тогда у московских государственных людей, следовало, в чаянии

330

скорого повторитель’ного нашествия неприятеля, разорить этот

укрепленный пункт, потому что, после недавнего разрушения, поправки и отстройки потребуют слишком больших издержек; главное же, в Москве не были уверены, останется ли навсегда в

подданстве царю заднепровская Украина. Поляки беспрестанно

заявляли притязания на этот край, как на древнее, владение своей

Речи Посполитой. Московское правительство не раз отвечало на

такие притязания польским послам, да не раз твердило и

малороссиянам, что не отдаст Польше этого края, доставшегося московской

власти не от поляков, а от Дорошенка, данника Турции. Но поляки

не давали с своей стороны одобрения московским заявлениям; и в

Москве понимали, что могут повернуться обстоятельства, когда

поляки заговорят об этом решительнее, и Москве придется быть

уступчивее по отношению к Польше. Такое-то опасение возбуждало

мысль не стоять крепко за Чигирин, чтоб напрасно не потратиться

на сохранение за собою того, что может некогда стать чужим

достоянием. Таких соображений, однако, не высказывали московские

власти малороссиянам, хотя последние сами о них догадывались и

беспрестанно высказывали боязнь, чтоб их не возвратили снова под

польскую власть. Приехавший теперь к гетману царским послом

стольник Василий Тяпкин, один из замечательно умных

московских людей того времени, стал говорить Самойловичу о трудностях

обороны Чигирина от турок и спрашивал, не разорить ли этот город.

Гетман на речи Тяпкина еказал:

. <Если Чигирин будет содержаться крепко под царскою рукою, то и обе стороны Днепра будут пребывать в верности великому

государю; если же Чигирин разорить, то уж лучше прежде сказать

украинскому народу, что он царю не надобен, а потому-то Чигирин

разоряется, либо неприятелю отдается! У нас в народе говорят: за

кем Чигирин, за тем и Киев, а за тем и все мы в подданстве. Засядет

в Чигирине Юраска’ - все те, что с правой стороны к нам сюда

перешли, пойдут к нему опять на правую сторону, и нам трудно

будет их удержать. Если же, Боже сохрани, овладеют Чигирином

турки и посадят там своих людей, тогда царь турецкий велит брать

запасы с сей стороны Днепра! и все наши малороссийские города

станут поневоле отдавать ему послушание: тогда и в

великороссийские города проста будет туркам дорога! Вот и теперь уже козаки

только того и ждут, чья сторона верх возьмет в Чигирине. Хорошо, что вот нам теперь удалось; от этого тотчас два полковника из-под

Гоголева гетманства к нам отозвались; есть надежда, что и Гоголь

с остальными в подданство царю перейдет; а как Юраска шел еще

к Чигирину, то Гоголь уже подумывал: не придется ли ему пристать

к Юраске, если Юраска одолеет нас?>

Тяпкин из Батурина съездил в Чигирин, взял составленную там

опись укреплениям и, воротившись к гетману, опять вел с ним бе-

331

седу о Чигирине, но уже в присутствии старшин. Все в один голос

твердили, что Чигирин следует поправить и охранять, иначе

Украине придет беда от турок. Самойлович, поглядывая на образ

Богородицы, со слезами произнес: <о! не дай Бог попасть нам в бусур-

манские руки>. После отъезда Тяпкина гетман посылал в Москву

войскового канцеляриста, Василия Кочубея, толковать о том же и

отстаивать Чигирин, а вместе с тем поручил ему представлять

московскому правительству, что малороссиянам никак нельзя вести

против бусурман войны заодно с поляками, которых льстивому

благорасположению отнюдь не следует доверять. В этих вопросах

Самойлович одержал верх на время: Чигирин не приказывали ни

разорять, ни покидать, напротив, придумывали меры и способы к

защите против ожидаемого нового неприятельского вторжения.

Самойлович, в беседах с Тяпкиным и другими, посещавшими

его царскими послами и гонцами, чернил своего недруга Серка, уверял, что он тайно сносится с врагами и только притворно

выставляет себя верным царю. Московское правительство, сохраняя

прежний такт, ласкало гетмана, награждало посылкою объярей й

соболей, но отправило к самому Серку царскую милостивую

грамоту с подарками, как ни противно было это гетману. Серко принял

царского посланца Перхурова с почестями, приносил

благодарность царю, но просил для себя знамени и бунчука, знаков

верховного начальства над сечевыми козаками. Ясно видно было его

намерение находиться в независимом положении от нелюбимого

гетмана, а может быть, возобновлялась надежда со временем

заменить Самойловича в гетманском достоинстве, которое ускользнуло

от Серка во время конотопской рады. Московское правительство, оставаясь благосклонным и к Самойловичу, и к Серку, не сделало

угождения ни тому, ни другому в их взаимной недружбе.

Каждый час в Москве ожидали услышать о новой попытке турок

вторгнуться в Украину, но решились попробовать мирным

соглашением с турецким правительством отстранить от себя грозу: в

Турцию отправлен был гонец Поросуков известить о вступлении на

престол царя Федора Алексеевича, предложить возобновление

дружественных отношений между государствами и представить, что

нет достаточных поводов к их нарушению. Гетману поручили с

своей стороны проведывать о замыслах турок. Исполняя царский

указ, Самойлович, под видом купцов, посылал лазутчиков в

турецкие владения, вел сношения с немировским старостою Куницким и

тайную корреспонденцию с молдавским господарем, сообщавшим

ему, что делается у турок. Так, в продолжение зимы получил он

разными путями сведения, что турецкий султан разгневался за

неудачу под Чигирином и вместо него назначил воинственного Кап-

лан-пашу, а на будущее лето собирается сам идти под Чигирин с

несметным войском - 17 пашей пойдут с ним и <белые арабы>. С

332

раннею весною стали посылать ватаги или поезды в степь для до-

бытия языков. Ватажники, отправляясь за Днепр, бродили по

опустелой стране, терпя всякие лишения, питаясь по целым неделям

валявшимися желудями, и считали особым благополучием, когда

удавалось застрелить какого-нибудь зверя себе в пищу; однако, успели наловить татарских языков из загонов, отправлявшихся из

Крыма с такою же целью, с какою выезжали в степь

малороссийские ватажники. От них узнали, что хан Селим сменен, вместо него

назначен Мурад-Гирей, когда-то прославивший себя поражением

московского войска под Чудновом, и этот новый хан, по

приказанию турецкого султана, собирается летом с ордою на Чигирин.

Сообщая обо всем этом в Приказ, гетман просил выслать скорее

в Малороссию царские ратные силы, а для увеличения средств

содержания охочего козацкого войска в Малороссии представил

постановление старшин о заведении оранд (отдачи на откуп) <на

винную, дегтяную и тютюнную (табачную) продажу> сроком на год.

Правительство утвердило постановление старшин об орандах, назначило в Чигирин новым воеводою окольничего Ивана

Ивановича Ржевского, давно уже знакомого малороссиянам, а инженером

при нем - шотландца Петра Гордона, оставившего любопытные

записки о своем долговременном пребывании в России, - и под их

начальством - пять стрелецких приказов с головами и севский

драгунский полк; гетман должен был доставлять в Чигирин через

малороссийских жителей хлебные запасы царским ратным на

продовольствие.

Царский гонец Поросуков, .проведенный в Турцию козаками, нашел там не совсем благосклонный прием. Его не допустили к

самому падишаху и наотрез объявили, что если московский царь не

отступится от Чигирина и Украины, то война неизбежна. Гонец был