Особенно с таким человеком, как Джек. Эйприл не знала точно, что вынудило его приехать сюда, на край света, но появился он здесь наверняка не для того, чтобы снимать свадьбы. Изобразив на лице легкомысленную улыбку, она попыталась ответить игривым тоном:

— Ты был бы слишком разочарован, если бы я сказала тебе, что думала о другом мужчине?

Эйприл хотела, чтобы ее слова прозвучали как шутка, в которой есть доля правды. Как она могла упустить из виду восприимчивость Джека, его все подмечающий взгляд?

Он медленно обошел вокруг стола и, остановившись напротив нее, нарочито-непринужденно прислонился к нему бедром.

— О ком, Эйприл? — Она хотела отвернуться от него, но его рука осторожно взяла ее за локоть и не дала ей спрятаться от пытливых глаз. — Кто, скажи, сумел так крепко связать тебя, сковать твою душу, что только такой сумасшедший ураган неистовства, который только что пронесся между нами, смог освободить тебя от этих пут?

То чувство, которое Джек вкладывал в свои слова, взволновало Эйприл. Если бы это была ревность, она могла бы прибегнуть к справедливому негодованию оттого, что он оскорбил чувство ее собственного достоинства. Но это была совсем не ревность. В его голосе звучало желание защитить — как будто он хотел выйти на поле боя и сразиться с ее мучителем. Все это было как-то странно и неожиданно. Никто прежде не предлагал ей свою помощь. Соблазн позволить еще кому-то на своей стороне был так велик, что у нее подогнулись колени от напряжения.

Джек притянул ее к себе и обнял за плечи. Ничто не могло сравниться с тем удивительным ощущением, которое она испытывала, оказавшись в его сильных руках. В этом его объятии не было ничего сексуального. Оно было заботливо-нежным, таким, словно он хотел защитить ее. Оставаться дольше в этом убежище, которое давали его руки, и не поддаться искушению принять предлагаемую им помощь, было больше невозможно. Десять долгих лет, кирпичик за кирпичиком, строила она вокруг себя эту оборонительную стену, которая теперь вдруг стала рушиться с оглушительным грохотом. Приникнув к его груди, она задрожала всем телом.

— Что с тобой, Эйприл? Скажи мне!

— Я боюсь, — призналась она, понимая, что он неправильно истолкует ее слова. Так и случилось.

— Чего? Кого? Боже мой! Что так тревожит тебя все это время?

Она медленно покачала головой, пытаясь привести в порядок все те жуткие мысли, которые метались в ее мозгу. Свадебный прием. Лицо Смитсона, словно невзначай обронившего в разговоре с ней несколько фраз, которые потянули за собой цепь воспоминаний, словно раскручиваемую назад кинопленку. Кадр за кадром. Внезапно на одном из них появилось лицо Мархама: лицо, искаженное звериной яростью в тот момент, когда она заявила ему, что подаст на него в суд. Она снова увидела себя в зале суда и этих людей, безжалостно избивающих ее своими оскорбительными, унижающими вопросами. И непрерывные вспышки фотоаппаратов, ослепляющие ее, когда она выходит из этой преисподней на улицу. И весь этот кошмар, через который пришлось пройти, предстал вдруг перед глазами с такой ужасающей ясностью, словно все это случилось десять минут, а не десять лет назад.

Она прижалась к Джеку, отчаянно пытаясь вытолкнуть все это из своей головы, боясь, что на этот раз ей не удастся это сделать. Не удастся, потому что он не позволит. Он хотел помочь, но Эйприл чувствовала, что если она расскажет ему всю эту мерзкую историю, то ей уже не придется надеяться на продолжение их отношений.

Несмотря на то, что она прильнула к нему, Джек чувствовал, что Эйприл старается взять себя в руки и поставить между ними какой-то барьер. Никогда в своей жизни он еще не чувствовал себя таким беспомощным. Сколько раз он был на грани жизни и смерти. Его способность всегда оставаться спокойным и уравновешенным, не паниковать и не терять головы, какой бы критической ни была ситуация, во многом способствовала тому, что он так рано завоевал признание своих коллег. Научиться владеть собой оказалось совсем не просто, но в его работе обойтись без этого было просто невозможно, и со временем жесткий самоконтроль стал образом его жизни.

