По плану Анна Ивановна должна была отправиться в длительное путешествие, а Настя под благовидным предлогом переехать к родителям.

Экономить на бабушке сын и невестка не стали — купили ей дорогую путевку в круиз по Средиземноморью.

Анна Ивановна плыла на теплоходе, видела Марсель, Лиссабон, Монако и еще чего-то. На ужин с капитаном напялила подаренное невесткой платье. Какой-то (двадцать пятый?) помощник капитана клеился, точно ему заранее заплатили, чтобы никто из старых перечниц без кавалера не остался.

Вернувшись в порт приписки, Анна Ивановна продолжила скитания. Съездила на родину предков, на Беломорье. Красота невыразимая. Постоянно думала: Настена не видит, а описать словами невозможно. У двоих подруг побывала, в Рязанской и Ленинградской областях. Наревелись вдоволь, вспоминая детство и точно зная, что больше не увидятся.

Полгода Анна Ивановна колесила. Вернулась домой с твердыми перспективами — сделать ремонт, устроиться на работу, разведать, как ее доцент поживает.

Настя примчалась на следующий день в десять утра, то есть из школы удрала. С порога принялась бабушку обвинять:

— Ты! Предательница! Ты меня бросила! Я знаю, ты плавала и ездила, а меня бросила!

— Как мы хорошо все звуки научились выговаривать! — Анна Ивановна тщательно следила за своим голосом и мимикой. — Большой прогресс!

— Бабуля! — Настя кулачки сжала, лицо насупила, как больной зверек. — Бабуля, ты меня больше не любишь?

Наверное, это был момент истины. Хотя, при чем здесь истина? Переломный момент. Скажи Анна Ивановна: «Не люблю!» — и ребенок, пострадав немного, прирос бы к родителям. Но Анна Ивановна внучку любила больше жизни!

— Не говори глупости! И почему ты не в школе?

— Бабуля! Ты плачешь! — заорала Настя радостно.

Анна Ивановна так старалась быть строгой, что не заметила, как полились слезы. А внучка, ликуя, прыгала то на одной ноге, то на другой и скандировала:

— Ты плачешь! Плачешь! Ты плачешь, как при скарлатине!

Надо же, помнит! Настена очень тяжело болела скарлатиной. Температура пять дней под сорок, лежала в забытьи. Анна Ивановна сидела рядом и пускала слезы.

Она развернулась, ушла в комнату, села в кресло. Настя тут как тут. Забралась на колени, обняла за шею и точно бабушкиным голосом, только на октаву выше, назидательно произнесла:

— Ты можешь не помнить о своих хороших поступках, но не должна забывать о плохих и делать правильные выводы!

— Не смей меня передразнивать!

— А что ты мне привезла? Много подарков?!

Вечером в квартире Анны Ивановны разыгралась душераздирающая сцена. Родители пришли забирать дочь. Невестка рыдала и говорила, что только-только начала становиться матерью. Внучка вопила и носилась по квартире. Сын, злой как демон, бегал за ней и ловил. Она вырывалась, царапалась и отпускала такие выражения, что Анна Ивановна подумала о необходимости наведаться в школу и выяснить, кто учит детей площадной ругани. В конце концов Настя подлетела к бабушке, намертво вцепилась в шею и так заверещала, что все оглохли. Сын и невестка испуганно застыли: ребенок обезумел!

— Отпусти! — просипела Анна Ивановна. — Задушишь! Так! Спокойно! Мы пойдем на компромисс! Все вместе.

— Я пойду с тобой? — уточнила Настя.

— Со мной, — кивнула бабушка. — Со мной ты будешь жить понедельник, вторник и среду. Четверг, пятница и выходные — с родителями! У меня должна быть личная жизнь!

— Какая у тебя может быть личная жизнь без меня? — удивилась маленькая эгоистка.

Ничего из этого плана не вышло. Ребенок не собачка, которую можно таскать с места на место. Постоянно случались накладки: то форму физкультурную забыли, то учебники не захватили, то домашнее задание Настя затихарила. Словом, типичная ситуация с семью няньками. Перешли на новый график: пять школьных дней внучка у бабушки, выходные — с родителями. Им тяжело доставалось. Неделю работают от зари до зари, а в субботу и воскресенье без отдыха. Потому что с Настей нагрузочка будь здоров. Но с возрастом у нее стало проявляться человеколюбие и забота о родителях. В пятницу вечером она частенько предлагала бабушке Ане:

— Давай позвоним маме с папой? Пусть расслабятся, а я дома останусь? Бабушка с дедушкой сейчас заранее успокоительное лекарство принимают, — шантажировала внучка.

