Был ли империей Советский Союз? Строго говоря, конечно же, нет. Ведь отношения между центром страны и его периферийными образованиями не были отношениями между победителем-мародером и его побежденной жертвой. Более того. Как известно, по многим параметрам население союзных республик в СССР оказывалось часто в более выигрышном положении, чем население центра. Не следует, однако, забывать о жестком диктате, который реализовался в СССР от центра к периферии в рамках партийно-государственной политики. Можно утверждать, что национально-государственное устройство, которое существовало в СССР, не получило адекватного обозначения в специальном слове, которое обозначало бы «установку на экономическое и культурное развитие в условиях партийно-политического диктата». Империей называли СССР только его недоброжелатели, не утруждая себя проверкой значения слова жизненными реалиями.
В связи с этим весьма странное впечатление производят выступления, содержащие ностальгию по советской империи. Еще более странно выглядят призывы к возрождению империи. Если речь идет о возрождении государственного устройства, которое существовало на территории СССР до 1991 года, то это устройство никак нельзя называть империей. Если же речь идет о желании создать именно империю, то, во-первых, не следует говорить о возрождении (нельзя возродить то, чего не было). А во-вторых, следует непременно подумать о том, насколько реально осуществить такое желание. Обычно подобные желания высказывают те, кто уверен в своей будущей принадлежности к метрополии. И хотя именно такое развитие событий отнюдь не гарантировано, стоит подумать и о тех, чье место – в колониях. Едва ли такая перспектива покажется для этих людей заманчивой. И можно только предполагать, с какой силой они будут ей сопротивляться.
Впрочем, у значения слова империя есть еще одна, отмечаемая словарями, содержательная составляющая. Она в том, что во главе империи стоит император. Менее строго эту составляющую следует понимать как богатство, пышность и демонстрация военной мощи, которыми непременно утверждает себя соответствующее государственное устройство. Известно, что в империях были созданы выдающиеся произведения архитектуры и градостроительства, в меньшей степени живописи и литературы (именно о таких атрибутах советской жизни чаще всего с ностальгией вспоминают сторонники империи), Однако искусство как некоторое самодовлеющая ценность достигало высот не только в имперские времена и в имперском стиле. А оценивать привлекательность государственного устройства на основании его внешнего оформления едва ли достойно ума глубокого и проницательного.
Можно предполагать, что одной из причин такой «разрухи в некоторых головах» выступает язык рекламы. Именно там мы находим такие, например, словосочетания, как империя кухни или империя чувств. В этом случае слово империя теряет те компоненты значения, которые связаны с государственным устройством и его иерархичностью, но сохраняет те компоненты, которые обозначают огромность, разнообразие, пышность. Иными словами, в рекламе речь идет о торговых точках, по некоторым параметрам ПОХОЖИХ на империю, но никак не являющихся «империями» в точном и полном значении этого слова. Такое «зачеркивание» одних параметров значения при сохранении других широко представлено в русском языке. Например, когда мы говорим: Мария Ивановна – змея, мы «зачеркиваем» в слове змея параметры «животное определенного вида», поскольку уже ясно, что речь идет о человеке, Марии Ивановне. А вот параметры, определяющие важные характеристики этого животного («коварство», «хитрость», «изворотливость»), при этом употреблении слова змея сохраняются как характеристики человека.
Полезно понимать такое контекстное преобразование значений многих слов и никогда не распространять рекламное значение слова «империя» («множество разнообразных красивых предложений») на политическую сферу, где слово империя содержит еще и другие, очень важные, содержательные характеристики.
Безразмерное государство
Когда мы читаем или слышим Берлин – это средоточие интересных музеев, то за словом Берлин для нас стоит определенное географическое пространство. А в предложении Берлин предлагает начать переговоры то же слово сегодня обозначает не пространство, а «руководители ФРГ». И это различие в значениях при совпадении формы не создает для нас трудностей. Подобное различие представлено не только в названиях столичных городов, но и во многих других словах, в том числе весьма употребительных. В таких, например, как слово государство. И здесь часто возникают неясности.
Одно из значений слова государство – это страна, то есть географическое пространство со своим населением, его культурой, традициями, общественным устройством. В этом смысле говорят о государствах (странах) европейских и азиатских, моноэтнических и полиэтнических, древних и новых, демократических и феодальных и т. д. и т. п. Налицо параллель с тем значением слова Берлин, которое представлено в предложении Берлин – это средоточие интересных музеев. Или в зачинах сказок: «В некотором царстве, в некотором государстве».
Другое значение слова государство – это система органов власти, регулирующих жизнь людей, которые живут на определенной территории, ограниченной государственными границами. Нетрудно видеть, что своим первым значением слово государство ориентировано на внешнее отграничение от других подобных государств. Зато второе значение этого слова предполагает внутреннее употребление. Нерасчлененно обозначая «систему органов власти», то есть и президента, и правительство, и федеральное собрание, и министерства, и муниципалитеты, и управы и т. д. и т. п., государство во втором значении представляет собой колоссальное обобщение. Большее, чем фрукты по отношению к яблоко, груша, персик. Или мебель по отношению к стол, стул, диван, буфет, комод. Оно напоминает скорее продукты по отношению к мясо, рыба, овощи, хлеб.
Когда пианист Денис Мацуев, получая государственную премию, радуется: «Государство оценило мой труд», – под государством, видимо, подразумеваются президент и непосредственно связанные с ним органы власти. Едва ли то же самое имеется в виду, когда нас призывают позаботиться об увеличении своей будущей пенсии, участвуя в государственной программе софинансирования пенсий. При этом нам сообщают, что государство тоже примет участие в данной программе. Наверное, в этом случае имеется в виду уже не президент и даже не правительство, а Пенсионный фонд России? Но почему тогда прямо не назвать именно этот государственный орган? Хотя в данном случае как раз его и не следует называть. Поскольку еще не совсем забылись сообщения о каких-то хищениях в этом фонде. Да и дня не проходит, чтобы не говорилось о бедственном финансовом положении данного фонда и о его мрачных перспективах. Конечно, правы авторы соответствующей рекламы: гораздо лучше говорить государство. Ведь с этим словом, в его первом значении, связываются патриотические чувства. Правда, недоверчивый будущий пенсионер может задать законный вопрос: «А куда же конкретно обращаться в случае каких-либо осложнений?» Рекламодатель адреса почему-то не оставил. Впрочем, та же неопределенность представлена и в предложении Берлин предлагает начать переговоры. Кто же именно предлагает? Канцлер, министр иностранных дел или кто-то из чиновников более низкого ранга, депутаты бундестага, кто-то еще?
Почему же так часто используется в русской речи слово государство в его втором – весьма размытом, обобщенном – значении? На мой взгляд, для этого есть две причины. Первая связана с обычно не осознаваемой сакрализацией этого слова и государства вообще в сознании говорящих по-русски. Вторая причина – более прозаическая: за ней стоит нежелание называть конкретно ответственного за совершаемые действия. Нечто вроде круговой поруки. Только уже между разнообразными государственными органами – территориальными, ведомственными, федеральными, муниципальными, законодательными, исполнительными, судебными и иными, формирующими власть. Однако в некоторых случаях вся эта замена конкретной информации давлением на читателя/слушателя кажется ничем не оправданной. Почему, скажем, не назвать полученную Денисом Мацуевым премию более конкретно – президентской? Ведь, до того как стать государственной, она называлась Ленинской, а еще раньше – Сталинской. Таким образом указывалось, что такая премия в нашей стране в определенный период является высшей государственной наградой.
