Имелась в помещении и кофеварка – ведь собрались тут не кто-нибудь, а целая толпа анонимных алкоголиков, – и по завершении церемонии люди потянулись к ней. Я обернулся посмотреть, где копы, был уверен, что и они не прочь выпить кофейку на халяву. Но парней в штатском видно не было. И тогда я направился к выходу. Но тут кто-то окликнул меня.

Это был Грег. Подошел, взял под руку и спросил, есть ли у меня минутка.

– Всего несколько минут, – сказал он. – Нам непременно надо поговорить. И еще я хочу просить вас об одном одолжении.

В следующий раз я увидел Джека Эллери уже мертвым.

Мы с Грегом стояли в смотровой морга и долго смотрели на останки человека, которого оба знали. А потом он произнес:

– Да, это он. Это Джек Эллери.

Я кивнул в знак согласия, а затем мы вышли на улицу.

Выйдя, Грег тут же поднял воротник – ветер пробирал до костей. Потом он спросил, обещали сегодня дождь или нет. Я ответил, что прогноз погоды с утра не слушал. Он заметил, что вообще не понимает этих прогнозов.

– Они рассказывают о том, что произойдет с погодой в ближайшем будущем, – пожал плечами Грег. – И даже если по большей части ошибаются, говорят уверенно. Но что означают все эти проценты? Как понимать: вероятность дождя пятьдесят процентов? Как реагировать на это? Брать с собой половину зонтика, что ли?

– Если сказать пятьдесят процентов, тогда ошибки с их стороны не будет.

– Вот именно. Что ж, вчера обещали десятипроцентную вероятность, а дождь лил весь день. Не слишком ли смелое предположение? Лишь потому, что ты метеоролог, ты не должен прикрывать свою задницу. – Он перевел дух. – Никогда не спрашивал вас об этом, но как вы предпочитаете, чтобы к вам обращались: Мэтт или Мэтью?

Меня устраивало и то и другое, но если так ответить, люди почему-то смущаются и не знают, как себя вести.

– Мэтт вполне сойдет, – ответил я.

– Так вот, Мэтт, почему они настаивают на официальном опознании? Не понимаю! Он сидел в тюрьме, есть в картотеке полиции, они уже установили личность по отпечаткам пальцев. А что, если у человека нет ни одного близкого родственника или знакомого, как тогда они проводят опознание? Прекрасно обходятся и без него, верно?

– Само собой.

– Нет, я определенно не хотел бы видеть его таким. Моего отца хоронили в открытом гробу. И он лежал там, прямо как экспонат из Музея Мадам Тюссо. Этот образ так и остался со мной навеки – безжизненная восковая фигура. У нас с ним были проблемы, Господь свидетель. Он хотел иметь совсем другого сына и всегда ясно давал это понять. Но последняя его болезнь сблизила нас, и в конце между нами воцарились и любовь, и взаимное уважение. Я бы хотел запомнить отца совсем другим – сильным, деятельным. Я знал, что это случится, я боялся. В то же время, прощаясь, просто не в силах был заставить себя долго на него смотреть. Вы поняли, о чем я?

– Когда это случилось?

– Чуть больше года назад. А что?

– Возможно, со временем все пройдет. – Я вздохнул. – Более ранние воспоминания вытеснят эти, последние.

– Уже вроде бы началось. Не знаю, можно ли доверять своим ощущениям, они мне кажутся не вполне реальными. Или же навеяны тоскливыми воспоминаниями.

– Возможно, именно ими и навеяны, – кивнул я. – Но все равно реальны. Мы склонны запоминать людей такими, какими те были, или по крайней мере какими мы их знали. У меня была тетушка с болезнью Альцгеймера, последние десять лет прожила в специализированном заведении. Проклятая болезнь сжирала ее мозг и личность, и вообще все, что делало ее человеком. Такой я ее и запомнил.

– Боже…

– А потом, когда ее не стало, все это померкло, ушло, и ко мне вернулась прежняя, настоящая тетушка Пег.

– Сегодня я почти на него не смотрел, – признался Грег за кофе. – Видел одни сплошные раны.

