А вот в современной жизни гламура и особенно внимания к нему со стороны средств массовой информации стало много. Появились даже специальные периодические издания, содержанием которых является исключительно гламур. И все это, наверное, неплохо. Плохо то, что гламур начал занимать в нашей жизни (и в масс-медиа – как в своеобразном зеркале этой жизни) слишком большое место. Он явно теснит, например, содержание так называемых «толстых» литературно-художественных журналов, научно-популярную литературу. Причем это происходит не только на книжном рынке, но и в повседневности. Случайно подслушанные разговоры в транспорте, на улице, в парке поражают тем, сколь часто их темами являются одежда, переоборудование квартир, покупка различных предметов. Причем мужчины, в том числе и молодые, не отстают в этом отношении от женщин.

Не будем винить Славу Зайцева и Сергея Зверева, занявших на нашем телевидении столько места, сколько не снилось ни Юрию Михайловичу Лотману, ни Владимиру Яковлевичу Лакшину. Право, наши модельеры и визажисты не виноваты в том, что в отношении иных аспектов жизни их современников ощущается мыслительная и личностная пустота или, по крайней мере, весьма слабая активность.

Инновация – это не всякое новшество или нововведение, а только такое, которое серьезно повышает эффективность действующей системы.

Французское innovation восходит к латинскому innovatio (обновление, перемена). Еще в 80-е годы прошлого века абстрактного слова инновация не было в словарях русского литературного языка. А вот в «Толковом словаре иноязычных слов» Леонида Крысина, вышедшем в 2006 году, который Александр Солженицын назвал «превосходным, крайне необходимым, в уровень с эпохой», инновация толкуется как нововведение, новшество. Под словом нововведение словарь Ожегова – Шведовой понимает «новое правило, вновь установленный порядок», а под новшеством – «новое явление, новый обычай, новый метод, изобретение».

Спрашивается, не является ли инновация одним из ненужных заимствований, дублирующих уже имеющиеся в русском языке собственные слова? Давайте разберемся. Дело в том, что нередко заимствованное слово обозначает не то же самое, что близкое ему по значению исконное слово. Например, киллер – не просто «убийца», но «тайный, наемный». А то, что он «тайный», в свою очередь отличает его от значения слова палач. Или взять имидж: это, конечно же, «образ», но не любой, а «специально создаваемый».

Подобную картину мы наблюдаем и в противопоставлении новшество, нововведение – инновация. Перестановка мебели или замена портретов в кабинете – это, разумеется, новшество. А регистрация времени прихода и ухода сотрудников, если ее раньше не было, – конечно же, нововведение. Однако ни то, ни другое инновациями назвать нельзя, поскольку эти изменения не приводят к крупным, серьезным системным последствиям. А инновация же предполагает именно такие последствия.

Русский язык различает и многие другие феномены в зависимости от их размера: неприятность – беда – горе – трагедия, способный – талантливый – гениальный, грусть – печаль – тоска, улыбаться – смеяться – хохотать и пр. Для выражения различий «по размеру» мы используем слова большой и маленький, немного и очень и т. п., а также специальные суффиксы и префиксы. Например, домик – дом – домина, ручка – рука – ручища, толстоватый – толстый – толстенный, скучноватый – скучный – прескучный, открыть – приоткрыть, надломить – ломать – разломить и т. п.

Древний индоевропейский корень nov, сохранившийся в латинском, французском и русском языках, обозначает такой признак, который ранее не существовал, а теперь появился. При этом в русском языке новый обычно имеет положительную оценку. Во многих городах нашей страны есть даже улицы Новаторов, названные так в честь «активных приверженцев нового». Однако подобное безоговорочное отождествление нового с «хорошим» не всегда обоснованно. Ведь, как известно, хорошо платье новое, а друг – старый. Последнее, например, справедливо и по отношению к вину, многим предметам искусства, историческим находкам и т. д. В словах новшество и нововведение такой положительной оценки нет, а в слове инновация она есть. В русском языке немало и других слов, противопоставляющих различные оценки одного и того же: помощник – сподвижник – приспешник, стабильность – застой, щедрый – расточительный и т. п. Даже обычное поведение людей в определенных обстоятельствах мы называем традицией, если оно нам нравится, и предрассудком – если не нравится.

Итак, слово инновация обозначает такое новшество и/или нововведение, которое, во-первых, делает соответствующую систему существенно более эффективной и, во-вторых, как следствие, имеет положительную оценку. Поэтому, встречая в текстах слово инновация, следует понимать, что за ним стоит весьма радикальное улучшение чего-либо. А отмечая те или иные конкретные новшества и/или нововведения, следует считать их инновациями только тогда, когда они серьезно повысили производительность труда, значительно облегчили или ускорили процесс обучения, многим вернули здоровье и работоспособность и т. д. Иными словами, в результате существенно улучшили качество жизни человека.

Глагол кошмарить вполне мог быть объектом одного из заданий ЕГЭ по русскому языку 2010-го и предшествующих годов. В таком задании надо было определить, каким способом образовано это слово. Правильный ответ: суффиксальным. В самом деле глагол кошмарить образован от существительного кошмар с помощью глагольного суффикса. Остается, однако, совершенно неясным, какую же именно ценность представляет собой это знание. При какой речевой деятельности на русском языке – чтении, письме, говорении, аудировании – оно может быть востребовано?

В русском языке много глаголов, образованных от существительных с помощью суффикса – и. Все эти глаголы называют действия, как-то связанные с тем, что обозначено производящим существительным. Связь эта может заключаться в обозначении «обычной» деятельности: партизанить, слесарить, хулиганить. Действий по «превращению» в кого-либо: калечить, сиротить. Действий по «созданию» чего-либо: дымить, чадить, искрить, смешить, стыдить. И наконец, действий с использованием каких-либо орудий: боронить, шпорить, утюжить (брюки).

Очевидно, что часть этих глаголов, бесспорно, принадлежит к литературному языку, например: скандалить, нянчить, стыдить, рыбачить. Есть такие, которые в словарях литературного языка имеют ограничительные пометы типа «разговорное» или «просторечное». А порой и вовсе в них отсутствуют, оставаясь достоянием молодежного сленга либо изобретением отдельных авторов. Много таких примеров собрал профессор Игорь Улуханов. Например, у Владимира Маяковского (Мандолинят из-под стен), у Андрея Вознесенского (Отшельничаю, берложу, отлеживаюсь в березах), у Николая Асеева (Язычат огнями их перья и кисти), у Юлии Друниной (И мадригалит без устали свита). Эта же модель используется и в «компьютерном» языке: гуглить, френдить, чатить (чатиться).

Итак, при необходимости в процессе говорения и письма от существительного можно образовать глагол с помощью суффикса – и-. При этом он уже может существовать в языке – литературном или ненормированном – либо быть авторским «изобретением». В этой ситуации призыв не кошмарить бизнес вполне адекватен не только экономике, но и русскому языку. Кошмар – «что-то тягостное, ужасное, отвратительное, существующее в реальности и во сне». Кошмарить – «создавать состояние кошмара».

Этой же языковой моделью воспользовался как-то и бывший мэр Москвы. Выступая в связи с жарой и задымлениями летом 2010 года, Юрий Лужков, призвал москвичей не истерить. Этот глагол полностью соответствует нынешним тенденциям в русском языке. Вопрос лишь в том, от какого именно существительного образован глагол истерить: от истерия или от истерика? Как известно, истерика – это «припадок истерии». А истерия – «нервно-психическое заболевание, проявляющееся в повышенной раздражительности, судорожном смехе, слезах, а также лихорадочная, судорожная деятельность в каком-либо направлении».