Был и спокойный период, когда для меня не было видимых угроз. Это было, когда до земли оставалось уж совсем немного. На этом уровне я смело различал крупные объекты, природу и мелкие дома. Земля, как таковая, была совсем близко. На последних пяти перекладинах я не выдержал и спрыгнул вниз. Почему-то, сразу по приземлению, ноги зашатались, и я, порываемый щекоткой, рухнул наземь.
-Космонавт! - кричал я, корчась в безуспешных попытках встать. – Космонавт! Я спустился! Но иди же сюда, помоги мне стать на эти прямые штуковины, что ты зовешь ногами! Они совсем не слушаются меня.
Но, по не ведомой мне причине, не было никакого ответа. Вокруг был пустой двор, без единого живого существа в пределах видимости. Лестница, на которую я смотрел, и которая уходила в черный космос через белую пустыню, таяла на глазах. Она, сверху вниз, совсем испарилась, прежде чем я успел подставить карман. «Ну ладно», - думал я, - «с ней разберемся позже». Глупая счастливая улыбка заполнила мое лицо, и я ожидал тот миг, когда увижусь с космонавтом. Странно, что он не встретил меня прямо у лестницы, но я намеревался найти его дома или, возможно, он вернулся бы из магазина, или еще откуда.
То было самое беспомощное мое положение, когда имея человеческие конечности, я не мог твердо на них стоять. Пришлось покорно лежать и ждать, когда пощипывание садистское их уймется. Космическое притяжение! Полегчало. Я попытался встать, и то у меня, можно сказать, вышло. Я смог, наконец, равноценно и объективно разглядеть новый мир. Здравствуй, Земля. Приятно встретиться ближе с тобой. Да, тут очень мило и светло. Должно быть, с таким-то небом, в котором не испепеляющее грозное Солнце, а теплое, жизнь дарующее солнышко, жить красиво и легко. Земля кажется безобидной, но слишком уж многогранным местом. С разных сторон сразу валяться тысячи предметов и понятий. Было очень тихо и иллюзорно спокойно. Прямо перед моими глазами находился домик космонавта. С этой точки он достаточно опрятен и велик. Тут же, под ним, в вышину протягиваются голубые, остроконечные цветы. Двери с этой стороны нет, нужно обходить. Передний двор тоже симпатичен. Впереди зеленый протяжный забор, за ним грохочет дорога. В стороне растут подсолнухи, свободолюбиво упиваясь ультрафиолетом. Что? Откуда я знаю, как они зовутся? Мы когда-то их обсуждали с космонавтом. Проплывая мимо желтой туманности, космонавт стал рассказывать мне про земные цветы. Он убеждал, что от красоты их можно ослепнуть. Я не ослеп, и все ж, их красоты можно сравнить с красой туманности, и она даже более ярка. Землянин тогда заметил, что есть одни цветы, которые являются совершенно особенными, лично для него.
-У моего дома, того, в котором вырос и провел все детство, всегда росли подсолнухи. Они всегда идут за солнцем, всегда преследуют его свет. Иногда я мог теряться в их гуще на долгие часы, так как был маленьким, и их ряды напрочь скрывали меня. За ними, сколько помню, никто не ухаживал, но они все росли и никогда не пропадали. Сами подсолнухи тоже похожи на Солнце. Думаю, если бы их когда-нибудь увидел, они бы тебя поразили. Думаю, с Луны поле подсолнухов смотрится как гряда желтых солнц, сливающихся в одно. А еще, я все детство спал на простыне и под одеялом с рисунком подсолнухов. Это были голубые простыни, а на них – цветы подсолнуха в разброс. Помню, этот узор на моей кровати никогда не менялся, я до сих пор ненавижу эти простыни, но цветы – другое дело.
Да, так он и говорил, не помню к чему, но очень увлеченно. Он закрыл тогда глаза, и все рассказывал, наслаждаясь воспоминаниями, летая во времени. Сейчас, когда я один, как на Луне, стоял у этих подсолнухов, мне так и виделся маленький мальчик, бегающий сквозь эти высокие растения с желтыми шапками. Я слышу его смех и ребяческий задор, когда он цепляется за их стволы. Вот открывается дверь дома, из которого выходит молодая женщина, которая с мягкой улыбкой зовет своего сына домой, и всегда знает, где его можно найти. Я прикрыл глаза рукой, воображая себя маленьким космонавтом, уж не знаю, что на меня нашло. Но, когда я о нем подумал, то сразу представил, как он будет рад меня снова видеть. Тогда я обернулся, посмотрев на дом. Это был двухэтажный, но узкий дом, с выступающим балконом на втором этаже. Он явно стар, но в этом есть его очарование по сравнению с соседними. Я посмотрел на протертые человеком окна – в них была темнота, а за ними ничего не видно. Стало ясно, что пора входить и искать там космонавта. Я ступил на порожек, тихо повернул ручку, которая, не сопротивляясь, покорно отворила двери. Я сделал шаг и попал внутрь. Дверь за мной сама собой закрылась.
Глава 24: прощай – это навсегда?
