— Ну хватит! Иду! — крикнул он и быстро зашагал к двери. Распахнув ее, ему пришлось подавить в себе жгучее желание спустить шкуру с человека, стоящего перед ним.

Это был Кертис, так называемый лучший друг. Ростом он был выше Митча. На нем были мешковатые голубые джинсы, рубашка навыпуск и бейсболка. Он держал стакан колы из близлежащей забегаловки и пакет жирного поп-корна.

— Как живешь, старик? — нараспев произнес Кертис, на манер Джона Уэйна. Он заглянул в квартиру. — И где же те девицы, что я тебе обещал?

Джон Уэйн, должно быть, в гробу перевернулся. Митч нахмурился:

— Я послал их всех куда подальше, дружбан.

Кертис насупился:

— С какой это стати? Ты что, имеешь что-то против моего вкуса? Я считал, что послал к тебе хорошеньких девочек. Особенно последнюю.

— Сейчас ты узнаешь вкус крови, потому что я разобью тебе физиономию за этот идиотский прикол, — с ненавистью проговорил Митч и сжал кулаки. — Иди ты, Кертис, куда подальше! Последнюю неделю моей жизни ты превратил в ад.

— Да уж. Женщины просто табунами за тобой бегают. И ты называешь это адом? Расскажи свою печальную историю кому-нибудь, кто не живет с тобой по соседству, — фыркнул Кертис.

Митчу захотелось, чтобы он поскорее убрался. Он взглянул на своего друга со злостью, но лицо Кертиса вдруг озарилось невинной обезоруживающей улыбкой.

— Я дам тебе поп-корна. Он с двойным маслом.

Видя, что Митч все так же холодно молчит, он добавил:

— Да ладно тебе, старик. Тех рекламных щитов больше нет. Сняли. Уничтожили. Капут.

Митч нехотя пригласил его войти.

— Видно, от тебя так просто не отделаешься. Располагайся. Только сделай мне одолжение, Кертис, не дотрагивайся своими жирными пальцами до аппаратуры.

Он оставил своего друга на мгновение, чтобы закрыть дверь, и, уходя, крикнул:

— Ты застал меня как раз в тот момент, когда я заканчивал важную работу.

— Правда? Что у тебя теперь? Очередные кастрюли и сковородки, мебель и пылесосы? Или на этот раз львы, тигры и медведи?

Кертис проследовал за ним в темную комнату. Он поставил стакан и потянулся к фотографии. Митч успел остановить сальную руку, прежде чем он дотронулся до глянцевой поверхности.

— Я же тебе сказал: ничего не трогать.

Кертис отвел руки за спину и засмеялся:

— Да, парень.

— Нет, все гораздо серьезнее. Никаких крошек и деток. На этой неделе я получил предложение заключить контракт о котором я тебе уже говорил. Это пробные снимки. Я сделал их сегодня с первой моделью, — сообщил ему Митч, снимая просохшие фотографии и складывая их стопками.

— Сегодня? Ты говоришь, она приходила сегодня? — Кертис пристально посмотрел на него.

— Да. Бедняжка, я напугал ее до полусмерти. Подумал, что это одна из твоих девочек.

Кертис откашлялся и отхлебнул немного колы. Разгрызая лед, он спросил:

— Могу я на нее посмотреть? Не бойся, я не дотронусь до фотографий. Ты сам держи их.

Когда Митч достал снимок, который решил оставить себе на память, глаза Кертиса расширились. Он даже поперхнулся. Митч постучал ему по спине.

— Эй, ты в порядке, болван?

Откашливаясь, Кертис едва смог кивнуть головой.

— Да. Кажется, лед попал не в то горло. Можно я еще раз посмотрю на фотографию?

Наконец-то Митч перестал дуться на друга и слегка улыбнулся:

— Она бесподобна, правда?

Кертис приподнял густые брови:

— Да, я тоже так подумал. Ты говоришь, она модель? Как интересно…

— Ты только посмотри на ноги. Разве она может быть еще кем-то?

Глаза Кертиса вспыхнули:

— Конечно, она не может быть никем другим. Определенно, она модель. Знаешь, кажется, она даже кого-то напоминает.

— Нет, — покачал головой Митч, — я так не думаю. Если бы я видел ее в каком-нибудь журнале или каталоге, непременно запомнил бы ее. Девушку с такой внешностью не так-то просто забыть. А ноги…

— Ты прав.