Джека убили двумя выстрелами – в рот и лоб. Они показали нам тело, откинув простыню с головы до шеи, так что если имелись другие раны, мы их не видели.

– Надеюсь, вы правы, – вздохнул Грег. – Ну, в том, что страшные образы со временем меркнут. Но для меня, боюсь, это скоро не произойдет. Спасибо вам. Спасибо за то, что согласились со мной пойти.

Мне не очень хотелось продолжать общение с ним, просто духу не хватало сказать «нет».

– Я вообще не хотел идти, – признался Грег. – И уж тем более идти туда один. Я мог бы найти кого-то другого, какого-нибудь друга Джека из «Анонимных алкоголиков», но сделал правильный выбор, попросив вас. Спасибо вам огромное.

Мы вышли из морга и направились к северу по Пятой авеню. Зашли в кофейню «Майконос», что сразу за Сорок второй улицей. Когда Грег заказал сандвич с сыром на гриле, я вдруг понял, что страшно проголодался, и тоже попросил принести мне сандвич.

– И потом, – сообщил он, – я хочу поговорить с вами еще кое о чем.

– Вот как?

– О тех двух мужчинах на церемонии. Они держались в стороне. Это офицеры полиции.

– Да, я сразу понял.

– И мне не нужен был никакой радар, потому как я видел их жетоны во время допроса. Вообще-то именно они попросили меня прийти на официальное опознание. Я спросил, насколько они близки к раскрытию, но услышал нечто неопределенное.

– Неудивительно.

– Как думаете, они раскроют это дело?

– Возможно, уже раскрыли, – ответил я. – В том смысле, что знают, кто это сотворил. Но, разумеется, нужны железные улики и доказательства, чтобы довести дело до суда.

– А вы не могли бы выяснить?

– Известно ли им, кто это сделал?

Он кивнул.

– Думаю, поспрошать можно. Простой человек ответа не добьется, но у меня остались кое-какие людишки в департаменте. А зачем это вам?

– Есть причины.

Он определенно предпочитал не распространяться на это тему. Я не стал настаивать.

– Посмотрим, может, кто что и скажет. Но у меня уже есть догадка, кто именно прикончил Джека.

– Правда?

– Имени не назову, – покачал я головой. – И пожалуй, будет правильнее сказать, я догадываюсь, почему его убили. Кто-то хотел заткнуть ему рот.

– Ему выстрелили прямо в рот.

– Причем с очень близкого расстояния. Судя по всему, кто-то вставил ствол ему в рот и спустил курок. И сделал это уже после того, как ему проделали дырку во лбу. Теперь приплюсуйте сюда Девятую ступень, о которой говорил Джек, и послание становится вполне очевидным.

– Этого я и боялся, – пробормотал Грег.

– Вот как?

Он посмотрел на свои руки, потом поднял на меня глаза.

– Это я его убил, – произнес он.

Детектив Деннис Редмонд был приписан к Девятнадцатому участку, что на Восточной Шестьдесят седьмой. Я позвонил, застал его в рабочем кабинете за письменным столом и спросил, где и когда ему будет удобно встретиться и потолковать со мной в тихом спокойном месте.

– Должен сделать несколько звонков, – ответил он, – и могу выметаться отсюда. Знаете заведение «Мальчик-менестрель»?

– Песню знаю.

– Это на Лексингтон, – сказал он. – Прямо за углом от нас. В два часа устроит?

Неудивительно, что это оказалась ирландская таверна. Я пришел туда на несколько минут раньше и занял столик в углу, сидя за которым сразу бы увидел, как войдет Редмонд. В ожидании, пока официант принесет содовую, я подошел к музыкальному автомату. Выбор ирландской музыки был большой, и я нашел и «Мальчика-менестреля» композитора Томаса Мура, и «Розу Трали»[13] на обратной стороне. Обе эти песни исполнялись Джоном Маккормаком. Примерно четверть часа я сидел и слушал голос этого великого тенора, поющего о войне далекого прошлого, свидетелем которой не довелось стать ни мне, ни ему.