И так было до сих пор. Сама мысль о том, что что-то отравляло существование Эйприл, и это что-то могло превратить сильную независимую женщину, с которой они самозабвенно занимались любовью всего несколько минут назад, в уязвимый, дрожащий комок нервов, ужасала его. Ужасала до такой степени, что он сейчас не в состоянии был придумать ничего более благоразумного, чем просто попытаться успокоить ее и убедить рассказать ему свою историю. Подумать только, ведь вся его карьера была построена именно на этом, на способности открывать человеческие души!

Полностью положившись на свою интуицию, Джек отбросил собственные страхи и крепко-крепко прижал ее к себе, как ребенка, обхватив обеими руками.

— Все будет хорошо, mi tesoro, — прошептал он, уткнувшись лицом в ее волосы. — Все будет хорошо. Ты можешь ничего мне не рассказывать, но клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Я хочу помочь тебе. Впусти же меня в свою жизнь, Эйприл. Прошу тебя, верь мне!

Эйприл никак не удавалось унять дрожь, и Джеку показалось, что она даже не слышала его. Не обращая внимания на заговоривший в нем инстинкт самосохранения, он дал себе клятву, что сделает все возможное, чтобы избавить ее от страданий.

Разум твердил ему, что лучшим решением вопроса было бы оставить ее сейчас одну. Но эта мысль, заставившая вспыхнуть гневом его глаза, была немедленно отброшена им. Если сегодня ночью им удалось доказать себе самое главное, то они непременно должны найти в себе силы справиться с ее проблемами, избавиться от них хотя бы на время. И на данный момент этого будет достаточно.

Рука Джека погрузилась в волны ее волос, и, найдя ее губы своими губами, он стал жадно целовать ее, стараясь заставить сосредоточиться только на нем. Ее мгновенная ответная реакция воспламенила его, и он продолжал целовать ее до тех пор, пока не убедился, что она отвечает ему и только ему. Когда у него не осталось сомнений в том, что призраки прошлого больше не стоят между ними, Джек расслабил сжимавшие ее руки, и его поцелуи стали нежнее.

Но вместо того, чтобы отстраниться от него, Эйприл стала подталкивать его к столу, и он не смог сдержать вырвавшегося из груди стона наслаждения. Она целовала его лицо, шею и грудь, раскрыв полы его незастегнутой рубашки. Ее язык и губы нашли его сосок, и он с силой сжал ее бедра, задрожав от нетерпения обладать ею.

Он совсем потерял голову, когда она жарко прошептала:

— Джек, люби меня снова. Я хочу тебя.

Не раздумывая ни секунды, он подхватил ее на руки и, повернувшись к столу, одним движением смахнул все, что лежало на нем, на пол.

Все утро Эйприл не появлялась в своем кабинете, но пришла срочная записка от Кармен с настоятельной просьбой о встрече. И оттягивать свое возвращение к делам стало больше невозможно. Проходя по широкой лужайке к боковому входу в главное здание, Эйприл огляделась. Тихо и пусто, за исключением отдыхающих, прогуливающихся неподалеку. Трудно было поверить, что около недели назад здесь проходила такая грандиозная свадьба. Ее мысли непроизвольно вернулись к Джеку.

Входя в прохладный просторный холл, она не смогла сдержать улыбку, тронувшую ее губы. Если бы кто сказал неделю назад, что в такое короткое время она так страстно увлечется одним из своих гостей, она бы немедленно отправила того человека в местный медпункт, чтобы проверить, нет ли у него солнечного удара. Да, это была правда.

Она сразу же нырнула на лестницу, решив поймать лифт на втором этаже. Все тело до сих пор пылало от воспоминаний о прошлой ночи, и ей не хотелось сейчас никого видеть. Она взлетела вверх по ступенькам, думая о том, как бы сделать так, чтобы Кармен не зашла следом за ней в кабинет. У нее было такое чувство, что стоит Кармен взглянуть на стол, как наступит мгновенное разоблачение. И так как Кармен была ее самой близкой подругой со времени переезда в Мексику, Эйприл прекрасно знала, что ни одна местная сплетня не ускользнула еще от ее уха. Эйприл требовалось время, чтобы самой освоиться со своей новой ролью, а пока она вовсе не была расположена с кем-либо обсуждать эту тему. Даже с Кармен.