Кертис вышел вслед за другом в соседнюю комнату, где на журнальном столике лежали только что напечатанные фотографии.

— Мне кажется, у нее много достоинств. Почему ты не попытался обнажить некоторые из них?

— Это против правил.

Кертис пробурчал:

— С каких это пор ты стал таким щепетильным?

Митч на мгновение замолк. Действительно, с каких пор? Вероятно, со времени недавней связи с Селестой. Она хотела лишь воспользоваться им, чтобы сделать себе карьеру и стать известной моделью. Кроме того, его раздражало, что большинство женщин требуют от мужчины обязательств. От слова «обязательства» его просто тошнило.

— Ну? — Кертис прервал его размышления. — Что тебя останавливает? Если ты ее хочешь, так не стой на месте.

— Тебе этого не понять. Ты такой бабник! А еще я дорожу контрактом. Может быть, это мой единственный шанс. А Грант — страшный консерватор. Связь с моделью слишком рискованна.

— А кто говорит о связи? Почему бы просто не поразвлечься? На хрена я тогда развешивал эти щиты? Целый год ты живешь отшельником. Конечно, ты обжегся с Селестой. Но ведь не все женщины такие лживые мошенницы, помешанные на деньгах, — возразил Кертис, набивая рот очередной пригоршней попкорна.

— Разве мама тебе никогда не говорила, что нельзя разговаривать с полным ртом?

Громкая отрыжка разнеслась эхом по комнате.

— Ты уходишь от темы.

— Может, мне извиниться?

Митч встал. Карие глаза Кертиса зло заблестели.

— Скажи, что ты хотя бы попробуешь с длинноногой красоткой, или я испорчу воздух.

— Вон! — заорал Митч и указал на дверь.

— Уже иду, — во весь рот улыбнулся Кертис.

— Ты что, забыл, что я зол на тебя как черт? Помнишь вкус крови на разбитых губах? — угрожал Митч. Хоть он и знал, что Кертиса не так-то легко запугать, он сделал шаг навстречу своему массивному другу.

— Что за вопрос? Расслабься. Разбитые губы, ха! Какое богатое воображение. Ты что, забыл, чем мне обязан?

— Все еще помнишь, старик? Столько лет прошло. Время, чтобы отыграться, давно вышло.

Митч хмуро посмотрел на него. Кертис поднял руки.

— Ухожу, ухожу. Мне надо позвонить своей двоюродной сестре.

— Двоюродной сестре?

— Да, своей двоюродной сестре Аните. Не думаю, что вы знакомы. Мы собираемся встретиться.

Кертис подошел к двери, открыл ее, повернулся и в манере Арнольда сказал:

— Я вернусь.

Когда дверь закрылась, Митч подумал, как он вообще смог подружиться с этим большим недотепой. Они определенно были совершенно разными. Кертис был воплощением грубости: вечно жующий спортивный журналист с набитым ртом и плохими манерами. Но в колледже эти двое почему-то стали друзьями. Митч фотографировал футбол, а Кертис писал о нем. С тех самых пор Кертис постоянно напоминает ему, что если бы не он, Митч никогда бы не стал снимать для газеты колледжа, а студии Салливана вообще бы не существовало. В некотором смысле Кертис был прав. Митч знал, что обязан ему. Временами Кертис был обаятельным и забавным, но чувство долга — основная причина, по которой Митчу приходилось ладить со своим несносным другом. С годами же стало казаться, что Кертис увеличил долг до размеров пожизненного обязательства.

Митч сел на диван. Его взгляд блуждал среди фотографий, разбросанных на стеклянном столике. Он задумался о том, как он сможет держаться подальше от Гизеллы Грин. А хотел ли он этого? Может быть, Кертис прав. Может, ему стоит приступать к действиям и поразвлечься? А возможно, связь с ней будет его самой большой ошибкой в жизни.

Гизелла и Анита шли к дому по тротуару, обрамленному по краям цветочными клумбами. Они приблизились к веранде, украшенной массивными колоннами. У веранды стояли алебастровые кресла-качалки, с потолка свисали похожие на них качели. Рядом с домом протекала полноводная Ривер-Оукс.

— Ты уверена, что твои родители не станут возражать против еще одного гостя? — спросила Анита.

Гизелла дружелюбно улыбнулась:

— Ну, конечно, они не будут возражать. Ты ведь уже почти член нашей семьи. И если я должна явиться на этот обязательный семейный ужин, то и ты тоже.