Дом космонавта выглядел уже лучше, но все еще находился в плачевном состоянии изнутри. Потрескавшиеся стены, тусклые цвета, старая поломанная мебель. Прямо за дверью меня ждало зеркало во всю стену. Для меня это стало настоящим шоком и первым знакомством с собой. С собой, каким я был тогда, пока был в теле человека. Я мог хорошо видеть свое отражение. Можно было подумать, что по ту сторону реальности стоит другой человек. Но уже через несколько движений стало понятно, что это я сам. Каков я? Может, вы меня когда-нибудь видели, но, скорее всего, не помните. Если сравнить себя с космонавтом, я выглядел достаточно молодым. Хотя в зеркальной Вселенной мне говорили, что мое лицо теперь со шрамом, никакого шрама я не видел, или не знал, что это значит. У человека с Луны, которого я видел напротив, были большие, очень большие глаза с бледными ресницами. В них была рябь. У космонавта были другие глаза. А эти – очень светлые, отдают голубым. Нос обычный, между глаз. Белая с розовым на щеках – кожа. Губы небольшие, нижняя – больше. Под правым глазом маленькое пятнышко – родинка. Волосы соломенного, светло – коричневого цвета, короткие. Был ли я красив? Не знаю, зачем спрашиваете? Но, на мой взгляд, космонавт, даже в старости, был куда красивее. На мне была оранжевая, очень яркая футболка ниже пояса. С надписью «Samba» и зеленой чертой под ней. А еще на мне были штаны, что зовутся джинсами. Откуда взялась эта одежда, и почему я ее не помню на себе? В зеркале обычный человек. Это я. Обычный. Человек. Каков же был мой облик вечность до этого момента? Совершенно не понятно. Но я не помню себя ни таким, ни каким бы то ни было другим. Зато теперь я знаю себя, по крайней мере, в одной версии. Я смотрел, пытаясь осознать. Наверное, такое можно осознавать всю жизнь, а она бесконечна. И я бы удивился, если бы точно не знал, что ничему нельзя удивляться, а еще, что меня ожидает встреча. И не с кем – ни будь, но с другом. И это двигало меня дальше по дому.
Здесь темно, еле проходит сквозь маленькие окна свет. Это создало, поначалу, некие неудобства. А почему? Не знаю, ведь, вы правы, сплошная тьма в космосе. На луне – не лучше. А тут просто полумрак в доме. Но, видимо, у Земли свои планы на меня. Это странное, ни на что не похожее человеческое тело, выходит за всякий мой контроль. Я попросту не умел жить человеком на Земле, хоть мне и было удобно быть таковым на Луне. Но, наверное, на Луне не особо и имеет значения, кто ты там и как ты выглядишь. А эти людские глаза совсем не умели тогда жить в темноте, что было не подвластно разуму. Не мог я заставить себя хорошо ориентироваться. Поэтому всякий раз ударялся о разные предметы, которых было много. От места с зеркалом я повернул направо. Там был небольшой коридор, ведущий к двери в стене. Кстати, стены обклеены цветной бумагой, которая везде слезла. Сбоку есть маленькое окно, под ним стоит стол, а на столе одежда. Рядом с одеждой большой, тяжелый предмет, металлический, треугольной формы. Тут мне в глаза ударило солнце. Оно смотрело на меня неестественно, для Земли, оранжевым светом и слепило. Это свет из окна. Нет, из другого окна. То было окно в комнате, куда можно было свернуть. Я заглянул в эту комнату. Она была сравнительно больших размеров, вся в коричневом цвете. Там было несколько десятков представителей класса «мебели» и большая высокая штука. Не знаю, как она зовется. Позже стало известно, что в ней держат еду и оттуда всегда как-то странно пахнет. Там горел голубой огонек, у самого угла комнаты на квадратном аппарате. Еще имелся такой же квадратный стол, а на нем стояли круглые белые пластины и колючие маленькие приборы. А в центре – кто-то зажаренный и очень румяный. Исходя из имеющегося опыта, я сообразил, что это – обработанная птица, чья жизнь подошла к концу на огне. Тут было тепло, очень притягивающее и еще как-то. Не знаю, как можно описать. Мягкие стулья манили меня присесть на них, и навсегда остаться рядом с этой несчастной ощипанной курицей, если это, конечно, был не индюк. Впрочем, этого я никогда не узнаю. Но я снова вышел в коридор и дошел до двери в стене, в конце этого пути. В уголке стоял маленький деревянный стул. Я отпер длинную ручку двери, и она со скрипом отворилась. Это была зеленая комната. Да, ее стены были выкрашены зеленой краской, которая либо выцвела, либо изначально была очень бледного, ясного оттенка зеленого. Почти во всю комнату растянулась кровать, большая, очень мягкая. А напротив нее стоял шкаф во всю стену, с зеркалом на одной дверце. Шкаф очень старый, темный, с повылазившими древесными колючками. Вокруг были коробки с пыльными вещами. А рядом стоял небольшой темный квадратный ящик. В комнате было пусто и пахло пылью. Я оставил ее, заперев вновь дверь. Проделав весь путь назад, я снова оказался у большого зеркала. Всякий раз, оборачиваясь, я продолжал сталкивать с незнакомцев в нем. Но, оказалось, что от взгляда моего увернулась лестница, находившаяся за ним. Она была широкой, с большими ступеньками. Прикрываемая зеркалом, та была в полной темноте, что я еле различал ее очертания. Лестница вела наверх. По сему, на второй этаж. Я аккуратно влез по ней. Каждый раз, наступая, со ступенек доносились скрипы и трески, а кое-где я и вовсе провалился. Но сверху на меня вновь лился свет из окна. Теперь это было большое окно, полностью отдающее взор на улице. Я оказался на втором этаже.
