездившие с Яременком в Ромны к Мазепе. Вероятно, если и они бывали в Лебедине, то их постигла та же участь.

Разом с делом о сотнике лохвицком Яременке в Архиве

Иностранных Дел сохранился другой документ, касающийся того же

города Лохвицы. Это челобитная обывателей этого города к царю, в

которой челобитчики заявляют свою верность во время бывшей

смуты. Там рассказывается, что генеральный асаул Мазепы Гамалея

прибыл в Лохвицу вместе с лохвицким сотником Павлом Мартосен-

ком, и они уговаривали народ послать значных людей в Ромны

поклониться пану гетману Мазепе; а когда в Лохвицу пришла царская

увещательная грамота - они ругались над нею, приказали

посадить в тюрьму тех, которые привезли эту грамоту, грозили даже

отрубить им руки и ноги и повесить. <На завтрее день> - расска^

зывается в челобитной - обыватели <в церкви стояли и в службы

(у обедни) были, и ведомо нам учинилося, что хотят нас бить

смертным боем и повешать. Божиею помощью з церкви под час тайн

христовых втеклисьмо и чрез килька дней крылись з домов наших, покамест после нас и жоны наши з детми з домов наших поутикали, оставя все пожитки свои. И они, асаул Гамалея да сотник

Мартосенко, приказали разорить всю нашу худобу нажитков наших; и

разорено все до конца, и мы, утекаючи через степы и поля пахотные

до войска его царского величества, на дороге встретили двох змен-

ников Мазепы шпежников и един з межи их от нас утикал, а другого

поймалисмо и отвели в Сорочинцы ко князю Григорию Семеновичу

Волконскому>.

Из двух документов, относящихся к одному и тому же городу

Лохвице, видно, что там происходили быстрые смены начальства.

В декабре являются два лохвицких сотника - Яременко и

Мартосенко. Второй был, как видно, временно послан в Лохвицу, быть

может, после выбытия Яременка, потому что этот самый Павло

Мартосенко был полковым обозным лубенским и в сентябре того же

1709 года подписался на повинной челобитной к царю от всего Лу-

бёнского полка. В Гетманщине нередко назначались временно для

управления полками лица из генеральных старшин, а для

управления сотнями из полковых. Здесь, вероятно, был такой же случай.

Укажем еще на несколько дел, более или менее

характеристических, из производившихся в Лебедине. Вот два человека из

черкас, то-есть малороссиян: глуховской обыватель Данило Таращенко

и челядник писаря Черниговского полка Булавки - Яков Кудин

745

Последний давал в Лебедине такое показание: <Сошлись мы в Глу-

хове с Данилом Таращенком дней назад тому семь или восемь и

стояли вместе. Приходит челядник Данилов и говорит: <жители

бегут, Москва везде грабит и наших людей разоряет>. Данило на

такую речь сказал: <Москва Батурин разорила и людей тамошних

перебила, даже и малых детей не пощадила; за это и мы не

зарекаемся в московской крови по колена бродить, потому что за

разорение Батурина вся Украина встанет>. Яков показывал, что он, Яков, заметил тогда ему, Данилу, что такие речи непристойны, а

Данило стал его, Якова, бить по щекам, и Яков ушел от него, но

потом, когда Яков снова воротился, Данило приказал его связать

вожжами и связанного бросить в погреб и говорил ему при этом: <Коли никому не скажешь, что я про Москву говорил - выпущу

тебя, а станешь доносить - велю голову отсечь!> Яков будто бы не

захотел дать обещания никому не рассказывать того, что сейчас

слышал, и Данило приказал вытащить его из погреба, снова бить

вожжами и запереть в пекарной избе. Яков ушел из своего нового

заключения и явился с доносом к князю Меншикову. Призванный

по этому поводу к ответу Данило Таращенко заперся во всем, что

на него показывал Яков Кудин и объяснял все дело, бывшее у него

с этим человеком, в таком виде: <Я увидал, что Яков в нетрезвом

виде бесчинствует и приказал запереть его, чтоб тогда, как он

проспится, объявить о нем его господину Булавке>.

Чем кончилось это дело, - нет известия, но оно достаточно

показывает нам вообще, какого рода дела в то время

производились в Лебедине.

Любопытно по чертам того времени показание прилуцкого попа

Мловского от 6 декабря о том, как шведы вели себя, установившись

на постое в городах Гадяче, Лохвице, Варве, Прилуках. <Я видел, -

говорил этот поп, - как прилуцкий полковник привел в свой полк

шведского генерала Крейца с его отрядом, и шведы наложили

собрать с Прилуцкого полка 12.000 волов, 17.000 свиней, 20.000

баранов, 30.000 осьмачек овса и ржаной муки, до 7.000 бочек соли, все это на один месяц, а на другой приказывали изготовить столько

же всего этого>. <Я видел, - говорил тот же поп, - как в доме

мещанина Лихопеки на образ Пресвятыя Богородицы шведы своя

ветхая испражняли и тот образ выкинули>. Прилуцкие жители ходили

жаловаться шведскому командиру, находившемуся в Прилуках, а

тот им сказал, что поступать таким образом с деревом нет греха.

Другой поп - из одного села в Лубенском полку, - в Лебедине, на

сделанном ему допросе показал, что лубенский полковник

Зеленский, у которого в полку жил священник, вызвал его к себе в Ром-

ны, где сам тогда находился при гетмане Мазепе. Священник застал

у него генерального асаула Максимовича. Зеленский спрашивал

попа: <ну, что мои маетности, целы ли? Не разграбила ли их Москва?>

746

<Ах, коли б только Днепр скорее стал и поляки подоспели бы к нам.

Тогда мы скоро бы разогнали московские войска!> - <Не

хвались, - заметил сидевший с ним Максимович. - Бог один ведает, что вперед станется>. - Поп присовокупил, что лубенский и при-

луцкий полковники, живучи в Ромнах, оба как-то <зело смутны>.

На дворе, где жил полковник лубенский, стоит шведский караул.”

Челядники лубенского полковника говорили попу, что после ухода

миргородского полковника их господин хотел было, по примеру

миргородского полковника, и сам уйти, да шведы, подметивши, что

у него есть такое намерение, поставили караул в сенях его

помещения, никуда его не выпускали, а когда приехала к Зеленскому жена

его вместе с женою Максимовича, то их обоих стали выпускать, только жен разом с мужьями не выпускали, когда же выходили со

двора жены, то мужья должны были оставаться дома. И у прочих

старшин стояло по два человека шведов на карауле. Мазепа <зело

болен>. Дальнейшая судьба этого попа, как и прилуцкого попа

Мловского, неизвестна.

Был в том же Лебедине допрос людям Ломиковского, которые

ушли от своего господина из Ромен. Их показания были во многом

схожи с показанием попа из Лубенского полка. - Мазепа зело

болен, - сообщали они, - лечит его шведский аптекарь. У

Максимовича и Зеленского поставлены шведские караулы и за ними шведы

политично присматривают, потому что вслед за миргородским

полковником и они думали уйти. К Мазепе теперь близки: их господин

Ломиковский, судья Чуйкевич, бунчужный Федор Мирович, Семен

Лизогуб, Зеленский, Максимович, но более всех - Орлик, Горлен-

ко и их господин; прочие <гораздо не в такой конфиденции.

Ломиковский говорил им, что король шведский думает идти с войском в

Московскую землю, а Мазепу оставить в Украине.

Из дел, производившихся в Лебедине и нам отчасти известных, бросаются в глаза, по оригинальности и важности данных при