— Нет! — проявляла твердость Анна Ивановна. — Только на субботу можешь остаться. Родители должны хоть один день в неделю воспитывать ребенка!

— Меня ты воспитываешь, — разумно замечала Настя, — а они балуют. Какая-то у нас семья шиворот-навыворот.

— Исключительно благодаря тебе, твоему несносному характеру. На субботу назначим дополнительные занятия по английскому и математике.

Настя тут же мчалась к телефону и просила родителей забрать ее пораньше.

Сейчас Насте пятнадцать лет. И душевного спокойствия Анне Ивановне не прибавилось. Напротив, ее грызет ревность. Насте с мамой и папой теперь гораздо интереснее, чем с бабушкой. Какие-то девичьи секреты с мамой — вечно хихикают и шушукаются, как закадычные подружки. Идет с отцом на футбол, а не с бабушкой на концерт. Разыграла одноклассников: привела отца на дискотеку и сказала, что это ее парень. «Чтобы девчонки от зависти лопнули. А еще скажу, что моя мама — это моя старшая сестра, от первого дедушкиного брака», — развлекается! Как была фантазеркой, так и осталась. И родители ее поощряют! Но живет Настя, естественно, с бабушкой.

Ольга неслась в детский сад на всех парусах. Воспитатели страшно не любят, когда детей забирают в семь часов — точно в конце рабочего дня. После семи приходят те, кого нужно лишить родительских прав. Мамы, папы и бабушки, по-настоящему любящие своих чад, являются максимум в пять. Если воспитатели смотрят на тебя косо, то и к ребенку благоволить не станут.

В раздевалку средней группы Ольга вбежала в семь десять. Так и есть. Притулилась одинокая фигурка на скамеечке. Даже куртка зимняя надета и ботиночки. Осталось шапку натянуть и шарф повязать. Но ребенок чужой.

— Извините ради бога! — повинилась запыхавшаяся Ольга перед новой молоденькой воспитательницей. — На работе задержали.

— Ладно! — простила девушка. — Забирайте! — И махнула рукой в сторону одинокой фигурки.

— Это не мой сын, — спокойно улыбнулась Ольга. — А где Петя?

— Как это не ваш? — поменялась в лице воспитательница. — У меня только один остался!

Ольга, медик, врач-стоматолог, точно по науке знала, что такого органа, как поджилки, в человеческом теле нет. Но тут они возникли, даже стало понятно, где находятся. В каждой клетке! Поджилки тряслись и вибрировали. Сын! Пропал сын!

— Отдайте! — бормотала она тихо, а казалось, кричит в голос. — Отдайте моего сына! Куда вы его?

Воспитательница перепугалась не меньше, стала оправдываться:

— Я на практике, родителей и детей в лицо всех не знаю! А мне еще из двух групп, младшей и средней, оставшихся детей привели.

— Мой сын! Где мой сын? Может, он спрятался? — пришла спасительная идея.

— Нет! — Воспитательница покачала головой. — Я по списку отдавала и считала. Может, ваш муж или бабушка забрали?

Теперь Ольга затрясла головой. Она два часа назад разговаривала с мамой и с мужем, они в садик не собирались.

— Как ваша фамилия? — спросила воспитательница.

— Петя Сорокин, — ответила Ольга.

— А тебя как зовут? — Воспитательница повернулась к малышу.

— Петя Сорокин.

— Вот видите! — гордо заявила практикантка.

— Что видите! — завопила Ольга, голос прорезался. — Это не мой ребенок! Просто однофамилец и тезка. Девушка! Что вы натворили? Это же не на вокзале чемоданы спутать!

— Мне жарко, хочу кушать и писать! — подал голос малыш.

— Подожди! — хором огрызнулись тетеньки.

— Мальчик! — на всякий случай уточнила воспитательница. — Это не твоя мама?

— Не моя. Моя мама в сто раз красившее.

— Кому вы отдали моего Петю? — сыпала вопросами Ольга. — Как выглядел тот человек? Что сказал? Кем назвался?