на другой берег, и тотчас те батуринцы, которые были высланы

из замка с пушками, <с великою тревогою> побежали в город, а

русские свободно стали направлять мосты, с тем чтобы

перебраться через реку ночью. <Ни малейшей склонности к добру у

них не является, и все говорят, что хотят до последнего человека

все держаться>, - писал Меншиков в донесении своем царю

вечером 31 октября.

Наступила ночь. Меншиков помещался в хате, в поселке, находившемся за рекою. Тут явились к нему депутаты из Батурина: они уверяли, что если бы в самом деле гетман изменил государю, то они остаются в прежней верности и готовы впустить царские

военные силы в батуринский замок, только просили дать им на

размышление три дня сроку. Меншиков понял, что это говорилось

<с звычайною политикою> и батуринцы думают выиграть время, пока успеют шведы явиться к ним на выручку. <Довольно с вас

времени намыслиться одной ночи до утра>, - сказал им

Меншиков. Депутаты ушли, дожидаясь, впрочем, письменного ответа.

Наступило утро. Не получивши письменного ответа, батуринцы

стали палить из пушек, и в это время вспыхнул пожар на подворке, иначе на посаде. Это показывало, что, собираясь защищаться и

согнавши жителей в замок, мазепинцы готовы стоять до последней

капли крови и истребляют жилища около замка, чтобы не дать

своим неприятелям там пристанища. Меншиков в виде ответа на их

письмо, принесенное ночью, послал к ним письменное

предложение. Письмо послано было с каким-то Зажарским. Батуринцы

впустили его в замок, собрали раду и хотели читать письмо Меншико-

ва, но тут раздались резкие крики: <Некогда чинить нам отповеди>.

Против самого Зажарского возбудилась такая злоба, что его чуть-

не растерзали в куски, однако удержались от убийства и

только выгнали с таким единогласным решительным ответом: <Все здесь

помрем, а президиума не пустим>.

В ночь на 2 ноября все изменилось. В батуринском замке между

козаками была часть Прилуцкого полка; один из полковых стар-

656

шин, Иван Нос, явился к Меншикову и указал ему тайный способ

добыть Батурин. По преданию, Нос указал в батуринской стене

незаметную ни для кого калитку, через которую возможно было во

время ночи гуськом царским людям проникнуть в замок. Меншиков

отрядил туда солдат. Тайный вход был открыт; за первыми, туда

вошедшими, последовали другие, а с другой стороны был начат

приступ, и батуринцы, отбивавшись в продолжение двух часов, наконец сдались. Осталось еще предание, что когда в Батурине

услыхали, что тайный вход открыт, туда поспешила горсть осажденных, предводительствуемая диаконом, с которым неразлучно находилась

его дочь-девица. И отец и дочь погибли в сече.

Петр получил известие о взятии Батурина, находясь уже в

Воронеже1. Он был чрезвычайно доволен, немедленно благодарил

письменно Меншикова и отдавал судьбу взятого города на волю и

благоусмотрение победителя: если найдет, что Батурин может

отстояться от неприятеля, то оставить в нем гарнизон, в противном

случае сжечь его и всю артиллерию постараться скорее увезти

оттуда, а также взять с собою булаву, знамена и всю гетманскую

канцелярию.

Тогда Батурин был сожжен. Жители от мала до велика

подверглись поголовному истреблению, исключая начальных лиц, которых пощадили для казни. Впрочем, многие успели уйти заранее и

остаться целыми. Это видно из того, что впоследствии возвращались

в Батурин многие обыватели на свои места. Кенигсен, тяжело

раненный, думал скрыться, но был схвачен. Чечел успел убежать, но

в одном ближайшем селении его узнали козаки и выдали

Меншикову. Общие свидетельства единогласно говорят, что над жителями

Батурина совершено было самое варварское истребление. Сам

Меншиков не писал о том к царю, предоставляя сообщить ему обо всем

изустно.

Весть о судьбе гетманской столицы произвела страшный

переполох в малороссийском крае. Жители окрестных городков и

сел покидали свои жилища, бежали без цели, сами не зная куда, раздавались отчаянные крики: <Москва неистовствует, Москва

весь Батурин разорила, всех тамошних людей перебила и малых

деток не пожалела!>, <Ой, не зарекаймось, братце, в московской

крови по колена бродить!> - восклицали в запальчивости

слышавшие об этом козаки, а когда кто-нибудь, подслушавши

подобные речи, и замечал, что так говорить непристойно, на того

накидывались, как на изменника, били, трепали, даже связывали

и запирали в погреба. Один из таких, ушедши из рук ревностных

патриотов, доносил о том Меншикову, но тот, кого обвиняли, ука-

1 Ныне большое местечко Глуховского уезда при р. О саке, в 34 верстах

от Глухова, на дороге в Новгород-Северск.

657

зывал на доносчика, что его сажали в тюрьму за пьянство и

буйство, и он теперь в отместку вздумал доносить на других.

Впрочем, такие порывы народного негодования скоро улеглись и

не принесли большой пользы делу Мазепы.

Отправляясь после своего военного подвига к царю в Глухов, Меншиков, уничтоживши прежде несколько тяжелых пушек, вез

с собою часть артиллерии, знаки гетманского достоинства и

скованных старшин, из которых один Кенигсен не был довезен до

Глухова и умер в Конотопе, где над его трупом совершена была

казнь колесования, ожидавшая его живым в Глухове.

После присоединения Мазепы к шведам главная квартира

шведская переведена была в Дехтеревку1, за четыре версты ниже Горок, по течению Десны. Оттуда Мазепа отправил письмо к стародубско-

му полковнику Скоропадскому. Гетман выставлял причины, побудившие его сделать настоящий шаг: издавна враждебная власть

московская в последнее время возымела намерение отобрать в свою

область малороссийские города, ограбить и выгнать из них

обывателей и наполнить их своими войсками. Так поступали москали не

только в полках Стародубском, Черниговском и Нежинском, под

лживым предлогом будто делают так ради наступления шведов, но

и в других, более отдаленных полках, где шведов никак не ожидали.

<Нас предостерегли по секрету приятели, что москали хотят

прибрать в свои руки гетмана, генеральных старшин, полковников и

запровадить в тиранскую неволю, затем всех Козаков обратить в

драгуны, изгладить совершенно со света имя запорожское и

поработить навеки весь малороссийский народ>. С этой целью

Меншиков и Голицын заманивали гетмана в московский обоз. Но гетман, с согласия генеральных особ, полковников и всех старшин войска

запорожского, прибегнул к покровительству шведского короля в

надежде, что он оборонит малороссийскую их отчизну от тиранского

московского ига и не только возвратит козакам отнятые права и

вольности, но еще умножит и расширит их, и в этом король дал

свое слово и письменное удостоверение. Гетман убеждал Скоропад-

ского в согласии с полковниками переяславским и нежинским

искоренить московский гарнизон в Стародубе, а если у него к тому

не хватит сил и способа, то убегать в Батурин, стараясь не

попасться в московскую неволю. Шведские историки говорят, что ста-

родубский полковник прежде был единомышленником Мазепы в

замысле отступить к шведам, но потом отстал от замысла после

неудач, понесенных генералом Либекером под Петербургом и стал

соображать, что счастие может изменить шведам. В официальных

источниках того времени нет черт, которые бы подтверждали швед-

1 Ныне село Новгородсеверского уезда в 14 верстах от Новгород-Се-

верска.

658

ское известие, но обращение Мазепы к Скоропадскому показывает

возможную до некоторой степени справедливость такого известия.

Какие побуждения ни руководили бы Скоропадским, но он не